Странники между мирами - Ленский Владимир - Страница 103
- Предыдущая
- 103/115
- Следующая
Тандернак не был страшен. Он попросту был уродлив. Настолько, что к нему применимо было определение «нелюдь».
А во-вторых, почти черные его щеки горели странными багровыми разводами. Мгновение Эмери думал, что это — обычные для возбужденного эльфа узоры на коже, но нет; ничего «обычного» в этих узорах не было. Они выглядели по-настоящему безобразно: в них словно бы сосредоточилась вся злоба этого существа. До сих пор Эмери даже не подозревал о том, что бывают злые, жестокие узоры. Наверное, младший брат, увлекавшийся «рисованием иглой», мог бы поведать ему что-нибудь в таком роде. Иные линии действительно способны выразить злость, ярость: расположенные под определенными углами, смятые, скомканные волей рисовальщика.
В-третьих, Тандернак узнал Эмери и назвал его по имени. Эта странность представлялась Эмери, впрочем, наименьшей, и с нее-то он и решил начать.
— Где мы познакомились, Тандернак? — осведомился Эмери.
— Тебе следует помнить об этом, — ухмыльнулся Тандернак. — Впрочем, твое упорство меня развлекает... Ты и впрямь не робкого десятка, если способен смотреть мне в глаза и даже разговаривать со мной как ни в чем не бывало.
— Отвечай на мой вопрос! — резко приказал Эмери.
— Ты уверен, что хочешь слышать это от меня? — осведомился Тандернак. Он развел руками; в левой он держал длинный и широкий нож, правая была пуста.
— Да, — сказал Эмери.
— Ты убил меня, Эмери, — произнес Тандернак напыщенным тоном. — Ты отвлек меня криком и вонзил шпагу мне прямо в грудь... Забыл? Неужели подобные вещи забываются так скоро? О, люди! Я-то думал, что только мы, эльфы, настолько забывчивы, но оказалось — нет. Люди тоже способны выбрасывать из памяти тех, кого уничтожили, и преспокойно существовать себе дальше... А ты просто дурак, Эмери. Заманить тебя сюда было легче легкого.
— Хочешь драться? — спросил Эмери.
— Если тебе угодно. — Тандернак отсалютовал ему мясницким ножом с таким видом, словно это была изящная шпага. — Впрочем, сомневаюсь, что ты справишься со мной. Не здесь и не сейчас. А люди умирают насовсем, Эмери, люди не умеют уходить в пограничный туман... Разве что король Гион. Но короля Гиона тоже давно уже нет.
— Ладно, — сказал Эмери. — Сразимся. Мне это угодно. И полагаю, я с тобой справлюсь, как сделал это уже однажды... Кстати, где это произошло?
— Хочешь знать, где я умер? — Тандернак приподнялся на носках и несколько раз повернулся, словно танцуя. — Меня восхищает твое равнодушие, Эмери! Ты зарезал меня в королевском саду, возле пошлого куста, покрытого цветочками!
— А ты хотел бы помереть на фоне героической помойки? — спросил Эмери. — Или тебе по душе какие-нибудь скалы, обрывающиеся вниз, к вонючему потоку? Очень эпически! Кстати, со мной в Академии учился один поэт, Пиндар, он утверждал, будто помойки настраивают на философский лад. Начинаешь размышлять о сущности бытия. Ибо помойка — это некий итог материального существования...
Тандернак, сам того не зная, помог Эмери справиться с растерянностью. Картина случившегося нарисовалась в мыслях Эмери с поразительной ясностью. Где-то в королевских садах Ренье встретился с этим жутким типом и, не зная о том, что его противник — эльф, убил его на поединке.
Эмери неожиданно бросился вперед. Тандернак, похоже, знал о том, что сейчас произойдет. Он отскочил в сторону, так изящно и легко, что впору залюбоваться. Теперь Эмери придется туго: отбивать выпады широкого тяжелого ножа шпагой — не получится; нужно уходить от ударов и выжидать мгновения, чтобы нанести ответный удар.
Будь на месте Эмери кто-нибудь другой, он был бы обречен. Но Эмери, плохой фехтовальщик, как раз предпочитал именно такой способ сражаться: он не столько встречал сталь сталью, сколько уворачивался и по возможности избегал прямых столкновений. Кроме всего прочего, он берег руки, а неловкое движение кисти могло стоить ему нескольких месяцев без клавикордов.
Тандернак наступал непрерывно, атака следовала за атакой. Эмери бегал от него, перепрыгивал с одной стороны дорожки на другую, несколько раз обегал кругом мертвую лошадь и повозку. Тандернак громко, вызывающе хохотал.
— Не узнаю тебя, Эмери! Раньше ты был куда более шустрым! Куда ты спрятал свой задор?
Эмери забрался на самый верх экипажа и в ответ на последнюю реплику Тандернака повернулся к нему задом.
— Сюда! — крикнул он, после чего спрыгнул на землю и, пока Тандернак поворачивался, кольнул его шпагой под мышку.
Эльф закричал и рванулся назад. Тонкий клинок шпаги потянулся вместе с ним; Эмери выпустил рукоять. Теперь он был безоружен.
Хрипло крича, Тандернак подбежал к нему и замахнулся ножом. Он двигался теперь неловко — сталь грызла его тело изнутри. Знакомая боль смертельной раны сжигала огнем. Он уже знал все стадии последнего пути, которые ему предстоят: слабость, темноту, постепенное исчезновение. И на каждом из этих мучительных шагов его будет сопровождать боль.
Эмери без особого труда увернулся, и Тандернак потерял равновесие. Он упал на мертвую лошадь — так, что шпага вонзилась в его бок еще глубже, а рука, все еще судорожно сжимающая нож, нанесла последнюю, бесполезную рану убитому животному. Тандернак несколько раз дернулся и затих. На этот раз все произошло гораздо быстрее, чем тогда, в саду.
Тяжело дыша, Эмери подошел ближе. Узкое темное лицо эльфа исказила гримаса — теперь в нем не осталось ничего ни от эльфа, ни от человека; что-то дьявольское, жуткое глядело на Эмери белыми глазами.
Кустер осторожно передвинулся на коленях ближе к трупу.
— Он мертв? — спросил возница тихонько. Сорванный голос его звучал сипло.
— Да, — отозвался Эмери. — Если его можно убить, то он, несомненно, мертв.
— Если ему верить, то вам это удается уже вторично, — заметил Кустер.
— Возможно, — сказал Эмери. — Возможно, и второй...
Он вытащил шпагу из трупа и удивился тому, что крови не было. «Должно быть, он не лгал — он действительно был мертв один раз», — подумал Эмери.
А вслух спросил:
— Зачем он убил лошадь?
— Он — негодяй, — просто ответил Кустер. — Другой причины нет.
Он провел рукой по мертвой лошадиной морде и начал снимать с нее сбрую.
И тут они услышали женский голос:
— Чем это вы тут заняты?
— Сама посмотри, — огрызнулся Кустер. Эмери удивил его тон: возница разговаривал с незнакомкой, вышедшей из тумана, так, словно давно ее знал — и даже за что-то сердился.
— Зачем вы сюда поехали? — продолжал голос. — Не понимаю... Неужели у вас имелась достаточно серьезная причина свернуть на этот проклятый проселок?
Из тумана выступила Уида и приблизилась к обоим путникам. Шнуровка ее корсажа была распущена, юбка подоткнута сбоку под пояс. Босые ноги забрызганы росой, к ним прилипли клочки мха, травинки. Эльфийка вела свою лошадь в поводу.
При виде Уиды Кустер длинно, жалобно всхлипнул.
— Разве не ты нас сюда завела? — спросил он и погладил зарезанную лошадку по мокрой гриве.
— Вот еще! — Уида с неудовольствием огляделась по сторонам. — Зачем бы я стала так поступать с вами? У меня здесь нет никаких дел... Мне нравилась та дорога. Здесь — отвратительно. Ненавижу приграничье.
— Значит, это сделал он, — задумчивым тоном проговорил Эмери.
— По-моему, он всерьез намеревался тебя убить, — сказала Уида, подходя к умершему и внимательно его рассматривая. — Интересно, почему? Тебе известна причина?
— Он же сам говорил: потому что недавно я убил его в королевских садах, — напомнил Эмери.
Уида обошла их кругом: убийцу и убитого. На ходу фамильярно пощекотала Эмери пальцем под подбородком.
— А для хромоножки ты довольно быстрый, — бросила она небрежно.
Эмери скривился. Он терпеть не мог, когда ему напоминали о его хромоте, да еще столь снисходительным тоном. К тому же он никогда не думал о себе как о калеке: с этим недостатком Эмери жил всю жизнь и давным-давно научился не уделять ему лишнего внимания.
Уида завершила обход и остановилась прямо перед Эмери. Ее лицо, дерзкое, очень красивое, с потаенным золотистым румянцем на смуглых щеках, было совсем близко: для того, чтобы поцеловать ее, не нужно было даже тянуться губами — вся она, Уида, была здесь.
- Предыдущая
- 103/115
- Следующая