Письмо, которого не было - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая

Одним словом, когда Тоня смогла наконец отправиться в школу – а случилось это уже после осенних каникул, в середине ноября, она решила не обращать на Ваську особого внимания. «Привет – привет» – и все.

Но Васи Константинова в школе не было. И Тоня не стала уточнять у ребят, почему.

Проходили дни за днями, падал снег, и она добиралась в Беклемищево уже дольше, чем раньше – приходилось натаптывать тропинку. Снег иногда таял, из-за этого раскисали дороги. Но к концу месяца снега навалило много, и Тоня вытащила из сарая лыжи, что крепились на валенки.

Валенки – это было полбеды. В валенках все ходили. Но вот с верхней одеждой проблема. Кроме легкой куртки у Тони ничего зимнего не было. Так что пришлось доставать из шкафа бабушкино пальто тридцатилетней давности – красивое, голубое, с песцом. Но – чрезвычайно немодное! Оно было Тоне почти в самый раз. Однако в комплекте с валенками и серым пуховым платком, который хорошо спасал от холода, пальто делало ее похожей на вертлявую старушку. «Да, буду как старушка! Пусть все смеются, сколько влезет! – решила Тоня, тогда, в первый раз после длительного перерыва отправляясь в школу и надевая это пальто. Мороз ведь был. – Главное – тепло. А красота… Некого мне там красотой и модой удивлять. Да, некого».

Ну, она и не удивила. Васьки ведь не было. Остальные ребята к ее пальтецу никак не отнеслись. Светка в раздевалке попыталась пошутить про то, куда ее бабушка такое пальто носит. Но Тоня не удостоила ее ответом.

Может быть, с Константиновым что-то случилось? Лежит болеет? Простудился тогда вместе с Машенькой? А она, Тоня, к нему так несправедлива?

И Тоня решила хотя бы пройти мимо его дома – может, удастся что-нибудь услышать, а то и увидеть.

Так она и сделала – возвращаясь из школы, дала по селу крюк. Вот он, Васькин дом, внизу, у самой реки. Тоня замедлила шаг. Странно. Ворота закрыты – хотя обычно раскрыты нараспашку и кто-то то и дело снует туда-сюда. И въезд в ворота, и даже тропинку к калитке снегом занесло – никаких следов. Свет в окнах не горит. Как будто и не живет в доме никто.

– Так их нету, – охотно ответила Тоне соседка, что как раз проходила мимо. Тоня узнала в ней пациентку из-под капельницы, Степановну. – Уж давно никого нету. Уехали они. Я видала: в машину погрузилися все – и уехали. И вон те четыре цыганских дома тоже. Еще до снега. И не знаю – когда они теперь возвернутся. Явятся или нет – непонятно.

Уехали. Васька укатил, значит, не попрощавшись. А вернется, нет – кто ж знает? Трудно их понять, этих цыган. Или дело не в цыганах, а просто в мальчишках? Что ему, Ваське, какая-то девочка Тоня? Поцеловался с ней – и будет теперь всем хвалиться…

Но дело было не в поцелуях. Вернее, он и был-то всего один, этот поцелуй. По самому Ваське она скучала – так скучала, что плакать хотелось. Она и плакала. Катила на лыжах по полю, плакала, и ветер сушил-морозил слезы, от этого драло щеки, болел нос.

Может, конечно, у Васи не было времени попрощаться. Но поверить в это было трудно. Очень трудно. Перелетная он птица – сегодня тут, а завтра вместе со всеми своими родственниками снова на юге, где арбузы дешевые… Там у него новая подружка будет, и не одна. Так что ж переживать-то?

И зачем жизнь повернулась к ней, Тоне, такой стороной? Стороной расставаний. С мамой они разлучились, дедушка любимый ушел навсегда. С Васькой подружилась – а он, он…

– Маш, Вася к нам больше не придет, – сообщила Тоня сестре, чтобы раз и навсегда прекратить разговоры о нем – больно было слышать даже его смешное и милое имя. – Он уехал вместе с родителями.

– Как – уехал? – растерялась Маша, которая дни напролет ждала своего друга. – Так нельзя!

– Уехать нельзя? Можно, Маша. Как мы уехали из Москвы? Очень просто. Вот примерно так же уехал и он. Так что не спрашивай у меня про него. От этого Вася не приедет. И меня только отвлекать будешь этими вопросами. Ладно? Ведь мне об уроках и о хозяйстве надо думать. Договорились?

– Да, – согласилась Маша.

Нахмурилась, уселась в углу. И весь вечер сидела тихая-тихая.

Ну и что. Вдвоем им тоже было хорошо!

Началась зима. Замело вокруг все снегом – только успевай отгребать его от дверей. Для этого Тоня отыскала большую деревянную лопату, по краю подбитую жестью. Дедушка подбивал – вспомнилось ей. Да, прошлым летом, в жаркий день, когда хотелось думать только о речке и надувном матраце. А он о зиме заботился…

Снег летел из-под ее лопаты рыхлыми пластами, падая, разлетался блестящей пылью. А Тоня чистила и чистила площадку у крыльца, украдкой поглядывая на белую даль – не покажется ли на дороге одинокий всадник? Или лыжник? Или пеший гость – вдруг к ним торопится? Но никто не шел в деревню Ласточки. По дороге к мосту через реку Дебрянь ездили трактора, так что добраться к ним было не так и сложно. От поворота к деревне вела натоптанная заметная тропинка: нет-нет, да кто-то и ходил до Беклемищева в магазины, санки за собой возил. А рядом с тропинкой – Тонина лыжня. Одна она ездила в село на стареньких лыжах: в школу учиться, в магазин. Чтобы бабуськи не наворачивали по снегам пять километров, Тоня выполняла их продуктовые заказы: покупала хлеб, конфеты, масло, еще там, чего они попросят. И сдачу всегда сдавала под расчет, так что сколько бы ни пытались они сунуть Тоне лишнюю денежку, у бабок этот номер не проходил. «Да много у нас денег! – уверяла она. – И денег полно, и продукты есть!»

А на самом деле деньги кончались. Неприкосновенный их запас – на случай покупки лекарств, Тоня спрятала за божницу и пообещала себе не тратить ни на что. Пригодятся – в худшем случае на лекарства. А в лучшем… В лучшем – к маме в Москву чтобы ехать, на билеты! А так… Тоня купила большую бутыль подсолнечного масла, три банки тушенки и смерзшийся блок самой дешевой мороженой рыбы – Машка растет, ей без белковой пищи нельзя. И на этом решила остановиться: ведь деньгам взяться было неоткуда. Хлеба можно не покупать – Тоня научилась печь замечательные блины, которые Маша ела и с супом вместо хлеба, и с душистым травяным чаем, и с вареньем. И ни шоколадок не просила, ни пирожных. Вообще она принцесса была еще та, эта их Машенция – при маме капризничала о-го-го! Но здесь – Тоня просто нарадоваться на нее не могла. Такая покладистая стала. То ли это от того, что малявка осознавала всю важность своего хорошего поведения в условиях трудной зимовки, то ли… Васькино воспитание сказалось. Она его во всем слушалась.

Домовой его дери, этого Ваську! Тоня раскидывала снег, а мысли ее так и крутились – то вокруг зимы, которая еще только начиналась, то вокруг бывшего частого гостя их дома. Хоп! – снова бросила взгляд на широкую белую даль, на темнеющий лес: вдруг выйдет из него кто? Конечно, снова не вышел. И почему она все надеется, почему ждет? И ведь ждет не маму родную, а чужого суетливого мальчишку! Ведь все с ним понятно – а она ждет. «Держи себя в руках, Антонина!»

Тоня хлопнула лопатой по верхушке высокого сугроба, поставила ее у крыльца и пошла в дом. Надо обедать – сегодня как снегом занялась, так до сих пор сестру голодной и держит…

Вот зачем хорошо подумала о Машке? Прямо как сглазила.

– Не буду борщ, – за обедом заявила она, отодвигая тарелку.

– Почему? – удивилась Тоня. – Невкусный? Вроде как обычно.

– У, надоел… – и Маша принялась качаться на стуле.

Тоня зачерпнула ложку борща, съела. Хороший борщ… Практически, кроме горохового и грибного супов, это было единственное первое блюдо, которое Тоня умела готовить. Борщ у нее был без мяса, но получался очень вкусный – капусты, картошки, фасоли, морковки и свеклы было в запасах много. Но этот борщ был предпоследним – томатной пасты, без которой борщ у Тони не получался, осталось всего лишь на один раз. А покупка этой пасты не входила в ближайшие Тонины планы. «Надо попробовать сварить суп фасолевый, – подумала Тоня, растерявшись, – фасоли целый мешок – с того года еще остался. Как его варят – надо в книжке кулинарной посмотреть…»

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая