Письмо, которого не было - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/30
- Следующая
Было видно, что она не шутит – и действительно уйдет в свою деревню лесными тропинками, раз пообещала. Поэтому Василий, который так и не понял, что же не так он сказал, тут же закивал:
– Договариваемся, Тонь! Я ж ничего такого, я ж просто хотел как лучше… Джинсы почистить…
И Тоне в очередной раз стало стыдно. Какая же она все-таки вредная, злобная и неинтересная! Вот, конечно, и подтверждение тому, что из таких девочек и вырастают барышни, которых называют «синий чулок». Когда-то об этом Тоня в дамском журнале прочитала, когда разгадывала тест, и вышло, что она этот несчастный «чулок» и есть. Из всех описаний характеров, которые приводились в списке результатов, этот был самый противный. Так этим непонятным «синим чулком» не хотелось быть, что Тоня тогда запулила злосчастный журнал за диван.
А сейчас…
– Да пошли вы со своими чулками! – в сердцах крикнула она и полезла в кузов.
Василий в полном недоумении посмотрел на нее – ведь полминуты назад она говорила совершенно о другом! А теперь вдруг о чулках каких-то… Хорошо, что он легко прощал тех, кого любил, да и вообще из-за широты своей натуры был снисходительным.
– Держись за борт! – весело крикнул он Тоне. – Отъезжаем!
И Тоня, охраняя Машу, ее медведя и грибы, потряслась по проселочной дороге.
К дому подъехали, когда уже стемнело. Голодный Кузя бросился навстречу «Муравью», запрыгал, залаял. Васю он уже встречал как родного. Тоня даже хотела расстроиться – но не стала. Вопросы не оставляли ее – и она измучилась еще больше, чем тогда, когда ползала, срезая под сосенками склизкие маслята.
«Вот чего первым делом он Машку на руках в дом потащил? Сама бы дошла, все равно ей надо просыпаться к ужину. Может, она ему больше нравится? Ну а что – ей шесть лет, ему, наверное, двенадцать. Нормальная разница в возрасте. Ему будет двадцать два, ей – шестнадцать… – думала она, придерживая дверь, через которую входил на кухню Василий с мешком грибов на плече. – Стоп, что за бредовые мысли? Что значит „больше нравится“? Больше кого? Больше меня? А с какого перепуга я-то ему нравиться должна? Потому что он мне нравится? Мне – нравится??!»
От этой мысли Тоня так и осела на порог. «Докатилась, невеста… – в ужасе подумала она. – Заняться больше нечем. Нравится – не нравится… Васька же маленький, у него и мыслей таких нет про „нравится“. А я, дура здоровая, размечталась, испугалась. Вот если бы ему лет пятнадцать было, я понимаю, тогда можно предположить, что он испытывает какие-то чувства. А так – просто захотел человек подружиться. Так чего ж я… Как, все-таки, хорошо, что люди мысли друг друга не могут читать. А то бы он сейчас мои прочитал – вот бы я опозорилась… У меня зимовка на носу: дрова, вода, еда. А я „нравится – не нравится“ гадаю. Позор! Позорняк! Жуть!»
Последнее слово у нее как-то вырвалось вслух.
– Устала жутко? – тут же спросил Вася и протянул ей руку.
Антонина – «дура здоровая» тринадцати лет поднялась на ноги. Васька был все таким же бодрым, он смотрел на нее снизу вверх, и веселые черные глаза его смеялись.
– Вась, а ты и правда цыган? – спросила почему-то Тоня.
– Стопроцентный, – уверил ее Вася и влюбленным взглядом посмотрел на… холодильник. – У меня папа цыган, мама цыган и брат цыган. А еще бабушка цыган, другая цыган, третья цыган… А мы есть будем?
– Ой, будем! – и Тоня кинулась к холодильнику, стала метать оттуда на стол тарелки, миски, кастрюльки. – Плитку включай, Вась! Борщ надо подогревать!
Когда кончились разговоры непонятно о чем, то есть об отношениях, когда у Тони не стало времени думать о них, тогда сразу все пошло хорошо. С Васькой было легко и просто, как будто Тоня знала его всю жизнь.
Ребята разбудили Машу, накрыли на стол – и в два счета смели все, что было на нем. С чаем смолотили целый батон и полбанки клубничного варенья.
Маша с Васькой еще сидели за столом, а Тоня уже пристроилась к корыту, в которое был высыпан один из мешков с грибами, и принялась их чистить.
– Смотри, Вась, это просто! – показывала она, ловко подковыривая ножом пленку со шляпки. Раз! – и плотная тянучая пленочка, точно сделанная из тончайшей резины, сходила почти со всей шляпки. Так, кое-где иногда приходилось подчищать. Масленок и без нее оставался таким же симпатичным.
Скоро к Тоне присоединился Вася. Руки у него были очень ловкие, так что чистить маслята мальчишка научился быстро.
Постепенно первая кастрюля наполнилась. Тоня в двух водах вымыла грибы. Надо ли их мыть еще или нет, она не знала, решила, что хватит – и так чистые. Поставила кастрюлю на плитку.
– Пусть варятся, – хорошо посолив воду, сказала она.
Васька сопел, трудолюбиво сдирая пленки. Тоня перевела взгляд с него на грибное изобилие и с тоской сказала:
– Нам это до утра не очистить, Вась. Что делать с этими грибами-то?
– Пожарить!
– Пожарю – те, что варятся, – вздохнула Тоня. – А с остальными что? Солить я их не умею. Разве что по книжке… Книжка есть. Но я боюсь – никогда сама грибов не солила. Да у нас соленых грибов и так два бочонка в погребе. Этот мешок ты домой отвезешь…
– Нет!
– Да, – уверенно заявила Тоня. – Маме объяснишь, что с ними делать. И все! Пусть она чистит. А мне в школу завтра.
– А давай тогда не пойдешь… – начал было Васька, но осекся. – В смысле, я хотел сказать… Давай я их продам! Раз ты говоришь, в Москве за них кучу денег дают.
– Как – продашь?
– Очень просто. Сяду с ведерком на трассе – и только так продам. А деньги вам привезу.
– Да не надо нам никаких денег! – возмутилась Тоня.
– Как – вообще не надо? – удивился Вася.
– Все, прекращаем этот разговор, – безапелляционно заявила Тоня. – Вот это ведро и то, что в кастрюле, оставляем нам, а все, что в мешке и в корыте, – ты увозишь.
Вася подчинился. Пока он грузил мешки на своего мотоконя, Тоня слила грибы и начала их жарить. Вкусно получилось или невкусно, ребята не смогли определить: к тому времени, когда маслята сжарились, они уже жутко устали, а потому вкуса горячих грибов и не поняли. Тоня отыскала пустую банку, сгрузила туда полсковородки жареных маслят и велела Васе отвезти домой. На пробу.
– Только считается, что они жареные не очень. Их или солить, или в суп, – заплетающимся языком проговорила она. – Все, поезжай скорее, родители волнуются.
Часы показывали третий час ночи. А Василию еще ехать пять километров. Так что когда он домой попадет – неизвестно. И как его примет дома цыганская мамаша? Тоня бы за такое позднее явление своего сынка как следует веником бы отлупила… И в то же время Ваську лупить было жалко.
«Так, начинается…» – тут же подумала она. И сразу взбодрилась, стала строгой, деловой, суровой.
Простились они спокойно. Кузя – друг Васьки – вылез из будки его провожать, помахал хвостом и устроился у ног Тони.
А Тоня долго стояла на бугорке, откуда хорошо было видно луговую долину, и все смотрела, как двигался в темноте маленький огонек фары «Муравья». И только когда он скрылся в лесу, ушла в дом.
Добро не должно было пропадать – и Тоня на автопилоте, как часто это делала летом мама, когда грибов или ягод оказывалось очень много, принялась обрабатывать маслята.
До утра она сидела на кухне, слушая негромкую болтовню телевизора, который ловил какой-то канал для полуночников. Уже сварилась огромная кастрюля грибного супа, когда Тоня, краем глаза увидев, что за окном светает, запихнула в морозилку несколько пакетов очищенных грибов. Хорошо, что ничего больше в этой морозилке не было. И теперь она была забита маслятами под завязку, аж дверца еле закрылась.
Спать. Вымыв руки и повесив фартук на гвоздик, девочка поняла: спать она хочет так, что ей все равно, как отреагируют в школе, заметив ее отсутствие на третий день обучения.
Решив не тревожить Машутку, которая спала, раскинувшись поперек кровати, Тоня влезла на теплую печку, кое-как взбила подушки, забросила туда одеяло, сладостно растянулась – и закрыла глаза.
- Предыдущая
- 8/30
- Следующая
