Капкан любви - Мид Джулиет (Мед Джульетта) - Страница 63
- Предыдущая
- 63/120
- Следующая
Позже они лежали вместе на кровати, их тела сплелись. Щека Тедди покоилась на мерно вздымавшейся и опускающейся груди Кристиана, звук его тихого дыхания убаюкивал ее. Убедившись, что она глубоко заснула, Кристиан осторожно снял ее с себя и быстро оделся. Была полночь. Он присел к туалетному столику написать короткую записку.
Моя Теодора!
Я ничего не помню, когда лежу рядом с тобой. Ты заполняешь все мои мысли. Я не могу думать ни о чем, кроме жажды прикоснуться к тебе. Мне нужно время, чтобы обдумать это предложение в покое и одиночестве. Возвращайся в Лондон, любимая. Я позвоню тебе в ближайшие двадцать четыре часа. До разговора храни меня в сердце.
Вечно твой
Клемент-Гранкур.
Он быстро вышел из вестибюля и проворно пошел по тихой, темной улице.
Тедди проснулась посреди ночи и увидела, что одна в постели. Она позвала Кристиана в тишине спальни, а затем обнаружила записку. Она все поняла. Кристиан делал важный шаг и нуждался в том, чтобы привыкнуть к мысли об уходе из «Шевадре» и отъезде из Парижа. Тедди хотелось, чтобы он принял решение без ее давления. У нее не было и тени сомнения в том, что он согласится. Она разлеглась во всю ширину кровати, улыбаясь сама себе. Его формальная подпись — Клемент-Гранкур — час спустя после интимности растрогала ее до глубины сердца.
Майк уставился на экран перед собой. Каждая клеточка его тела требовала отступить и выметаться с рынка. Если и бывало подходящее время для отпуска, то оно наступило сейчас. Рынок начинал сходить с ума. Торговцы всего мира засучили рукава и вцепились в Шведский Центральный Банк. Шведская валюта находилась под жестким давлением — статистики, предсказывающей снижение на несколько лет вперед, экономики, которая буквально замерла, правительства, залезшего в долги выше крыши. У кроны даже не было защитной сети европейского рынка. Она была в свободном падении, и просто не имелось оснований делать что-либо, кроме игры на ее понижение, прибыли были потерями шведов. Но Майку это не нравилось.
Майк был большим, дерзким игроком. Он любил делать большие ставки, а крона не была для него достаточно интересной валютой, чтобы крепко сыграть на ней. Если он купит крону, то просто получит ту же прибыль, что и все торговцы, если будет выжидать, его обвинят в потере ловкости, что приведет его на сковородку, по милости «Свериг Риксбанк». Следовать по основному течению рынка было против его натуры — иначе его не назвали бы «Дуче». Майк знал, что каждая его сделка, каждая его прибыль приносят кому-то соответствующий ущерб. Вот почему он не любил следовать общим тенденциям — можно было оказаться на проигравшей стороне. Но иногда следовало проглотить гордость и прыгнуть в общий вагон с остальными, а на данное время проигравшим почти наверняка окажется «Риксбанк». Почти наверняка. Майк нажал кнопку, автоматически соединявшую его с отделом «Морган Гаранти».
— ДД? Это Мичинелли. Скажи мне вашу стоимость четырех ярдов кроны против марки.
— Норвежской? Датской?
— Если я интересовался бы датской, я пошел бы в булочную за углом. Нет, бестолковая голова, стокгольмской.
Торговцы валютой не дураки, они знают столицы всех европейских стран.
— Она пока идет по биржевому курсу, Майкл. У нас нет особых приказов.
— Прекрасно.
— А ты считаешь, что она скоро будет сильно отличаться от этой цены?
— Более-менее, — Майк подождал несколько минут.
— Триста семьдесят четыре с половиной к тремстам семидесяти пяти с половиной.
— Ладно.
— Тебе даже это не подходит, парнище? — прикинулся простаком ДД.
— Договорились. Твое. За триста семьдесят четыре с половиной я продам тебе четыре ярда стокгольмской кроны против марки.
Майк записал сделку, поставил штамп времени сделки в документ и отметил противоположную сторону как «Морган Гаранти». Он всегда чувствовал себя лучше, приняв торговое решение — особенно, если оно приносило деньги. Он глубоко вздохнул, наполнив легкие спертым воздухом комнаты сделок. Воздух пах приятно. Тем не менее, где-то вокруг витал отчетливый запах тревоги.
Кандида порылась в сейфе в углу кабинета, где хранились распечатки записей всех кандидатов и возможных кандидатов. Она вынула анкеты четверых людей — Джека Делавиня, Малькольма Фиачайлда, Глории Мак-Райтер и Майка Мичинелли. Она тщательно перелистала их, забавляясь тем, как много в них общего. Для начала, все они жили одиноко, сосредоточив усилия на карьере. Когда Кандида начинала свой бизнес, она считала, что фраза «Семейное положение — не женат» благоприятна в итоговом описании. Эта фраза означала не только, что человек одинок, но и то, что он однонаправлен, что он не связан требованиями сопливых детишек, или супруга, или другими обстоятельствами семейной жизни.
Алекс Фицджеральд научил Кандиду другому. Любимой фразой Фица в анкете сотрудника были золотые слова «Семейное положение — женат, четверо детей». Нанимая таких сотрудников, вы знаете, что берете людей, зажатых жизнью в угол. Вы можете заставлять их работать до смерти, плохо платить им, плохо обращаться с ними — и все равно они никогда не распустят рук и не назовут вас дрянью. Вы можете допоздна задерживать их в офисе, можете заставлять работать по три выходных из четырех — и все будет о'кей, они не подкараулят вас в темноте, чтобы свести свои мелкие счеты. Ну нет, они будут приползать домой в два часа ночи, чтобы найти в духовке немного недоваренной каши и кусок подгоревшего цыпленка, который им оставила исполнительная жена, а затем улечься спать в одну кровать с младенцем. Они давно послали прощальный поцелуй свободе и независимости и были в рабстве так долго, что забыли, что все это было их собственным выбором. Женатый человек — хорошее вложение капитала. Если был выбор между двумя мужчинами, Фиц всегда, просто всегда, нанимал женатого. Определенно, не потому, что поддерживал семейные ценности. Замужняя или пригодная к замужеству женщина сталкивалась при поступлении в «Стейнберг Рот» с трудностями гораздо большими, чем ее соперники-мужчины — сценарий превращался в противоположный.
Кандида думала об этом принципе, просматривая лежащие перед ней анкеты. Легко ли эти четверо найдут новую работу? Многое зависело от того, как пойдут дела у Алекса. Майк и Глория, скорее всего, не появятся на торговом рынке в ближайшие два года. Они оба будут проводить время либо на солнечном берегу Акапулько, либо в удобной краткосрочной тюрьме. Это ее не заботило — они ничего не значили в ее дальнейших планах после того, как сделают то, что нужно. Что же касается Малькольма... ну, будущее Малькольма, кажется, в ее руках. Если она проявит снисходительность, то найдет ему какую-нибудь другую работу. Кандида склонялась к снисходительности. Малькольм оказался даже более полезным, чем она рассчитывала.
Одну анкету она изучила с особой тщательностью. Человеком, действительно беспокоившим ее, был Джек. Если все пойдет по плану, он вылетит из «Хэйз Голдсмит» в ближайшие шесть месяцев, если не раньше. Вопрос был в том, что он будет делать дальше? Его послужной список был так дьявольски хорош, что мог предоставить ему возможность получить другие предложения, но Кандида знала, что ее бывший муж будет слишком сомневаться в себе, чтобы принять их. Нет, если Джек все провалит в «Голдсмите», если он подведет всех — свою команду, вкладчиков и самого себя, — она уверена, что настанет день, когда он откланяется и уйдет от дел. И это будет ее день... день, которого она так ждала. Наконец она будет владеть собой, принимая решения.
- Предыдущая
- 63/120
- Следующая