Беспредел - Леонов Николай Иванович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая

Гурову на высоком уровне «посоветовали» не лезть в дело. Но сыщик верил грузину, влез в дерьмо по самые уши, вылез сам и спас мальчишку.

Он вышел из квартиры, поднялся на этаж, спустился на лифте до второго этажа, вышел во двор, только затем на бульвар. На Гурове был коричневый пиджак, кремовые брюки, на набалдашнике изящной трости сыщик крутил шляпу-канотье. Он был одет соответственно моде тридцатых-сороковых годов и, как бы выразились его клиенты, «нахально мазал под иностранца». Россияне так давно не одеваются. Но Гуров не любил толпу и маршевый оркестр.

Сыщик прошелся вдоль Никитского бульвара, как бы любуясь закатом, но, когда акулообразный «Линкольн» притормозил рядом, легко прыгнул в салон.

– Ты быстр и опасен, как барс, – сказал Шалва.

– Я тебя прошу, не говори красиво. – Гуров закурил, положил ноги на сиденье. – Ты сам силен, словно буйвол, только в тебе лишних пятьдесят килограммов.

– Люблю покушать. Бог простит. Куда ты хочешь поехать?

– Надо поговорить, но уверен, что нас «ведут». Твою машину знает каждый, я оделся, словно паяц, надеюсь, это поселит в их головах простенькую мысль, что у нас не конспиративная встреча.

– Я могу отвезти тебя в одно место, где мы можем поговорить. Как к этому отнесется Мария?

– Она умная женщина.

– Влюбленная женщина – только женщина, мальчик.

«Мерседес», который «вел» «Линкольн» Шалвы, держался на расстоянии и не выделялся из вечернего потока машин. В «мерсе» сидели двое мужчин среднего возраста и специфической сыскной наружности.

– Только мы начинаем совместную операцию, как сплошные проверки и перепроверки, – сказал водитель.

– Начальству виднее, – равнодушно ответил «пассажир». – Но, судя по одежде Гурова, мы с тобой тянем пустышку. Обыкновенные бабские дела. Я никогда не верил в супружескую верность полковника. Здоровый молодой мужик, хороша у него девка, слов нет, сам знаешь, нас завсегда налево тянет. Да и Князь давно от дел отошел, ничем сегодня помочь менту не может.

– Согласен, – кивнул водитель. – Только наше дело телячье, сказано – проследить и по возможности прослушать, мы выполняем. И никогда «наружку» за таким асом вести не станут, прокатимся и в стойло. Ты мне лучше скажи, сколько лет мы Шалву знаем, а слушать его тачку не научились.

– Его машина защищена лучше танка, у Гурова тачка скромнее, но тоже в наушниках одни помехи.

«Линкольн» еле втиснулся в переулок, остановился у прозрачных дверей, зато две атлетические фигуры в темной униформе были видны издалека.

– Лучше и не подъезжать, один наверняка из наших, но внутри у меня аппаратура имеется, я раз в неделю захожу, совмещаю приятное с полезным, меняю «жучки» и трахаю отличную девочку, – сказал водитель.

– Дурак, ты трахаешь кого тебе подставляют и с разрешения начальства.

– Плевать, все одно удовольствие, – хохотнул водитель, проехал мимо темного переулка, остановился за углом.

– В нужный момент тебе такие карточки покажут, импотентом станешь.

– Глупости, мадам у меня на стальном крючке.

– Заменят на золотой и вынут тебя без белья на обозрение.

В квартире стояла тишина, в одной комнате на надувном матрасе дремали посол с супругой, рядом на ватнике спал сын Октай. Мальчишка вел себя спокойнее всех.

В другой комнате на тахте, которую Шамиль приволок со двора, лежали, переговариваясь, Рощин и Леха Большой.

– Не нравишься ты мне, Леха, скис. С чего бы это? Такое дело провернули. Ну, не дадут три миллиона, один дадут точно. Не захотят они людьми рисковать и позориться на весь мир.

– Это наш позор, не ихний. Коня украсть – позор, а человека, да еще с детьми, – так позорище.

– Так ты что, передумал?

– Отстань, старшой, без тебя тошно.

В углу комнаты валялся Юрий и что-то бормотал.

В большой кухне лежал на полу Шамиль, Гема попкой лежала на полу, а головку положила чечену на грудь.

Неожиданно Юрий сел, посмотрел непонимающе, словно пьяный, затем вдруг перекрестился.

– Юрок, ты вроде некрещеный, – усмехнулся Рощин.

Юрий поднялся, вытер слюнявый рот, сплюнул в угол:

– Чертовщина привиделась. Николай, давай в магазин схожу, одуреть от тоски можно. – Он с хрустом выпрямился, задержал дыхание. – В Афгане сутками в засаде сидел, холод, грязища, шорохи чудятся, у меня сосед заснул, проснулся без головы. А тут живешь как барин, все тебе плохо.

– Человеку угодить трудно, – вставил Леха.

– Характер выдержали, пора телеграмму давать, – сказал Николай. – Зови дипломата.

Когда Рафик пришел, Николай сказал:

– Садись за стол, будем сочинять письмо султану.

Рафик подвинул блокнот, взял ручку.

– Пиши послу. Как ты к нему обращаешься?

– Смотря по обстановке.

– Обращайся официально. – Николай зевнул, почесал за ухом. – «Уважаемый… захвачен со своей семьей в заложники. Людям нужны деньги, никаких политических мотивов они не имеют. Три миллиона долларов, только наличными. В случае отказа или попытки найти нас будет зарезана дочь. Ваш Рафик. Буду звонить завтра в десять утра». Поедешь на Центральный телеграф, пошлешь телеграмму.

– Куда поеду? – растерялся Рафик. – Один?

– Не один. Я пошлю двух человек, но не тебя охранять, куда ты денешься? Чтобы ты «хвост» за собой не привел. Хотя зачем тебе «хвост»? – лениво спросил Рощин. – Как к двери подойдут, здесь уже ни одного живого не будет.

В зеленых глазах и ленивой усмешке Рощина было что-то больное.

Из соседней комнаты вышел Шамиль, держа на руках спящую Гему.

– Если в магазин, то я тоже пройдусь, – сказал он, ставя девочку на пол.

– И я! – закричала Гема.

– С тобой мы пойдем завтра. – Шамиль был лишь мальчик, но голос у него был настоящего мужчины.

Девчушка заплакала и убежала к матери.

– Вы командир, Николай, но не нужно ехать на Центральный телеграф. Там охрана, сигнализация. Зайдем на ближайшую почту, договорюсь с пацанами, они отошлют телеграмму. А лучше я на базар зайду, найду чечена, так будет вернее, – сказал Шамиль.

Они взяли хозяйственную сумку, деньги, вышли на улицу. Невысокий Шамиль, стараясь походить на мужчину, держался очень прямо, словно юнкер на плацу. Заров сильно сутулился, двигался вихляющей походкой, походил на пьяного.

– Плохо ходишь, командир, на бомжа похож, – сказал Шамиль, добавил: – Извини.

– В спине ваша пуля застряла, вынуть нельзя, – флегматично ответил Заров. – А может, и не ваша… афганская, забыл уже. Меня помалу часто цепляли.

Шамиль остановил группу подростков, о чем-то спросил, видно, ответили грубо – в руке чечена сверкнул нож.

– Стоп! – Заров шагнул в группу, вроде несильно ударил самого высокого кулаком по голове. Тот упал на колени, завалился на бок. – Ребятки, – Заров улыбнулся, – у вас спросили, надо ответить.

– Рынок два квартала прямо, затем налево, – ответил кто-то из группы.

– Спасибо, мальчики, – улыбнулся Заров. – Увидите милиционера, не говорите ему ничего, не надо.

– Командир, откуда в тебе такая сила? Ты худой с виду, дохлый. А? – спросил Шамиль.

– Бабка заколдовала, – ответил Заров, протянул руку. – Дай нож.

– Священный. Моего деда. Его нельзя бросать, – быстро заговорил Шамиль.

– Я сказал, отдай. – Заров вошел во двор, оглянулся, воткнул нож в землю, вогнал пальцем, затер землей, поставил в это место веточку, растер подошвой. – Нож деда нельзя поднимать в уличной драке. А нас за него посадить могут.

Долго шли молча, наконец Шамиль не выдержал и спросил:

– А ножом деда можно отрезать голову Геме?

Заров сглотнул с такой силой, словно хотел проглотить огромный кусок.

– Я зачем тебя откормил и говорить выучил?

– Я говорить умел, только не хотел.

– Хорошо, тогда скажи, зачем я твою пулю из своего тела вынул, цепью на твою шею повесил? – спросил Заров.

– Я должен помнить, убивать человека нельзя. А мы что делаем? Захватили людей, требуем…

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая