Бездна обещаний - Бергер Номи - Страница 66

• Предыдущая
• 66/105
• Следующая

Как только Джеффри вышел, Кирстен бросилась к телефону у постели. Истерические рыдания превратили ее речь в совершенно бессвязный поток слов, из которого Нельсон смог все же выудить два более или менее членораздельных — адвокат и частный следователь.

— Он не имеет права так поступить со мной, не имеет, просто не имеет! — бормотала Кирстен, беспрерывно меряя шагами просторный, обшитый деревом кабинет адвоката Скотта Хамлина на сороковом этаже Эмпайр стейт билдинг.

Сам адвокат, долговязый, рыжий, с узким, чувственным, очень самоуверенным лицом, сидел, положив руки на просторный, отделанный бронзой дубовый письменный стол и спокойно наблюдал за мечущейся Кирстен, ожидая, когда спадет первый шквал ее негодования. За два месяца Хамлин успел привыкнуть к тому, что его клиентка всякий раз после очередного судебного заседания принимается метаться по кабинету. И Скотт не винил ее за это. Доведись ему оказаться на месте Кирстен, он, наверное, метался бы еще и не так. За двадцать лет практики он впервые столкнулся с таким мстительным и кровожадным разводным иском, какой был выдвинут против Кирстен Харальд.

Джеффри Пауэл Оливер II жаждал крови, и в его силах было уничтожить Кирстен. Благодаря своему богатству Оливер являлся давним членом самого элитного клуба, автоматически намертво сплачивающего свои ряды при угрозе «своему», не важно, в каком деле. Одно только имя Оливер гарантировало Джеффри освобождение от соблюдения законов, правящих простыми смертными. Джеффри был абсолютно неуязвим даже для атак организованных самым грамотным образом.

Скотт испробовал все средства: торговался, превосходил самого себя в красноречии, апеллировал к прецедентам, грозил подать встречный иск. Дело не сдвинулось ни на шаг. Джеффри Пауэл Оливер не давал ни малейшего шанса. Карты сдавал он, и козырные тузы оставались на руках у него. Джеффри имел то, чего больше всего боятся оппонирующие адвокаты, — неопровержимые доказательства.

Кирстен от изнеможения почти упала в одно из кожаных кресел перед столом Скотта. Прошло уже шестьдесят семь ужасных дней с того самого январского утра, когда Кирстен всунули в руки большой бланк с голубой подложкой и сообщили, что, принимая настоящий документ, она тем самым «своевременно осведомлена».

Кирстен не только вручили прошение Джеффри о разводе, но и приказали «освободить помещение в течение двадцати четырех часов с момента получения настоящего уведомления». Подобно домовладельцу, выселяющему злополучного съемщика за неуплату аренды за квартиру, Джеффри выселял собственную жену из дома, в котором они вместе прожили почти одиннадцать лет. В довершение всего два судебных исполнителя стояли на страже в комнате, пока Кирстен паковала свои вещи.

Ей не позволили даже проститься с Джеффом. С жестокой и расчетливой предусмотрительностью Джеффри договорился с Дирдрой, чтобы в этот день она забрала мальчика, а куда — сказать Кирстен отказался. Сам Джеффри появился в доме ровно на десять минут: то ли для того, чтобы позлорадствовать, то ли для того, чтобы проследить, насколько точно бывшая жена исполняет постановление суда.

Кирстен обхватила голову руками. В последнее время она пережила слишком много потрясений, вынесла слишком много потерь, случившихся почти без перерыва, одна за другой. Каждый новый сокрушительный удар Кирстен встречала с мужеством и стойкостью, всегда отличавшими ее характер, но всему наступает предел, силы Кирстен были на исходе.

— Скотт, — Кирстен впилась глазами в лицо адвоката, — скажи, что он не имеет права, пожалуйста, скажи, что не имеет.

Скотт Хамлин ответил не сразу.

— Боюсь, что имеет, Кирстен.

Хамлин увидел, как конвульсивно дернулось маленькое тело Кирстен, и Скотту захотелось обнять Кирстен и пообещать, что все будет хорошо. Но он не сделал этого, потому что не мог дать такого обещания.

— Ты хочешь сказать, что у него есть все шансы на исключительную опеку над Джеффом? — Скотт кивнул. — И суд лишит меня права встречи с сыном?

Адвокат снова кивнул. Пораженная, Кирстен лишилась Дара речи. Она поняла, что должна была схватить Джеффа в тот же день и бежать, — теперь же было слишком поздно.

— Основной козырь Джеффри — ты плохая мать, — продолжал Скотт, — и ты дурно влияешь на сына, а потому представляешь реальную угрозу его безопасности и благополучию.

— Абсолютная чушь, и ты прекрасно это знаешь.

Кирстен вскочила с кресла и снова зашагала по кабинету.

— Знаю и попытаюсь доказать.

— Тогда почему же его шансы на исключительную опеку над Джеффом лучше моих? — Но еще не договорив, Кирстен выразительным движением руки показала, что забирает свой вопрос обратно. — Не волнуйся, тебе не придется повторять мне все сначала. С фактами ничего не поделаешь: я просто родилась не на той стороне залива.

Кирстен подумала о сыне, своем драгоценном сыне, которого Джеффри пытался отнять у нее, и усталость будто рукой сняло.

— Скотт! — В голосе склонившейся над столом Кирстен звучал приказ. — Ты не позволишь им выиграть, ты не позволишь им отнять у меня сына. Никто не имеет права лишить меня моего ребенка — ни Джеффри, ни суд. Я люблю его, Скотт, я ужасно его люблю. Джефф — единственное, что у меня осталось в жизни.

Кирстен с силой оттолкнулась от стола и снова нервно заходила по комнате.

— Боже мой! — простонала Кирстен. — Я хочу вернуться к нормальной жизни. Мне нужен покой, немного человеческого покоя. — Кирстен остановилась и уставилась невидящим взглядом в окно. — Знаешь, сколько гостиниц мне пришлось сменить за эти два месяца из-за проклятых репортеров? Всякий раз стоит мне открыть дверь, как глаза ослепляют вспышки фотокамер, журналисты засыпают вопросами. Я не могу пройти через вестибюль без того, чтобы кто-то не сунул передо мной микрофон или не тащился за мной с телекамерой. Никто не хочет сдавать мне дом или квартиру, потому что все знают: куда я, туда и пресса. Я чувствую себя уродиной, затравленной и загнанной в угол. — Кирстен беспомощно развела руками. — И я тоскую по Джеффу. — Голос ее прервался. — Я так по нему тоскую… Я до сих пор каждый день езжу в Гринбрайер в надежде хотя бы мельком увидеть его на большой перемене или во время ленча. Но они не разрешают Джеффу выходить, знаешь, они даже не разрешают ему играть с другими детьми. Он в такой же ловушке, как и я.

Прошло два месяца с тех пор, как суд запретил Кирстен видеть Джеффа или пытаться вступать в какие бы то ни было контакты с сыном. Обязанность подчиняться приказу, лишавшему ее права видеть сына до повторного слушания дела, ставила Кирстен в положение нестерпимое. Так что этот приказ, к великому ужасу Скотта и несмотря на его бесконечные увещевания, Кирстен продолжала игнорировать.

Видя такую строптивость бывшей жены перед законом, Джеффри поменял все замки в доме, высокая глухая ограда с электронной начинкой опоясала родовое гнездо Оливеров, вдоль ограды круглые сутки патрулировала охрана. Джеффри даже сменил телефонные номера, не внеся новые в телефонный справочник. И письма, которые Кирстен посылала Джеффу, возвращались в арендуемый ею почтовый ящик нераспечатанными, коробки с подарками, предназначенные сыну, приходили нераскрытыми назад, в магазин, из которого были посланы. В отчаянии Кирстен принялась звонить Дирдре. Но бывшая свояченица тоже давно сменила номер телефона, не указав его в справочнике. Кирстен даже один раз позвонила Лоис Элдершоу, но та немедленно повесила трубку. Случилось то, о чем предупреждал Кирстен Скотт: элита Лонг-Айленда встала на защиту ее мужа, вышвырнув саму Кирстен вон.

— Кирстен, — Скотт слегка дернул Кирстен за рукав, — возвращайся в гостиницу и отдохни, хорошо? Ты совершенно вымоталась. И постарайся успокоиться — мы еще не закончили свою борьбу.

Кирстен последовала совету Хамлина, но лишь отчасти. Она действительно вернулась в гостиницу, но отдыхать не собиралась. Как может она отдыхать, когда ее сын отлучен от нее и, возможно, думает, что мать от него отказалась?

• Предыдущая
• 66/105
• Следующая