Бездна обещаний - Бергер Номи - Страница 76

• Предыдущая
• 76/105
• Следующая

В следующем году Кирстен виделась с Майклом всего два раза, но обе встречи дарили только радость. Несмотря на постоянные мольбы Майкла позволить ему помочь Кирстен в попытках снова начать играть, она непременно отказывалась: Кирстен предпочитала тратить выпадавшее им драгоценное время на занятия любовью. Или беседы. Или проводы заходящего над городом солнца. Или уютное безмолвное лежание в объятиях друг друга.

Между встречами с Майклом жизнь Кирстен заполнялась каждодневными хлопотами, единственной отдушиной для нее была семья Полисисов и их друзья. Но главное — Маркос. Благодаря ему в ее жизни все еще оставалось место счастью. Маркос был в какой-то степени «заменой» собственным детям. Лариса и Александрос большую часть времени уделяли своим университетским делам, и Маркос по-прежнему часто оставался с Кирстен.

В марте 1975 года Майкл удивил Кирстен, позвонив из дома, который Истбоурны арендовали в Шейкер-Хайс. Майкл хотел, чтобы радостную новость Кирстен, узнала первой: его только что назначили постоянным дирижером Нью-йоркской филармонии.

— Я ждал этого момента всю свою жизнь, и вот — свершилось!

В голосе Майкла звенело ликование.

— Это же Нью-Йорк, Кирстен, ты можешь себе представить — Нью-Йорк! Я наконец получил шанс пойти по стопам своего учителя. Боже, если бы Тосканини был жив, если бы он только дожил до этого дня!

Во время разговора Кирстен все время смотрела на свои руки. Ей стоило немалых трудов заставить себя сказать поздравления и чтобы они звучали при этом достаточно искренне. Кирстен не знала, как ей это удалось, но она смогла. Повесив трубку, она увидела, что ее всю трясет. Только сейчас Кирстен поняла, что с ней произошло.

Она обиделась, она по-настоящему обиделась на Майкла. На то, что у него семья, карьера, успех, воплощенная мечта. Все, о чем Кирстен запрещала себе думать, внезапно прорвалось в ней. Кирстен пришла в ужас от своих чувств, но ничего не могла с собой поделать. Она обижалась на Майкла, и она ему завидовала. Потому что, несмотря на все уверения Майкла, у него на самом деле было все.

Пианино! Кирстен застонала и заставила себя встать.

Кто-то играл на пианино. Кирстен, цепляясь за стену, выбралась из спальни. Маркос. Это Маркос, сидя за пианино, подбирал на слух простенькую греческую народную песенку. Увидеть в эту минуту Маркоса было то же, что увидеть Джеффа, и неожиданно перед Кирстен открылась истина, которую она долгое время не хотела признавать.

Кирстен любила Маркоса. Любила так, как если бы это был ее собственный сын.

Но Маркос не был ее сыном, у него были свои родители. Кирстен получила его в долг, на какое-то короткое время.

Как Майкла, в точности как Майкла.

И снова Кирстен овладел тот же мистический страх, преследовавший ее всю жизнь: на нее наложено проклятие владеть лишь какой-то частью того или иного человека. Никогда и никто не принадлежал Кирстен полностью, так же как и она никогда не принадлежала кому-то одному.

— Ну-с, лапушка, надеюсь, сейчас ты почувствуешь себя счастливой. — Эрик Шеффилд-Джонс гладил длинные темно-русые волосы жены, которая с отсутствующим взглядом сидела, уставившись в окно. — Ты просто обязана — я в конце концов купил тебе Уинфорд.

Хотя Найджел, граф Уинфордский Пятый, вот уже несколько лет, как умер, его вдова Констанц продолжала жить в поместье до собственной смерти. Когда же дом был выставлен на аукцион комитетом по управлению собственностью, Эрик предложил цену, которую уже никто не в силах был перебить, Две недели назад Эрик стал единственным законным владельцем собственности, принадлежавшей графству Уилтшир, — об этом Клодия мечтала всю жизнь. А сегодня Эрик намеревался повезти Клодию на встречу с домом, который она не видела сорок восемь лет.

Сам Эрик уже осматривал поместье и даже успел почувствовать себя настоящим сквайром. Уинфорд к этому располагал, не зря его называли одним из самых красивых уголков старой Англии. Уинфорд был редкой жемчужиной георгианской архитектуры, его сохранение стоило любых средств. И Эрик решительно настроился этим заняться.

Эрик наклонился, поцеловал жену в щеку и отправился распорядиться насчет машины.

Клодия, дождавшись, когда двери за Эриком закроются, поднялась и сложила ситцевый шезлонг, в котором сидела. Сорвав несколько увядших фиалок, росших в горшочках на окне, она раскрошила тонкие, как папиросная бумага, цветы между ладоней. Вот уже три года, как Клодия сама занимала квартиру на четвертом этаже. Кирстен пропала, поговаривали даже, что она умерла, и вряд ли уже когда-нибудь будет нуждаться в своих прежних апартаментах. Годами никто не жил в этой квартире. Глядя в окно, Клодия наблюдала, как внизу Эрик суетится с укладкой багажа в автомобиль, и ей стало интересно, куда это собирается муж. Через несколько минут она вспомнила. Как же это утомительно — постоянно быть такой забывчивой. Как же это она забыла?

Эрик, дорогой, преданный Эрик, вез ее домой. После всех этих нескончаемо долгих лет она наконец вернется домой.

Кирстен с каменным лицом наблюдала, как таксист грузит ее чемоданы в машину. Прочий багаж был заблаговременно отправлен, осталась только одежда. Кирстен с тоской подумала о предстоящих ей двух перелетах (первый до Лиссабона, второй до Фару), ведь в отличие от прежних путешествий, предпринятых Кирстен за два года, прошедших после звонка Майкла, она уезжала безвозвратно. Билет, купленный в агентстве «Альфа Турист» на улице Гермиона, был в один конец — в небольшой городок на юге Португалии под названием Тавира.

Очередное место, которое Кирстен предстояло временно назвать своим домом.

— Подождите меня, пожалуйста, — попросила Кирстен шофера по-гречески и поднялась наверх еще раз проститься с Полисисами. В глазах Кирстен стояли слезы, в сердце закралась нестерпимая тоска, несмотря на все ее попытки оставаться спокойной, невозможно было расстаться с Ларисой, Александросом и в особенности с любимым Маркосом, не испытывая опустошительного чувства потери.

И все же Кирстен уезжала. Она чувствовала, что ее привязанность к трем этим людям становится чрезмерной, что она начинает слишком зависеть от потребности общаться с ними, от исходящего от Полисисов семейного тепла, по которому так ужасно тосковала. Кирстен снова пускалась в путешествие лишь для того, чтобы восстановить существовавшую между ними прежде дистанцию. А единственным верным средством от растущей привязанности для Кирстен было движение.

— Ты как специально выбрала неподходящий день для отъезда, — ворчал Александрос, заключая Кирстен в прощальное объятие. — Ты разве не слышала, что повсюду сейчас беспорядки из-за протестов против нового закона, запрещающего забастовки?

— Слышала. Столько всего изменилось, и в то же время ничего не меняется.

— Ранены уже десятки людей, — добавила Лариса, — а один, по сообщениям, убит. Ты полагаешь, следует рисковать, пытаясь добраться до аэропорта сквозь всю эту неразбериху?

— Теперь мне уже не приходится выбирать. Мой рейс через два часа, и единственное, что мне осталось, — попытаться.

— Кирстен, если тебе не повезет, то возвращайся сюда и оставайся с нами, — тут же вмешался Маркос.

— А ты только того и ждешь, — поддразнила мальчика Кирстен.

Она протянула руку, чтобы взъерошить его волосы, но Маркос увернулся. Кирстен не обиделась, понимая, что Маркос просто защищает себя от проявления ответных сентиментальных чувств. Мальчик раньше уже использовал все имевшиеся в его арсенале средства, чтобы отговорить ее от поездки: и то, что скоро его одиннадцатый день рождения (а Кирстен не будет, чтобы традиционно сводить Маркоса на симфонический концерт), и пианино (на котором Кирстен так и не научила его играть, хотя Маркос уже и умел играть на бузуке), и особенно неудачный выбор Кирстен нового места жительства (Тавира была типичным средневековым городишком, где люди и жили словно в средние века).

• Предыдущая
• 76/105
• Следующая