Бездна обещаний - Бергер Номи - Страница 79
- Предыдущая
- 79/105
- Следующая
— Простите, Эндрю, — произнесла Кирстен как можно мягче. — Мне очень, очень жаль.
На лице Битона словно застыла маска боли. И Кирстен наконец сделала то, что, возможно, должна была сделать в первую очередь, — она повернулась и двинулась прочь.
— Кирстен. — Эндрю немедленно бросился за ней и схватил за руку. — Надеюсь, я не слишком вас напугал. Обычно я не позволяю себе болтать об истории собственной жизни таким вот образом. Похоже, я слишком долго был один, и мне захотелось выговориться, к тому же вы замечательно говорите по-английски. — Улыбка Эндрю была столь заразительна, что Кирстен невольно улыбнулась в ответ. — Поужинаем сегодня вместе? — Кирстен смутилась, охваченная неуверенностью. — Ну, пожалуйста!
В конце концов Кирстен согласилась. Правда, всю дорогу домой она спрашивала себя, правильно ли она поступила. Ведь она приехала в Тавиру именно затем, чтобы уединиться и пожить жизнью, свободной от потрясений. И что же она сделала? Приняла приглашение на ужин от самого привлекательного из всех мужчин, которых только Кирстен встречала в своей жизни. Но самое удивительное заключалось в том, что этот мужчина так же искал одиночества, как и она.
На одевание Кирстен потребовалось времени гораздо больше обычного, при этом она всячески старалась не думать об этой встрече как о свидании. Эндрю Битон просто пригласил се поужинать вместе, не более — жест вежливости одного изгнанника перед другим. И вообще Кирстен следовало быть более осторожной. Битон не был больше тем блестящим молодым художником, который рисовал портрет всемирно известной пианистки так много лет и так много бед назад. Теперь он был беглецом, пытающимся спрятаться от мира и самого себя.
Как и она. Совсем как она.
— Вы выглядите положительно очаровательной, — галантно заявил Эндрю, сидя за столиком напротив Кирстен на террасе небольшой таверны, примостившейся неподалеку от построенного в восемнадцатом веке собора Санта Мария ду Кастело, построенного в восемнадцатом веке. Кирстен покраснела, не в состоянии оставаться равнодушной к вниманию Эндрю. — «Сангрия»? — предложил Битон.
— Прекрасно.
Кирстен было необходимо несколько минут, чтобы взять себя в руки — она была чрезмерно взволнована. Но как только официант принес им вино и поставил в центр стола большой запотевший кувшин «Сангрии», Эндрю поднял свой стакан, заставив Кирстен сделать то же самое, и провозгласил тост:
— За старое знакомство.
— За старое знакомство, — повторила Кирстен, с облегчением почувствовавшая, что в состоянии поднести стакан ко рту, не пролив ни капли темно-красного фруктового вина на свое новое нарядное платье.
Потягивая вино и пристально изучая Кирстен, Эндрю пришел к заключению, что годы не портят мисс Харальд и даже наоборот. Волосы ее, теперь в большей степени седые, нежели черные, серебристыми нитями обрамляли сердцеобразное лицо, глубина синих глаз потрясала еще больше, чем в молодости, а белизна платья, отделанного тончайшими кружевными полосками, выгодно оттеняла медово-золотистую мраморность кожи. Если бы он рисовал ее портрет, он бы… Битон резко оборвал себя и выбросил эту мысль из головы.
— Эндрю, — услышав свое имя, Битон вздрогнул, — представляете, я ведь очень мало знаю о вас.
— После нашего утреннего разговора я бы так не сказал.
— Я имею в виду события, даты…
Битон покрутил бокал за высокую тонкую ножку и улыбнулся:
— Умный художник познает свои натуры, не позволяя им познать его.
— Но я ведь больше не ваша натура, — возразила Кирстен. — И, похоже, в данном случае ваше объяснение не срабатывает.
Битон, прищурившись, посмотрел на Кирстен и чуть откинулся на стул. Затем он вытянул вперед длинные ноги и снова бросил на Кирстен взгляд, теперь уже говоривший: «Ну, что ж, приготовьтесь, сейчас я вам выдам». Кирстен наклонилась вперед, положила руки на стол и приготовилась слушать. Но вместо того чтобы начать свой рассказ, Битон криво усмехнулся и спросил:
— Вы уверены?
Кирстен кивнула.
— Вы действительно хотите услышать все это: имена, даты, прочее?
Кирстен опять кивнула и пожала плечами.
— Ну, что ж. — Эндрю задумался, с чего начать, и прислушался к себе, пытаясь понять, насколько много хотел бы рассказать этой женщине. — Наше с вами прошлое мне представляется довольно схожим. Обделенность. Обделенность во всем, кроме любви. — Глаза Кирстен вдруг начало пощипывать, и она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Мои родители оба были из Белфаста, они эмигрировали в Чикаго через год после свадьбы. Отец работал мастером на мясоперерабатывающем заводе, мать была кассиршей в галантерейном отделе у «Вулворта». К моменту моего рождения они были уже слишком стары и все еще слишком бедны, чтобы иметь еще одного ребенка. Они и так уже вырастили двух парней. Когда я появился на свет, Джимми было уже девятнадцать, а Хэнку — семнадцать. Наша квартира находилась на четвертом этаже кишащего тараканами многоквартирного обшарпанного дома. Единственным способом выбраться оттуда были мускулы. — Эндрю непроизвольно сжал кулаки. — И Джимми, и Хэнк были мастерами по этой части: Хэнк был боксером, Джимми — бандитом.
— Бандитом? — Кирстен вздрогнула, услышав это слово, но Эндрю и бровью не повел.
— Именно. Он угонял машины, взламывал квартиры, ломал кости. Одно слово — бандит. Но насколько оба брата были жестоки на улице, настолько же оба были нежны в отношении ко мне. Я был их любимцем, маленьким и беззащитным, нуждающимся в покровительстве. И они поклялись, что сделают все для того, чтобы я не пошел их дорожкой. Джимми первым сунул угольный карандаш мне в руку и сказал, чтобы я сделал из себя нечто порядочное. Одно время я постоянно доставал его тем, что без конца тырил его карандаши. Но видеть красоту меня научила мать: именно она обладала удивительным даром жить чем-то прекрасным, несмотря на все ужасы действительности.
— Мне знакомо, — заметила Кирстен. — Музыка была моим способом убежать от мерзости.
Битон допил вино и вновь наполнил оба бокала.
— В день, когда я закончил среднюю школу, Джимми во второй раз вышел из тюрьмы. Он решил, что нам следует отметить два этих события в каком-нибудь баре на Дубовой улице. Мы выпили по нескольку кружек пива и вышли из бара около полуночи. Никогда не срезайте путь по чикагским аллеям. — Пальцы Битона с такой силой сдавили стакан с вином, что он просто чудом не треснул. — Все, что я помню, — это желтый свет двух фар прямо в лицо и три надвигающихся на нас силуэта. Я им был не нужен: они искали Джимми. У меня был маленький нож, — голос Эндрю дрогнул, — обычный, пятицентовый перочинный ножик, которым я точил карандаши. Я вытащил его и вдруг ощутил страшный удар коленом в живот, от которого я упал. Должно быть, я потерял сознание, потому что, когда открыл глаза, никого уже не было, а Джимми лежал на спине с моим ножом в груди. — Кирстен зажала рот руками. — Убийц Джимми не нашли. Полиция и не очень-то старалась. Для них это был всего лишь заурядный случай бандитских разборок, которые на самом деле только облегчали работу полиции. Совсем скоро об убийстве забыли. А я остался в уверенности, что сам убил своего брата.
Кирстен подумала о своем затянувшемся чувстве вины за Мередит.
— Вам удалось избавиться от этого чувства вины? — спросила она порывисто.
— По большей части — да, но полностью… — Битон покачал головой. — Нет, полностью — нет. Я до сих пор убежден, что, не вытащи я нож, Джимми был бы сейчас жив.
— Вы могли рисовать после случившегося?
— Какое-то время я рисовал только мерзость. Мерзость, потому что только ее я и мог видеть, а еще это был единственный способ, которым я мог дать выход своей злости. У Пикассо был «голубой период», у меня был «мерзкий период». Слава Богу, все это длилось не так уж и долго. На втором курсе университета я получил свой первый официальный заказ. Это был портрет светской девицы, которую звали Пеги Рейнгольд Дирксен, она приходилась внучатой племянницей сенатору Эверетту Дирксену. Брат назвал этот заказ «мальчик с северной стороны рисует девочку с северного побережья». — И Эндрю от души рассмеялся. — Этот портрет круто изменил всю мою жизнь. Он помог мне получить заказ на обложку для «Тайма». Ну а дальше все происходило как в сказке.
- Предыдущая
- 79/105
- Следующая
