Мы с тобой одной крови - Леонов Николай Иванович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/66
• Следующая

– Прекрасно! – Гуров потер ладони, повел мощными плечами. – Влюбчив?

– Есть немного, в определенный тип.

– Хорошо, позже уточним. Давай переходить к главному. Как ты, конечно, заметил, я человек самоуверенный. – Гуров вышел из-за стола.

– Это самое мягкое определение, – вставил Крячко и быстро добавил: – Но и на солнце есть пятна.

– Основной мой недостаток – когда я берусь за дело, то почти всегда дохожу до цели. Сегодня наша цель найти киллера, не наемного убийцу, настоящего, профессионального, на сто процентов законспирированного киллера. Почти наверняка это будет бывший сотрудник, знающий все и вся. Господа министры полагают, что, когда мы его выявим, то сможем арестовать. Это есть глупость номер один. Мы не найдем против него улик. Я ставлю себя на его место и понимаю, что никаких улик не оставлял бы, и Крячко не оставлял бы, а киллер не дурее нас. Вывод второй – установив лицо, его можно заставить взять в руки «горячее» оружие, спровоцировать перестрелку и убить. После чего собрать журналистов, показать «горячее» оружие, доказать самооборону и получить значок «Ворошиловский стрелок». Я этого делать не буду, мне это неинтересно. Я хочу выйти через киллера на «пахана», кем бы этот пахан ни оказался. А теперь прикинь, парень, чем такое дело для тебя может обернуться? У тебя есть последний шанс отказаться. – Гуров присел на край стола.

Ермаков молчал. Гуров хлопнул его по плечу.

– Хорошо молчишь, парень, – и поправил ему галстук. – Нам нужен киллер и необходим один жирненький, добренький слуга народа, который дал команду нанять этого киллера. И если мы, друзья, покажем его всему свету, он заговорит, а заговорит он обязательно, потому как силенок не хватит подняться на эшафот одному.

Гуров метался по тесному кабинету и расплескивал ненависть.

– А что я? Почему я? – повторял Ермаков.

– Заткнись! Ты знаешь, почему я вернулся в эту контору? Потому как всю жизнь говорил: пусть лучшие ушли, худшие продались, но на моем участке фронта они не пройдут! Я ушел, получил все, но я бросил свой окоп. Мне стало стыдно бриться, я смотрел в глаза дезертира! Нет, они еще не убили меня! Этому сытому генеральчику нужен киллер? Он его получит, но с таким довеском, что… – Гуров взял в руки стул.

– Лева, неловко классиков мурыжить, но зачем же мебель ломать? – Крячко вынул из стола бутылку коньяка, стакан, ловко выдернул пробку зубами, налил до краев.

– Завязал, – сказал Гуров и выпил одним махом. – Никогда, Артем, не пей на работе, – назидательно произнес сыщик, закурил и продолжал: – Только фраера срываются из-за пустяков. Моя бабская истерика началась после твоих слов: «А что я? Почему я?» Поясняю. Нами заинтересуются сразу, считай, уже заинтересовались. Но это будет этакое вялое любопытство, не более. Однако когда мы наступим на хвост, а мы наступим на него обязательно, в гадюшнике переполошатся. От кого они попытаются получить информацию?

Гуров погасил сигарету, взглянул на Ермакова.

– Видимо, от меня, – ответил лейтенант.

– Видимо, – усмехнулся Гуров. – И чем жестче мы наступим, тем бесчеловечнее они будут действовать. Когда похлебка закипит, я постараюсь тебя от котла отсечь, чтобы они к тебе интерес потеряли, но человек лишь предполагает. Позже мы с тобой прокачаем ситуацию на случай твоего захвата. А сегодня давай думать, как жить сегодня. Разговоры в коридорах, буфете, обычная прочая министерская болтовня. Чем мы занимаемся? Ты не знаешь. Коли очень допекут, ты полагаешь, что мы, – Гуров указал на Крячко, – пытаемся найти нечто общее в убийствах за последний год. Как ты к нам относишься?

– Как любил повторять мой учитель и друг: следует говорить правду, правду, одну лишь правду, – сказал Крячко.

– Твой учитель и друг – просто гений. Значит, ты, Артем, характеризуя нас, говоришь только правду. Но учти, что, если ты на каждом углу начнешь рассказывать: мол, два грубых самонадеянных полковника тебя за человека не считают, а Гуров ко всему прочему считает себя гением и хлещет во время работы коньяк стаканами, тебе не поверят. Ты должен дать понять, что тебе начальники не нравятся, но говорить об этом ты не желаешь, и лишь однажды вывалишь ведро с мусором на наши головы. Сорвешься, так сказать. Лучше, если ты откроешься женщине, скажешь о нас кратко, но смачно. Максимум через час все любопытные будут о твоем срыве знать… На сегодня все, начинаем работать.

– Лев Иванович, но я искренне отношусь к вам обоим с большим уважением, – пробормотал Ермаков.

– Уважаешь, и прекрасно, но ведь есть и кое-что еще? – Гуров усмехнулся. – Рассказать?

Артем Ермаков смутился и покраснел. Гуров расхохотался.

– Ну совсем как я двадцать лет назад! Красней, парень, смущайся и красней, только не ври!

Он снял телефонную трубку, набрал короткий номер.

– Здравствуйте, беспокоит Гуров. Мне что-нибудь есть? Хорошо, тащите.

Вскоре в кабинет вошли двое в штатском, пиджаки на них обтягивали мускулистые торсы, под левым плечом бугрились пистолеты. Пришедшим было лет под тридцать или чуть больше. Они выложили на стол два металлических чемодана, отстегнули наручники, которыми были прикованы к драгоценной ноше, открыли цифровые замки и перевели дух.

– Теперь это хозяйство за вами, Лев Иванович, – облегченно сказал один.

– Обязательно, – Гуров хлопнул ладонью по лежавшим в чемоданах папкам, поднял облачко пыли. – Роман, мы вроде раньше здоровались.

– Здравия желаю, господин полковник. Так ведь раньше-то мы операми по подвалам и крышам за жульем гоняли. Вы хоть и были меня поглавнее, однако риск всех уравновесит. А теперь, Лев Иванович, вы – господин полковник, главный проверяющий нашего ментовского труда. А от бывшего опера ничего не спрячешь, вы тут быстро накопаете дерьма, с лихвой на генерала хватит.

– Рома, как помню, ты злым не был. Случилось чего?

– Так ведь по мокрым заказным, – Роман кивнул на чемоданы, – раскрываемость, считай, нулевая. Я бы сам тут накопал, на Клондайк хватило бы, а не на два золотых погона. А у вас глаз зорче…

– Бог тебе судья, полковник. – Гуров стал сух и официален.

– Распишитесь.

Гуров, не глядя, расписался в журнале.

– Вы свободны. Возвращайтесь в девятнадцать, мы решим, что вам вернуть, что оставить.

– Приказано одному оставаться с вами, – вмешался второй опер.

– Я сказал: свободны.

– Мой генерал приказал, а я офицер.

– Передай своему генералу, что его просил позвонить генерал Орлов либо заместитель министра Бардин. Артем, закрой за господами офицерами.

Гости ушли, мощные засовы задвинулись, из чемоданов на столы начали извлекать святая святых уголовного розыска – уголовно-розыскные дела. Они отличаются от следственных дел, как земля с ее недрами и низинами, грязью и скалами от неба, порой облачного, но в принципе чистого.

Большая часть документов была под грифом «Совершенно секретно». Тут и агентурные сообщения, написанные практически на неизвестном человечеству языке, и просто пьяная болтовня, подслушанная опером, и запись телефонных разговоров, и сводки наружного наблюдения – в общем, вся информация, которую удалось собрать ментам на всех чистых и нечистых, попавших в круг знакомых убитого, порой и совсем незнакомых людей, но, с точки зрения инициатора розыска, представляющих оперативный интерес. Никто, кроме инициатора розыска и его начальника, данное дело никогда не видит. В первую очередь прокуратура, которая от подобного беззакония попадала бы в обморок. Прокуратура уважает закон, постоянно его нарушает, но официально, подводя под каждое безобразие хитроумное объяснение. Когда вы читаете в газете: «…дело ведет старший следователь по особо важным делам прокуратуры», то знайте, что дело у этого чиновника действительно имеется и он его ведет в зависимости от того, что менты накопают и принесут. А коли нет задержанного либо подозреваемого, так ничего этот «важняк» не ведет, папка со следственным делом лежит в сейфе. Хотя работа следователя прокуратуры тоже не сахар. Только кто его не пробовал, пусть судить не берется. Вообще-то общеизвестно: хорошо там, где нас нет.

• Предыдущая
• 6/66
• Следующая