Смерть в прямом эфире - Леонов Николай Иванович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая

Утром следующего дня Грек явился к чиновнику, отнюдь не собираясь докладывать о проваленной операции, когда среди ясного, казалось бы, неба грянул гром.

Грек поджидал шефа в маленькой приемной, болтая с секретаршей, когда распахнулась дверь и хозяин вошел словно бы пьяный и совершенно без лица. Он прошел к себе, дверь оставил открытой, из чего Грек сделал вывод, что его вроде бы приглашают, и вошел следом.

Если бы Греку кто сказал, мол, чиновник пьющий, то Грек заявил бы уверенно, что это навет. Но он увидел своими глазами, как чиновник, робко пригубливавший шампанское на фуршете, стоит у шкафа в своем кабинете и, неверной рукой держась за открытую дверцу, пьет из горлышка коньяк.

Грек философски вздохнул, хотел тихо выйти; ясно, что с этим человечком кончено. Тут человечек оторвался от горлышка, глянул на Грека и завизжал:

– Уволю, мерзавец! Сгною!

Грек не подчинялся обезумевшему от страха человечку, служил в другом ведомстве. Он подошел, отобрал бутылку, сделал добрый глоток и сказал:

– Вернее отправить в подвалы Лубянки, я еще на пороге во всем признаюсь.

Чиновник тряхнул головой, взглянул на Грека, словно и не пил, уселся в свое кресло за столом, указал на кресло гостю. Когда тот сел, совершенно трезвым голосом спросил:

– Что это за вчерашнее дурацкое покушение на Гурова со стрельбой?

– Это не наша работа, – Грек привычно уставился на кончики ботинок. – Я о происшедшем понятия не имею.

– И я вам верю, – усмехнулся чиновник.

– Мне, признаться, наплевать, верите вы мне или нет, – сдержанно ответил Грек, взгляд не поднял. – И тот факт, что ваш шеф намылил вам шею, меня не касается.

Чиновник поправил отпавшую челюсть рукой, взглянул на Грека, увидел полковника ФСБ, наконец понял расстановку сил.

– Меня вызвал не шеф, я был у самого Валентина Николаевича.

Грек равнодушно пожал плечами.

– У вас своя команда, у меня – своя.

– А если Гуров разыщет убийцу и выйдет на вас? – Чиновника уже бесила не брошенная ему Поповым фраза «работать не умеете», а каменное равнодушие, даже презрение, исходящее от этого, казалось бы, маленького человека.

– Он не способен никуда выйти, кроме как на пенсию, – ответил Грек и позволил себе усмехнуться.

– Да? А знаете ли вы, что Гуров вчера был у Попова и они говорили минут пятнадцать?

Грек задумчиво потер указательным пальцем переносицу. Однажды он видел подобный жест у Андропова, почему-то испугался, и сам повторял его только в моменты крайней задумчивости. Попова перевербовали? Исключено. Делом бы занимался не Гуров. В любом случае вербовщик не являлся бы в кабинет вице-премьера, где свое присутствие объяснить не мог. Говорят, он неуправляем. Гуровым следует заняться серьезно. Зачем все-таки мент заходил к вице-премьеру? Нехорошо.

– Его следует убрать! – решительно произнес чиновник.

– Уважаемый, убирают хлам, а сильных противников ликвидируют. Простите, это мнение лично ваше или Валентина Николаевича? – Грек взглянул чиновнику в глаза.

– А зачем нам ждать, пока… – чиновник посмотрел на потолок, – они сами распорядятся?

Греку хотелось сказать, что сами никогда подобных распоряжений не дают, но он привычно промолчал. Он был согласен: при создавшейся ситуации Гурова желательно ликвидировать, если нельзя отстранить. Для этого не требуется указаний сверху, достаточно его, Грека, распоряжения, но существуют трудности. Гуров не просто полковник, его не засунешь под грузовик или автобус. Для ликвидации Гурова нужен настоящий киллер. А они не грибы, на поляне не растут. Допустим, у Грека подходящий человек имеется, но в штучном варианте, а полковник не та фигура, на которую расходуется последний патрон. Второе, заказное убийство Гурова поднимет на ноги всю ментовку. Да, многие его не любят, но это ничего не значит. Если заказывают элитного полковника, то неспроста, что-то готовится. И без того скверные отношения ФСБ и МВД ухудшатся. Сыщик не телезвезда, портрета в траурной рамке, телешоу не будет, но многие люди с оружием в руках приготовятся. И Грек прекрасно понимал, что в его полку офицеров отнюдь не прибавится.

Нет, Гурова трогать нельзя. Кого угодно можно, а Гурова нельзя. Министра, банкира, председателя крупной компании, если сумеешь, убей – и без последствий. По каждому случаю придумают десяток версий. А у Гурова только одна: сыщик шел по следу и допек, к самому горлу подобрался.

– Вы чего молчите? – спросил чиновник.

– Перечисляю причины, по которым нельзя ликвидировать Гурова, – равнодушно ответил Грек.

– И много насчитали?

– Порядочно.

– Поделитесь?

Грек осмотрел чиновника с ног до головы, будто оплевал, и вновь уставился на носки своих ботинок.

– А если Валентин Николаевич поинтересуется, что делается…

– У вас не поинтересуется, – неожиданно перебил Грек.

Встал, молча вышел из кабинета, зашел в отведенную для него комнатушку, упал на стул, подвинул аппарат, набрал номер. Когда ответили, сказал:

– Здравствуй. Слушай, убери ты меня отсюда, сил больше нет.

– Да успокойся, его уже сняли, – ответил абонент. – А чего это ты вчера наворочал?

– Я лично ликер пил и в преферанс играл, – сказал Грек. – А если кто чего не так сделал, так всего не предусмотришь.

– Дружище, ты срываться стал.

– Естественно, я же в психбольнице работаю. А что прикажешь с больным делать? Он вчера чуть не к главврачу отправился права качать, – Грек говорил спокойнее, даже улыбнулся.

– Ну, примени к нему терапию. Тот же аспирин еще никому не повредил.

– Хорошо. Но моего точно?..

– Точнее некуда. А ты держись. Сам знаешь, медицина штука хитрая. Неисчислимое количество жизненно важных органов у человека. Но если у него пульса нет, то это не человек, а труп. У тебя простая задача – держать руку на пульсе.

Комплекс неполноценности у него появился в момент понимания, что означает его имя. А звали его просто и по-русски – Сидор, а полностью – Сидор Иванович Авилов. Ну ничего особенного, и пока в детстве его кликали Сида, Сеня или Саня, он и внимания не обращал, но когда в первом классе его прилюдно назвали полным именем и по классу прошел смешок, он сжался и вернулся домой зареванный.

– Маманя, что же вы мне и имя приличное сотворить не могли? Хорошо, училка у меня душевная, поняла, что мне не по нраву, и зовет Саней. Так ее уж поправляют, мол, ошиблись, Нина Александровна, его Сидором зовут. Ну, она тетка правильная, хоть и прихрамывает, да с характером, хлопнула ладонью по столу и говорит:

– Анатолий, как у тебя усы появятся, ты меня поправляй, а пока иди к доске.

Отбила его классная, мальчишки забыли про «Сидора», звали нормально – Саней. Он проникся к ней детской любовью, которую сохранил до окончания школы. Но в классе седьмом-восьмом, когда начали поглядывать на девчонок, писать записочки и обжиматься по углам, когда ребята стали определяться, кто в отличники, кто в спорт, а другой в школе решил устанавливать зону, оброки, налоги или просто дать однокласснику в глаз, парень промолчит, так как «спина» у драчуна здоровая, началось расслоение класса на группировки, пары, а то и одиночки.

Сидор имел имя смешное, а ум смышленый. В ученье ему усидчивости не хватало, а матери хватало фабрики и еще троих, он был среди мелочи старшой, еще две сестры и брат.

Несколько парней двинули на окружную, они в Москве рядом с железкой жили, не поймешь, город или деревня. Пройдут годы, здесь поднимутся самые элитные дома столицы. Нет, на Садовом люди будут продолжать жить и задыхаться, но каждый кузнец своего счастья.

Вот закончился седьмой, несколько человек в техникум ушли, но Сид, так он решил себя называть, батю и рабочий люд видел, и такая дорога ему не нравилась. Харкота с мокротой и чернью, пьянка после гудка, а в субботу и воскресенье – под гармошку и до отвала. В общем, техникум отпал. Но Сид Авилов понимал, лошадей погонять рано. Еще три года в школе, и в ней определиться надо. Шахматы и скрипки отпали, большинство корешей летом мотанули из города, и парень зашел на пыльный стадион. Тут ему «повезло», понравилась красотка старше возрастом, и он часами смотрел, как она бегает, и не подходил. Он здесь ни ростом, ни мастью не проходил и понимал это. Он с раннего детства довольно точно, реально оценивал свои возможности. Девчонке лет восемнадцать, фигура – обалдеть можно, но после тренировки за ней заезжают парни, она переодевается и уезжает принцессой. У него были сатиновые штаны, кеды на босу ногу, футболка, которую он звал мустанг, в какой-то книжке вычитал.

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая