Смерть в прямом эфире - Леонов Николай Иванович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая

– Лев Иванович, что случилось? – В дверном проеме громоздилась огромная туша, которую звали Князь, фамилия грузинская, знакомы они были с Гуровым давным-давно.

– Что ты творишь, старый дурак? – буквально зарычал Гуров.

Шалва Гочиашвили, чувствуя, что произошло неладное, взбежал по ступенькам, схватил парня, увидел его изувеченное лицо, осколки зубов, торчащие из кровавого рта, и забормотал:

– Зачем же так, Лев Иванович? Ну, влюбленный мальчик попросил разрешения цветы до квартиры донести. Сын хорошего человека, внук самого…

– Ты шестой десяток разменял, отару баранов сожрал, ума не нажил. Сын, говоришь? Внук? А с этим что делать? – и протянул «макарова». – Сколько трупов висит на этом пистолете, ты знаешь? Ты зачем нашу квартиру этому ублюдку назвал? Как я теперь жить буду? Ты на своем «БМВ»?

– На «Линкольне», – ответил Князь.

– В милицию поедем. Надо парня сдать и оружие проверить, я же офицер, а не «волк чести».

– А может?..

– Не может! – перебил Гуров, выбегая на улицу и садясь в машину. Взял телефонную трубку, набрал номер. – Машенька, я задержусь. У этого сопляка пистолет оказался, мне нужно все оформить. Судьба.

Он вернулся через два часа. Мария приготовила ужин. Решив, что Гуров будет обвинять ее, начала оправдываться:

– Пришел за кулисы Шалва, как всегда элегантен, спросил, заедешь ли ты после спектакля. Я ответила, вряд ли. Он предложил проводить. Я согласилась. В огромной машине не сразу увидела этого грызуна. Он говорил почтительно, у дома спросил разрешение…

– Машенька, это неинтересно, – перебил Гуров. – Давай на Рождество уедем в какую-нибудь экзотическую страну.

– Великолепно! На какие-нибудь экзотические деньги! – воскликнула Мария.

– Бедностью попрекать грешно. – Гуров вымыл за собой посуду.

– В душ я первая! – Мария скользнула в ванную.

Гуров сел в гостиной на диван, стал думать: полагаться на заявление Князя, что он урегулирует в чеченской группировке сегодняшнее происшествие? Или Шалва совсем отстал от жизни и не понимает, что теперь «слово чести» и переговоры ведут лишь для того, чтобы удобнее выстрелить в затылок? Может, отослать Марию на ее квартиру? Но, если чеченцы решат мстить, они выследят актрису от театра, и одна она станет совсем беззащитна.

Когда они после душа решали, принимать снотворное или нет, Мария неожиданно спросила:

– Извини, ты не собираешься увольняться?

– Я однажды увольнялся, не получилось. Я не могу бросить друзей, единомышленников, главное – я не могу отступить, – ответил Гуров. – Ты устала от меня?

– Устала, но главное не в этом. Я не могу тебя понять. Ты не просто умный, ты человек ума незаурядного. Так неужели тебе непонятно, что твоя борьба бессмысленна? Я не говорю о твоем любимом Петре. Он такой же урод, как и ты и дебил Станислав. Но дальше, вверх, через министра до президента – все воруют. А ты сражаешься. Дорогой, пойми, ты даже не смешон. Больной человек не может быть смешным. Он просто больной человек.

– Инакомыслящий, дорогая, всегда больной, – ответил Гуров.

– Потому что, если он здоровый, придется всех остальных признать больными. История знает общество, которое прошло нашим путем и выздоровело.

– Американцы!

– Вообще-то я не люблю американцев, они слишком самодостаточны. Они убеждены, что всегда и во всем самые лучшие. Они мало читают, не знают истории развития цивилизации на земле. Они хорошо знают только свою историю. Молодая нация, ее надо простить, уверен, они еще ушибутся о свое самодовольство. Но следует признать, очень многое они делают здорово.

– Машины, электроника, всякая техника…

– Извини, родная, все это ерунда. Главное – человек. В Америке преступность была не слабее нашей, сегодняшней. Они победили. И довольно простым способом. Было время, когда гангстер был героем американской жизни. Но гангстера начали теснить. Газеты, радио и телевидение стали постепенно очищаться от крови, а на смену гангстерам на экраны телевизоров проникали полицейские. Посмотри, как обстоят дела сегодня? Полицейский – уважаемый в городе человек. Над ним могут подшучивать, всячески обзывать, но, когда человеку плохо, он бежит в полицию.

– И что, у них нет преступников? – ехидно спросила Мария.

– Да сколько угодно. Только преступник не может стать мэром города, и его не примут в порядочном доме. Американцы признают, что в третьем поколении что-то было, тяжело вздыхают и человека в одни двери пускают, а в другие не пускают. И даже мультимиллионер вынужден скрывать темные пятна своей биографии.

– Ты рассчитываешь дожить до этого времени?

– Я ведь только прикидываюсь больным, на самом деле я здоровый и меня убьют раньше. Но я не отступлю. Ты знаешь трех человек, я знаю больше, порядочных и смелых людей значительно больше. Впрочем, нечего скрывать, ты актриса, тонко чувствуешь людей: кроме груды правильных слов, которые я тебе нагородил, существует простая вещь – я чертовски самолюбив. Порой иду коридором, чувствую, как в мою сторону косят взглядом, перешептываются, смотрят вслед, и это самые сладкие мгновения моей жизни, а не ордена и приказы.

Мария сдернула через голову свою воздушную рубашечку, прижалась к нему, уместившись вся, от кончиков пальцев до кудрей, почувствовала, какой он большой и сильный, и, целуя уголки его губ, сказала:

– Я была уверена, последнего ты не скажешь, не хватит пороха.

Она целовала его, прижимаясь и слегка отстраняясь, довела до состояния, когда он весь наполнился неимоверной силой, только тогда, зарычав, овладела им.

– Я тебе сейчас покажу, Нарцисс-себялюбец, кто главный на земле!

– А то я не знаю или спорю. Главная на земле ты – Женщина!

За завтраком Мария в легком макияже, уже на высоком каблуке, прохладная, как бы между прочим сказала:

– Я хочу выйти за тебя замуж. Подумай, когда и где это действо устроить. Учти, я не хочу разделять твоих и моих друзей на два вечера. И уложись, пожалуйста, в двадцать человек.

В восемь утра раздался телефонный звонок и Гурову сообщили, что к девяти он вызван к генерал-полковнику Шубину, говорил неизвестный сыщику подполковник из дежурной части МВД. Подполковник не скрывал, что ничего хорошего Гурова не ждет, имел наглость упомянуть, что шеф обращает внимание на внешний вид сотрудников.

– Маша, меня первый зам к девяти требует. Взгляни на мой итальянский костюм. Подбери галстук и носки. Туфли я почищу самостоятельно.

– Неприятности, – утвердительно сказала Мария.

– В такое время ордена не вручают, – усмехнулся Гуров и занялся чисткой обуви.

– А может, лучше надеть форму?

– Начальство не стоит баловать. А потом мне что, ехать переодеваться? У нас в дежурке какой-то хмырь появился.

– Дорогой, тебе не идут вульгаризмы.

– Когда ты ругаешься матом, впечатление, что родилась с этими словами, – парировал Гуров.

– Женщина не любит, когда напоминают о ее недостатках. Найди утюг. По-моему, ты в этих штанах спал. А так как со мной ты спишь без брюк, значит, у тебя появилась баба.

– Как насчет вульгаризмов?

– Ты ангела выучишь мату.

– Некоторое преувеличение, я не употребляю такие слова.

– Как же, слышали! Прошлой весной к нам трое пьяных подошли, ты такое выдал, парней чуть с ног не сбило.

– Ну и память у тебя, милая.

Гуров оделся. Мария придирчиво оглядела его, проверила, свежий ли у него носовой платок, сняла с плеча несуществующую пылинку, погрозила пальцем:

– К девушкам не приставай.

– Постараюсь, – он чмокнул ее в щеку и вышел.

Без пяти девять он вошел в приемную первого заместителя министра, где уже толклись два полковника и Павел Кулагин в штатском костюме.

Гуров доложил адъютанту о своем прибытии, с Павлом поздоровался лишь кивком.

Ровно в девять адъютант улыбнулся Гурову и сказал:

– Вас ждут, Лев Иванович. – Он кивнул и Кулагину. – И вас тоже, господин генерал.

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая