Танец с драконами - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 27

• Предыдущая
• 27/289
• Следующая

— Как скажете. Я занимаюсь вином, а не войнами. Гискарское вино — дрянная штука, тут спорить нечего. Миэринцы хорошо заплатят за мои прекрасные дорнийские вина.

— Мертвецам всё равно, какое вино пить, — хозяин «Приключения» перебирал пальцами бороду. — Сдается мне, я не первый капитан, к которому вы обратились. И не десятый.

— Нет, — признал Геррис.

— И который же? Сотый?

«Около того», — подумал Квентин. Волантийцы любили похваляться, что в их глубокой гавани можно потопить всю сотню островов Браавоса. Квентин никогда не видел Браавоса, но без труда в это поверил. Пышный, пошлый и прогнивший Волантис присосался к устью Ройна горячим влажным поцелуем, растянувшись по холмам по обе стороны реки. Суда были повсюду, они шли по реке или выходили в море, теснились у причалов и пристаней, принимая груз на борт или сгружая; военные корабли, китобои и торговые галеры, карраки и ялики, когги большие и малые, ладьи, корабли-лебеди, суда из Лиса, Тироша и Пентоса; квартийские огромные, как дворцы, перевозчики пряностей; суда из Толоса, Юнкая и с Василисков. Их было так много, что Квентин, впервые обозревая порт с палубы «Жаворонка», заявил своим друзьям, что они не задержатся тут дольше, чем на три дня.

Но прошло уже двадцать дней, а они по-прежнему торчали здесь, без корабля. Им отказали капитаны «Мелантины», «Дочери триарха» и «Поцелуя русалки». Помощник капитана на «Отважном страннике» рассмеялся им в лицо. Хозяин «Дельфина» обругал их, заявив, что они впустую тратят его время, а владелец «Седьмого сына» обвинил в пиратстве. И это лишь за первый день.

Только капитан «Оленёнка» объяснил им, причину отказа.

— Да, я в самом деле отправляюсь на юг, — сказал он им за чашей разбавленного вина. — Мы обойдем вокруг Валирии, а оттуда пойдем на восход. В Новом Гисе пополним запасы воды и провизии, затем во все весла двинемся к Кварту и Нефритовым Вратам. Каждое путешествие сулит опасности, а долгое — тем более. Зачем мне искать лишнюю беду на свою голову, заходя в Залив Работорговцев? «Оленёнок» — мой единственный источник к существованию, и я не буду им рисковать, завозя троих сбрендивших дорнийцев в самое пекло войны.

Квентин уже начал думать, что лучше бы им было купить собственный корабль в Дощатом городе. Но это привлекло бы к ним ненужное внимание: у Паука везде были глаза и уши, даже в стенах Солнечного Копья.

— Если цель твоего путешествия откроется, Дорну придется туго, — предупредил его отец, когда они наблюдали как резвятся дети в прудах и фонтанах Водных Садов. — Не заблуждайся, то, что мы делаем — измена. Доверяй только своим товарищам и старайся не привлекать внимания.

Так что Геррис Дринкуотер ответил капитану «Приключения» своей самой обезоруживающей улыбкой.

— По правде сказать, я уже потерял счёт трусам, отказавшимся нас везти. Но в Купеческом доме мне сказали, что вы человек другого сорта — похрабрее. Такой, что может рискнуть всем за соответствующую сумму.

«Контрабандист», — подумал Квентин. Именно так им и обрисовали капитана «Приключения» другие торговцы в Купеческом доме. Хозяин этого постоялого двора о нем сказал:

— Он контрабандист и работорговец, наполовину пират, наполовину наводчик, но может статься так, что это ваша последняя надежда.

Капитан потер большим пальцем об указательный.

— И какую же сумму вы считаете соответствующей подобному путешествию?

— Втрое больше, чем вы обычно берете за провоз до Берега Работорговцев.

— За каждого? — капитан обнажил зубы в чем-то, что должно было быть улыбкой, но вышло хищным оскалом. — Возможно. Да, я буду похрабрее многих. Скоро собираетесь отправиться в путь?

— Да хоть завтра.

— По рукам. Приходите за час до рассвета со своими друзьями и винами. Лучше нам отчалить, пока Волантис спит — никто не станет задавать нам неудобные вопросы о цели нашего плавания.

— Как скажете. За час до рассвета.

Улыбка капитана стала ещё шире.

— Рад, что могу вам помочь. Нас ждет приятнейшее путешествие, верно?

— Уверен в этом, — сказал Геррис.

Капитан велел принести эля, и они вдвоем выпили за удачное плавание.

— Приятный человек, — заметил Геррис, когда они спускались к подножию пристани, где их ждал нанятый хатай. Воздух налился тяжёлым жаром, от яркого солнца обоим приходилось щуриться.

— И город приятный, — согласился Квентин.

«Слащавый настолько, что скоро зубы повыпадают».

Здесь в изобилии выращивали сладкую свёклу и подавали её почти в каждом блюде. Волантийцы варили из неё холодную похлебку — густую и жирную, как пурпурный мед. Вина у них тоже были сладкие.

— Боюсь, наше беззаботное путешествие окажется недолгим. Этот приятнейший человек не собирается везти нас в Миэрин. Слишком уж быстро он согласился на наше предложение. Он возьмет с нас втридорога, спору нет, но как только мы окажемся на борту и выйдем в море, он перережет нам глотки и заберёт остальное золото.

— Или прикует к вёслам рядом с теми несчастными, которых мы уже нанюхались. Нет, сдается мне, надо поискать контрабандиста получше.

Возница ждал их у своего хатая. В Вестеросе эту повозку назвали бы просто телегой, разве что она была украшена больше, чем любая виденная Квентином дорнийская телега, и запряжен в нее был не бык и не лошадь. Хатай тянула карликовая слониха цвета грязного снега. На улицах Старого Волантиса этих животных было полным-полно.

Квентин предпочел бы пойти пешком, но они были очень уж далеко от места, где остановились. Кроме того, владелец Купеческого дома предупредил их, что пешие прогулки уронят их в глазах как чужеземных капитанов, так и коренных волантисцев. Уважаемые люди ездили либо в паланкинах, либо в хатаях… и по случайному стечению обстоятельств двоюродный брат хозяина как раз владел несколькими такими повозками и был рад оказать гостям услугу.

Их возница был одним из рабов его брата — маленький человечек с вытатуированным на щеке колесом, почти голый, в одной набедренной повязке и сандалиях. У него была кожа цвета тикового дерева, глаза — как два уголька. Он помог дорнийцам забраться на выложенную подушками скамью между огромными деревянными колёсами двуколки и сам влез на спину слонихи.

— К Купеческому дому, — велел ему Квентин, — но езжай вдоль причалов.

Вдали от гавани и морского ветра, на улицах и в проулках Волантиса стояла такая духота, что можно было утонуть в собственном поту, по крайней мере, на этой стороне реки.

Возница крикнул что-то слонихе на местном языке, и она стронулась с места, мотая хоботом из стороны в сторону. Двуколка, накреняясь, потащилась следом; возница улюлюкал, сгоняя с пути матросов и рабов. Их было нетрудно отличить друг от друга: все рабы были татуированы. Маска из голубых перьев, молния от нижней челюсти до брови, монета на щеке, леопардовые пятна, череп, кувшин. Мейстер Кедри говорил, что на одного свободного в Волантисе приходится пять рабов — правда, он не дожил до возможности проверить свои расчеты. Он погиб в то утро, когда пираты взяли «Жаворонка» на абордаж.

В тот день Квентин потерял еще двоих друзей — Уильяма Уэллса с его веснушками и кривыми зубами, отчаянного копьеносца, и Клетуса Айронвуда — красавца, несмотря на косоглазие, вечно возбуждённого, вечно смеющегося. Полжизни Клетус был лучшим другом Квентина, брат во всём, но не по крови.

— Поцелуй за меня свою невесту, — прошептал ему Клетус перед смертью.

Пираты влезли на борт в предрассветной темноте, когда «Жаворонок» стоял на якоре у берегов Спорных земель. Ценой двенадцати жизней экипажу удалось отбиться. После этого члены команды обобрали убитых пиратов, сняв с них пояса, обувь и оружие, разделили содержимое кошельков, стащили кольца с пальцев и выдрали самоцветы из ушей. Один из пиратов был так толст, что корабельному коку пришлось отрезать ему тесаком пальцы, чтобы снять кольца. Понадобилось три матроса, чтобы поднять его и выбросить в море. Остальных пиратов швырнули следом — без молитв и церемоний.

• Предыдущая
• 27/289
• Следующая