Братство волка - Берте (Бертэ) Эли - Страница 36

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая

В эту минуту ставень был оторван, блеск молнии позволил увидеть фигуру Жанно, с которого потоками лилась вода, и широкую морду и сверкающие глаза волка, который, стоя на задних лапах, старался вырвать зубами куски разломанного ставня.

Марион молча во все глаза смотрела на них, ничего не говоря. Кристина сжимала в руках бесполезное ружье, в ужасе понимая, что его вид не отпугнет врагов.

«Боже мой! Кто-нибудь, помогите… Хоть кто-нибудь, пожалуйста! — проносилось в ее голове. — Я клянусь, я буду до конца своих дней благодарна вам, спасите меня, умоляю!»

Как будто эта мольба была услышана: человеческие голоса послышались на некотором расстоянии от хижины. Жанно и зверь остановились в ту минуту, когда готовились проникнуть в дом.

— Помогите! — закричала Кристина, оживленная внезапной надеждой.

— Помогите, — повторила Марион тихо.

Четыре сверкающих глаза исчезли из окна.

Через минуту прибежало несколько человек. Начали стучаться и кто-то заговорил за дверью:

— Она здесь: я узнал ее голос… Я уверен, что она здесь!

Очевидно, опасность миновала, но Кристина не могла пошевелиться. Марион отворила дверь. Тотчас несколько человек бросились в хижину. Там была совершенная темнота, и один из вошедших спросил взволнованным голосом:

— Кристина, графиня де Баржак, ради бога, где вы?

— Я здесь, Леонс.

— Слава богу! Ах, графиня, как вы меня встревожили!

Марион зажгла свечу. Леонс привел с собой лесничего и слугу из замка, которых он встретил в лесу. Они были посланы кавалером де Моньяком на поиски Кристины. Несмотря на дождь, все трое принялись прочесывать лес. Наконец, предположив, что графиня де Баржак нашла убежище в доме лесничего, единственном жилище, находившемся в лесу, они отправились удостовериться в этом и, как оказалось, пришли очень кстати.

Спасители девушек выглядели плачевно: они насквозь промокли и были очень измучены. Особенно изможден был Леонс; его рука, висевшая на перевязи, болталась, как плеть; лицо было бледным до какой-то нездоровой серости. Но юноша счастливо улыбался: графиня де Баржак, его Кристина, была жива и невредима. Лесничий и слуга нисколько не переживали из-за того, что вымокли и продрогли: радость видеть свою молодую барышню, которую они любили, несмотря на ее резкие выходки, а также надежда получить впоследствии хорошую награду вполне скрашивали неудобства.

Марион, судьбой которой в действительности никто не был особенно заинтересован, поспешила подбросить дров в печь — вот все, что она могла сделать для своих гостей. Пока они сушили у огня свое промокшее платье, Кристина сидела в стороне и беспрестанно повторяла:

— Какой день, какой ужасный день!

Наконец она обернулась к Леонсу и спросила его странным, равнодушно светским тоном:

— Как вы их находите?

— Кого, графиня?

— Тех, кого ваше присутствие обратило в бегство… Безумца и зверя, которые вели на нас охоту…

— Я вас не понимаю, Кристина… мы не видели никого.

— Перед этим окном… вы не приметили?..

— Мы пришли с другой стороны; притом дождь ослеплял нас, и ветер шумел в ушах… Но, ради бога, графиня, расскажите мне, что случилось?

Кристина описала ему в нескольких словах свои приключения с тех пор, как она рассталась с ним в лесу. Она говорила так спокойно и ровно, что сама удивлялась бесстрастности собственного голоса. Но у нее было слишком мало сил, чтоб переживать волнение.

Присутствующие слушали с изумлением, к которому примешивалось недоверие. Сам Леонс готов был подумать, что графиня де Баржак бредит в горячке. Это сомнение отразилось на его лице.

— Черт побери! Неужели вы принимаете меня за сумасшедшую? — Прежняя эмоциональность вернулась к Кристине. — Расспросите Марион, пусть она вам скажет, что видела, что слышала здесь и сейчас.

Марион, потупив глаза, подтвердила рассказ своей госпожи.

— И если этого свидетельства вам недостаточно, рассмотрите окно. Те, кто сломал его, неужели призраки?

Лесничий поднял обломки ставня. Хотя дерево сгнило на поверхности, но внутренняя часть доски сохранила еще замечательную прочность, и требовалась необыкновенная сила, чтобы сломать ее. Кроме того, на доске имелись глубокие борозды, будто сделанные железным орудием.

Обломки ставни переходили из рук в руки; лесничий и слуга рассматривали их, с изумлением качая головами. Леонс был задумчив.

— Извините меня, графиня, — сказал он, — за то, что я осмелился сомневаться в правдивости ваших слов! Я теперь помню, как читал в книгах, что некоторые люди, привыкшие к уединенной жизни, особенно горцы-пастухи, бывают подвержены помешательству. Они считают себя способными превращаться в волков. Это помешательство, называемое учеными ликантропией, часто встречается, говорят, во Франконии и Верхней Шотландии, но я до нынешнего дня принимал эти рассказы о существовании людей-волков, или ликантропов, за местные легенды. Теперь приходится убедиться в том, что они существуют. Очевидно, что Зубастый Жанно одержим ликантропией. Но и это не объясняет согласия, существующего между этим сумасшедшим и волком — настоящим, кровожадным, страшным жеводанским зверем.

Тогда Кристина рассказала Леонсу о волчонке, которого Жанно когда-то приручил. Так как Леонс еще не видел в этом обстоятельстве достаточной причины для такого тесного товарищества, старый лесничий, гревшийся перед огнем, вдруг сказал:

— С вашего позволения, сударь, и с позволения нашей благородной барышни, я скажу, что во всем этом нет ничего необыкновенного. Если Жанно действительно воспитал этого зверя, он мог очень к нему привязаться. Я мог бы привести несколько примеров в таком роде. Мне самому раз взбрело в голову воспитать маленькую волчицу, которую чуть было не растерзала свора графа. Я отдал ее кормить моей собаке, которая очень к ней привязалась и давала ей сосать наравне со своими щенятами. Когда волчица выросла, я крепко привязал ее, боясь несчастья; она сорвалась с цепи и убежала. Я совсем забыл о ней, когда через два года, охотясь в Пуильякском лесу, вдруг увидел, что моя собака побежала по одному следу, не залаяв. Не зная, что это значит, я пошел за ней и увидел, что она дружески лижет волчицу, которая также ее ласкала. Я выстрелил в волчицу, она упала и, когда я подошел к ней, она подползла ко мне и начала лизать мне ноги. Мы узнали друг друга. Это была та волчица, которую я воспитал; собака моя визжала, и, кажется, я тоже плакал… видите ли, даже хищные звери имеют чувства… Однако я должен признаться, что если б у этой волчицы были детеныши, мы с моей собакой не были бы так хорошо приняты.

— Мне показалось, — сказала графиня де Баржак, — что между этим несчастным сумасшедшим и его ужасным товарищем иногда нарушалось согласие… как бы то ни было, надо поскорее освободить наш край от этих приятелей.

— Точно ли Зубастый Жанно опасен сам по себе? — спросил Леонс, пораженный подозрением. — Послушайте, лесничий, вы не станете отпираться, что часто встречали Жанно в лесу после его возвращения из Меркоара, хотя ваш начальник, главный лесничий Фаржо, запретил вам говорить об этом обстоятельстве? Заклинаю вас отвечать мне откровенно: считаете ли вы этого сумасшедшего способным нападать на людей?

Когда Леонс свалился с лошади в Монадьерском лесу, то подумал, что на него напал не волк, а человек, но с тех пор он ни с кем не делился этим соображением, таким невероятным оно ему казалось.

Лесничий отвечал, что Жанно, которого, впрочем, он знал очень мало и видел только два или три раза, показался ему безвредным и всегда убегал при его приближении. Марион подтвердила его слова.

— Стало быть, я ошибался, — сказал Леонс. — Я было подозревал… но нет, нет, я клевещу на этого бедного сумасшедшего. Он не мог довести свое подражание волку так далеко!

Во время этого разговора гроза стихла, дождь перестал. Бури в горах бывают тем короче, чем они сильнее. Слуга вышел на порог и в просветах между тучами заметил темное небо, усеянное звездами. Он пришел сообщить присутствующим это приятное известие.

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая