Отель - Андреев Олег Андреевич - Страница 63

• Предыдущая
• 63/70
• Следующая

– Если бы каждый из нас точно знал, что он хочет, то настоящих, страстных желаний наберется немного – на одной руке пересчитать хватит. Я, например, знаю.

– Ты у меня философ…

– Да какой я философ, Ромка, мне просто так страшно, так страшно. Вот завтра, не дай бог, убьют, и все. Ромка, миленький, мне так страшно. Я так тебя хочу…

Все произошло быстро и естественно. Уж кто-кто, а жених точно знал, что его Натали не носит белья.

Они ласкались молча и самозабвенно. Причем у каждого был собственный подход к делу. Нельзя издавать сладостные вопли, нельзя даже слегка прикусить ухо или шею партнера. Во всяком случае, нежная кожа старшей горничной чуть не сыграла с ней злую шутку, когда еще в самом начале их любовного приключения Роман не сдержался и сделал ей небольшой кровоподтек. Он и сам не понимал зачем. Наверное, проснулось нечто животное. Примерно как те метят свою территорию. И этот собственный подход выражался у них по-разному еще и потому, что горничная из литературных произведений предпочитала «любовный роман», а это непременно закрытые глаза, бурные ласки и слова, слова, слова. Последнего они позволить себе не могли, но все равно она их слышала.

Для Романа закрытые глаза были необязательны и даже наоборот – он любил смотреть, как покачивается ее грудь в такт движениям, как закатываются ее глаза, как приоткрывается горячий рот, из которого поневоле вырываются стоны наслаждения.

Так и парили оба: она в облаках мечты, он – в будоражащем созерцании.

Нет, это было не обычное соитие. Они побеждали смерть.

– Моя дочь все делает неправильно, – твердил Пайпс своей спутнице, которую, впрочем, недавнее позорное изгнание совсем не смутило.

Они погуляли по набережной, поговорили о жизни, при этом Света показала себя знатоком людей, философии и даже экономики и политики.

Старик был до смешного наивен и доверчив. Он влюбился в проститутку, как невинный мальчик способен влюбиться в фотографию знаменитой актрисы.

– Разве это политкорректно? Нельзя же быть такой расисткой! – все восклицал неугомонный Пайпс. – И потом, постеснялась бы людей, пожалела бы отца.

Света тактично молчала, не добавляя масла в огонь.

Рыбка заглотила наживку крепко, может быть даже слишком крепко. И Света уже строила свое радужное будущее в Америке. Конечно, первое время будет трудно, но она привыкнет, она сможет приспособиться. Она бросит курить и пить. На сторону – ни-ни.

В самом деле ей хотелось бы родить ребеночка, но, она с сомнением поглядывала на старика, способен ли тот на детопроизводство. Впрочем, рассказывали, сегодня он удивил банщика, а потом появились всякие там препараты – виагра, например. Правда, говорят, что после нее старики концы отдают. Но ради любви-то стоит.

– Понимаете, Света, она росла без матери. А я весь в трудах. Ей стоило большого труда не возненавидеть меня. Когда уже повзрослела, у нас, кажется, наладилось. Сегодня днем мы так мило беседовали. Я ведь приехал сюда инкогнито, хотел проверить, как справляется моя дочь. Но она быстро меня вычислила. И вот – на тебе. Нет, я с ней серьезно поговорю. Я отчитаю ее…

Свете уже становилось скучно. Она и сама предвидела непростые, ох какие непростые отношения с Пайпс. Но решать их будет вовсе не старик, а она сама, Светка. Есть у нее кое-какие наметки. Она тоже может кое-что предъявить американке. Скажем, что-то поговаривали девки о ее отношениях с Калтоевым. Надо будет подробнее разузнать.

– А пойдемте в кино, – предложила Света.

– Я не люблю кино, – соврал старик. На самом деле ему не хотелось терять два часа в темном зале, вместо того чтобы очаровываться молоденькой девушкой с трудной судьбой.

– Ну тогда я не знаю. Что мы ходим по улицам, как маленькие?

– Как маленькие, точно! – обрадовался старик. – Света, вы возвращаете мне юность.

Восторженность старика объяснялась еще и его чувством вины перед девушкой. Он и подумать не мог, что Чарли стала такой. Там, в Америке, она спокойно отнеслась бы к любому его знакомству. Старик и не предполагал, что в России даже проститутки совсем другие. Вообще все другое. Ближе к крайностям. Если в Америке мафия была элегантна и вкладывала деньги, скажем, в шоу-бизнес, во всяком случае если верить газетам и фильмам, то в России она вкладывала деньги только в самое себя. Если американские проститутки осознавали свое недостойное место, то русские считали себя на вершине успеха.

Впрочем, в Америке тоже хватало гадостей, но они были как-то цивилизованнее, что ли, не так циничны и беспредельны.

Они уже в третий раз доходили до железнодорожного моста и возвращались к отелю.

Света устала и замерзла, а старик пылал и возбужденно жестикулировал.

Когда поравнялись с отелем в четвертый раз и решили повернуть обратно, Света увидела Калтоева, он с кем-то разговаривал, стоя у парапета.

Странно, бросил банкет. Света со стариком шли по другой стороне улицы, и она никак не могла разглядеть, с кем разговаривает Калтоев.

– Давайте подойдем к реке, – предложила она старику. Любопытство был ее тайный порок, как, впрочем, и многих женщин.

Старик смело двинулся на мостовую, подняв руку, чтобы проезжающие машины пропустили их.

Он не знал, что в России этого жеста никто не понимает, вернее, понимают его совершенно в другом смысле.

Тут же потрепанные «Жигули» притормозили у обочины.

– Куда ехать, отец?

Старик растерянно оглянулся на Свету, а та грубовато ответила водителю:

– Вали отсюда, чайник.

Впрочем, совсем беззлобно. Ее сейчас занимало другое – она узнала человека, с которым беседовал Ахмат.

Тот что-то показал Калтоеву, и они двинулись к отелю.

Света отметила это про себя, не придав, впрочем, большого значения увиденному.

А еще через двадцать минут их ждало настоящее развлечение. Здоровенный мужик, высосав из горла полбутылки водки, разделся и сиганул в воду.

Пайпс ахнул, а Света залилась счастливым смехом.

Кстати, женщина, которая сопровождала мужика, тоже смеялась:

– Триша, ты настоящий герой! Настоящий русский медведь! Боже, как я люблю Россию!!!

С 8 до 9 часов вечера

Когда она осталась одна, вдруг поняла, что знала все с самого начала, еще с того дня, когда они готовили отчет для собрания акционеров и она так бесцеремонно уложила Метью с собой в постель.

Был в их романе какой-то надрыв, какая-то червоточина, и весь он окрашивался мрачными тонами.

В Америке у Чарли были любовники, трое. Это были веселые и сильные парни. Они регулярно занимались сексом по пятницам, специально отводя для этого время и место. Слово «love» они произносили часто, но только в смысле физическом, например «make love». С ними было приятно, просто и легко.

Потом они разбегались на неделю, каждый занимался своими делами, чтобы в пятницу снова встретиться, сходить в бар, а потом заняться любовью.

Чарли расставалась с ними тоже легко и просто. И из них никто особенно не страдал, как ей казалось. Это свое состояние Чарли всегда считала вполне естественным и приемлемым для себя.

Здесь все стало с ног на голову. Она занималась любовью намного чаще, ждала встреч, волновалась, и расставания не казались ей короткими.

Что-то было во всем этом, что Чарли поначалу злило. Потом она привыкла. А потом начала понимать, что пропала. Не сразу, не вмиг, а со временем. Она уже и представить себе не могла, что это когда-то кончится.

И теперь это кончилось.

Чарли держалась последние минуты на каком-то автопилоте. Она все делала трезво и расчетливо. Сначала дело, а потом эмоции, но именно за эту трезвость она себя сейчас ненавидела. И ей было стыдно вдвойне. Во-первых, потому, что на родине за эту ненависть ее посчитали бы сумасшедшей, а во-вторых, она так и не решилась дать волю чувствам. Она уже не была американкой, но и не стала русской.

• Предыдущая
• 63/70
• Следующая