Братья: Кирилл и Мефодий - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая

С того вечера, как они с Фотием говорили о просвещении болгар с реки Брегальницы, Константин передумал немало. Тогда в нем еще только прорастали тайные мысли, а теперь он уже твердо мог сказать самому себе — он, Константин, тот человек, который должен создать письменность для славянских народов. Для этого он и рожден на земле.

Раньше он лишь говорил на наречии славян, живших в Македонии, не думая о законах этого языка. Теперь он стал изучать правила, по которым славянский язык был построен.

Но Фотий не зря напоминал, что церковь так легко не разрешает переводить книги на варварские языки.

Сам, по собственной воле Константин не мог взяться за создание славянской грамоты. Любой монах обвинил бы его за это в дьявольском наущении, будто создана такая грамота не для пользы человеческой, а из высокомерной гордости, чтобы отторгнуть славянские народы от вселенской церкви.

Человек, осмелившийся создать письменность, должен стоять высоко в глазах царя и церковной власти. И то лишь по указу императора да патриарха может он взяться за создание новой грамоты. По крайней мере, все должны быть уверены, что мысль такая сначала осенила голову императора. Константин хорошо это понимал.

Если бы сейчас здесь он нашел останки знаменитого старца, то такая ценная для церковников находка дала бы ему право на создание славянской письменности. А затем осталось бы только ждать удобного случая, чтобы незаметно подтолкнуть царя к повелению…

Местные люди о Клименте вовсе ничего не слышали.

Многие из них родились на других землях, и лишь случайный ветер занес их в этот греческий город.

За семь веков сменилось здесь множество народов.

Оставалось исследовать древние сказания.

А тут еще Константин встретил в соседнем доме удивительного человека. Человек лишь недавно поселился в городе, говорил на языке чуждом, объяснялся с соседями знаками, потому что язык его никто не мог понять.

В этом удивительного ничего не было — мало ли племен ходило по земле. Удивило Константина то, что была у человека собственная Библия, написанная непонятными знаками.

Константин знал Библию наизусть. Он решил понять язык того человека.

По вечерам при светильнике Константин и приезжий сидели рядом за книгой. Константин выписывал непонятные письмена, приезжий произносил их вслух. Рядом Константин писал соответствующее греческое слово.

Так он составил словарь языка этого человека и через несколько недель, к удивлению горожан, мог уже разговаривать с ним. Наконец-то в Херсонесе узнали, откуда он взялся, этот приезжий.

Человек рассказал Константину, что шел он с дружиной славных воинов Аскольда и Дира, которые правили на Днепре в городе Киеве. По дороге он заболел, остался на берегу реки, а теперь перебрался в город.

А Константин был поражен: еще кто-то до него уже пробовал перевести священные книги на язык своего народа.

В солнце и в непогоду Константин обследовал побережье вокруг Херсонеса. На легком судне причаливал он к островкам. Пытался в расположении белесых и бурых камней найти хоть какой-то порядок — следы развалин. По давнему обычаю над могилами знаменитых людей ставили церкви.

Цицерону, разыскивавшему в окрестностях Сиракуз могилу Архимеда, было легче, хотя местные жители также уверяли его, что от могилы не осталось и следа, — Цицерон знал стихи о шаре и цилиндре на надгробии великого математика. Константин недавно перевел Цицероновы «Тускуланские беседы» для Фотия и теперь часто вспоминал рассказ о том, как найдена была могила Архимеда.

«Была бы какая-нибудь надпись, — думал он, — вроде той, что на могиле Кира: „О человек, кто бы ты ни был и откуда бы ты ни явился, — ибо я знаю, что ты придешь, — я Кир, создавший персидскую державу. Не лишай же меня горстки той земли, которая покрывает мое тело“».

Наконец на небольшом островке, недалеко от берега Константин нашел следы каменной постройки. Скорей всего здесь была небольшая древняя церковь.

Константин часто рассказывал горожанам о знаменитом старце, о его муках и казни.

И постепенно набралось человек сто, готовых бесплатно перекопать весь остров, лишь бы найти останки Климента.

Утром Константин погрузил добровольцев на корабль, и корабль отчалил от херсонесской пристани.

Херсонесский митрополит Георгий остался на берегу. Он сомневался, существует ли это захоронение.

Спорить с Константином он не решался, только сказал:

— Если вас постигнет неудача, вы спокойно уйдете и об этом забудут. Если же вернусь я, не найдя ничего, каждый станет смеяться надо мной, а вместе со мной и над нашей церковью.

Константин несколько раз приплывал на этот остров. Он заранее составил план, кому и где копать.

Был конец декабря. Холодный ветер гнал плотные низкие тучи. Крутые серые волны раскачивали корабль.

«Надо было дождаться хорошей погоды, — думал Константин. — В хорошую погоду и настроение у людей радостное».

Действительно, искатели на корабле все больше мрачнели. Некоторые предлагали вернуться назад.

Улыбался лишь один капитан судна. По византийским законам капитана могли судить, если во время шторма у него был угрюмый вид, вселяющий в пассажиров панику.

Близкий остров казался неуютным, пустынным.

«Только бы не было дождя, — думал Константин. — Второй раз людей уже не уговоришь».

Ему повезло. Он указал капитану место, куда лучше пристать. И когда люди сошли на берег, ветер разогнал тучи, выглянуло солнце.

Константин расставил людей по краям вдоль бывших стен храма. Человек двадцать копали внутри.

Уже через несколько минут кто-то закричал:

— Нашел! Вот они, святые мощи!

Все сбежались, толкаясь, стали рассматривать почерневшие кости, на которые показывал счастливчик.

— Да это же баран! Бараньи косточки, — засмеялся один из искателей.

Вероятно, лет двести назад неизвестные люди съели у этих развалин барана.

Кости отбросили и стали копать дальше.

Еще не раз искатели радовались, сбегаясь на крик, а потом, разочарованные, расходились по своим местам.

Люди выбрасывали наверх черепки битой посуды, щепки, изъеденные зеленью бронзовые наконечники стрел.

«Еще немного, и поиски придется прекратить», — с грустью думал Константин.

Один из искателей недалеко от Константина неожиданно наткнулся на доску. Он копал как раз в самом центре бывшего храма.

— Трухлявая! — сказал он о доске. — А когда-то крепкая, видать, была, хоть корабль из нее строй.

Он замахнулся было, чтобы с силой ударить по доске, а потом выбросить щепки наверх.

— Осторожно! — вскрикнул Константин.

Вдвоем они освободили доску от земли и камней, рядом с ней была и вторая.

Это был длинный ящик.

Искатель хотел позвать соседей. Константин остановил его. Он боялся спугнуть удачу.

Медленно они приподняли крышку ящика. Там, внутри, рядом с позеленевшим от времени якорем лежали останки человека.

Сомнений не было.

— Нашли! — не удержавшись, закричал искатель. — Нашли мы его!

Все в который уже раз сбежались. Удивленно смотрели вниз на кости, на якорь.

— Я и надежду потерял, думаю, зря копаем! — продолжал радоваться искатель. — Как захоронили с якорем, так и лежит!

Константину помогли поднять наверх останки и якорь.

Несколько человек плыли уже на своих лодочках в Херсонес обрадовать горожан.

У берега корабль встречал сам стратиг Никифор. Позади него стояла огромная толпа горожан.

Константин торжественно вынес останки с корабля на землю. Люди окружили его, двинулись к ближнему храму.

На другой день останки были перенесены в город, откуда 750 лет назад вывели измученного пытками старца римские легионеры, чтобы бросить его в море.

Путь к хазарскому кагану был долог и труден.

Константин ехал не один и не сам по себе. Он был послом византийского императора. Поэтому вез он кагану богатые подарки. А чтобы подарки не отняли бродячие шайки, сопровождало Константина хорошо вооруженное войско.

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая