И придет волчица… - Шевченко Ирина - Страница 25

• Предыдущая
• 25/142
• Следующая

– Что это, Салзар?

– Не знаю. – Некромант кругом обошел невидимую преграду, окружавшую страдалицу. – Защита по контуру похожа на… На что-то похожа, но я не могу понять. И пройти…

– А-а-ах-х-х… – Крик перешел в хрип, изгибавшееся, ломавшееся от боли тело тяжело опало на траву.

– Пройти я не смогу, – заключил Ворон.

– Но что это? Что с ней?

– Она горит.

Ответил старшему наставнику не Салзар. Это сделала сидевшая под деревом девушка в легком полупрозрачном платьице.

– Лафия, – узнал Медведь. Пальцы уже сплетали отпугивающее нежить заклинание.

– Стойте! – перехватил его руку азгарец. – Пусть говорит. Дети ночи видят порой больше, чем мы.

– Да, я вижу. – Майла указала на кристалл. – Она горит со своим эльфом. Он горит. И она горит. Это грустно.

– Кто это сделал? Кто?

– Остыньте, Марко. Вы что, не понимаете? Она сама и сделала. Влезла в память стихий…

– В память стихий нельзя войти! Это невозможно.

– Разве до этого ваша ученица не делала ничего невозможного? Что ты еще видишь, лафия?

– Ничего. Только огонь, эльфа и чародейку. Он горит, и она горит вместе с ним. Он не хочет гореть. И она не хочет. Но он ее не отпускает.

– Что значит «не отпускает»?! – накинулся на лесное создание Медведь, видя, что Галла уже едва дышит.

– Держит ее, – вздохнула майла, – своими мыслями. Горит и думает о ней. Это красиво. Но очень грустно. Потому что скоро он умрет. И она умрет вместе с ним.

Медведь в отчаянии вцепился себе в волосы.

– Сколько прошло времени? – спросил Салзар. – Сколько ты здесь сидишь?

– Не знаю. Я пришла, когда чародейка стала кричать. Но у меня нет времени. А вашего я не помню. Когда-то знала, но теперь забыла.

– Мы услышали первый крик еще на опушке. Прошло минут пять, самое большее – семь. Марко, очнитесь! У нас еще пять минут, чтобы ее вытащить.

– Как?

– Не знаю. Думайте. Посмотрите на рисунок. Вспоминайте, что это может быть.

– Это похоже… Ни на что! Я не видел такого.

Некромант примерился и отпустил в незримую стену тугую спираль заклинания. Ничего. Подумал и сплел еще одно, более сложное заклинание. Безрезультатно.

– Можно нащупать свободные линии и попытаться разорвать ее плетение, – без особой надежды предложил Медведь.

Азгарец покачал головой:

– Здесь нет свободных линий. Ни одна ниточка не висит, все сплетено туго, как кокон. Какая под ней фигура, ромб или квадрат?

Это в равной степени могло быть и то и другое.

Девушка зашевелилась и захрипела.

– Квадрат, – сам себе ответил некромант. – Похоже на контур для воззвания.

– Непохоже. Для воззвания используют пентаграммы…

– Это вы мне говорите?! – возмутился Ворон. – Мне, некроманту, вы станете рассказывать, что используется в ритуалах призыва? Ладно, сейчас не об этом. Контур для воззвания, контур для нежити – есть что-то общее в канве. Фигура, символы по углам и линия… О боги! У вашей ученицы талант сплетать такие несуразицы!

Он еще раз обошел круг, стараясь не смотреть на скрючившуюся внутри девушку.

– Линия, линия… Что-то есть в этой линии… Линия Омсты! – хлопнул он себя по лбу. – Обычная линия Омсты! Только мы видим ее как будто в зеркальном отображении. Нет, ваша Галла определенно нечто! Вы бы додумались до такого?

В его голосе слышалось искреннее восхищение.

– Не додумался бы, – угрюмо согласился наставник. – И не привязал бы себя к памяти горящего эльфа. И не корчился бы в непробиваемом куполе. Что вас так радует, а? Или придумали, как его отключить? Я не мастер смерти, но знаю, что линия Омсты размыкается только с наружной стороны. А в данном случае мы с вами, если можно так выразиться, внутри – она же исказила потоки.

Он посмотрел на свою ученицу. Бледное лицо. Темные тени вокруг закрытых глаз. Рот перекошен, подбородок залит кровью. И теперь она уже не кричит. Только вздрагивает, делает редкие, слабые вдохи. Иногда ее руки вдруг оживают, и изодранные пальцы судорожно вцепляются в покрытую бурыми пятнами траву.

– Она умирает, – всхлипнула лафия.

Марко удивленно взглянул в ее сторону. Какое дело лесной нежити до какой-то там волшебницы?

– Умирает, – повторила майла. – Это грустно. Мне нравилась странная чародейка. И эльф мне нравился. Но эльфа уже нет. И ее не будет…

– Салзар!

– Я думаю. Не мешайте.

– Думайте быстрее, она почти не дышит!

– Еще есть время. Эльф умирал в течение тринадцати минут…

– Она не выдержит столько! Сделайте что-нибудь! Омстика[1] – ваша специализация. Разбейте контур. Сделайте хоть маленькое отверстие. Я думаю, если убрать кристалл, связь оборвется.

– Резкий обрыв убьет ее.

– Есть другие идеи?

– Если бы… Хорошо, я попробую. Только молчите.

Некромант всмотрелся в окутывавшее девушку плетение. Контур от нежити? Или контур от жити? Линия Омсты проста и понятна: мертвое к мертвым, живое к живым. Здесь же что-то непостижимое. Живое к мертвым? Мертвые к живым? И то и другое сразу? Извилистая линия обегала рисунок, перекрывая как вход, так и выход. Линия Омсты, до которой не додумалась бы и сама Неизбежная: черта, отделившая от всего света давно умершего эльфа и живую, пока еще живую волшебницу – мертвое и живое словно единое целое.

– Смотрите, – указал он Медведю на истонченное место в защите. – Здесь можно разделить потоки. Но я могу гарантировать всего несколько секунд. Успеете достать камень?

– Должен.

Салзар собрался с силами. Работать с чужими чарами сложнее, чем создавать свои. А учитывая то, какие странные чары сейчас ему нужно взломать, в успех почти не верилось. Если бы он знал, то взял бы с собой нож…

– Приготовьтесь, – кивнул он наставнику.

Ворон коснулся наполненного силой рисунка. Купол вздрогнул, серебристые нити зашевелились, словно разбуженные змеи, но, вопреки опасениям некроманта, не сплелись еще крепче, а как будто ослабили связь. Шевельнулась внутри круга девушка, тяжело и протяжно вздохнула, и азгарец, вдохновленный успехом, продолжил расплетать окутывающий ее кокон. Напоенное магией кружево поддавалось неохотно и медленно, но поддавалось. Расплетались ниточки, оскудевал питающий их поток. Если продолжать так и дальше, то удастся разрушить защиту полностью. Но рисковать и терять время не хотелось. Образовавшаяся в плетении брешь уже позволяла вынуть кристалл, прерывая связь между прошлым и настоящим.

– Давайте!

Марко протянул руку и тут же отдернул: под внешним, уже потухшим контуром оказался еще один. И слабых мест в нем не наблюдалось.

– Это конец, – прошептал некромант. – Омстика-тэ. Вывернутая, как и все в этом ненормальном плетении! Вы видите? Видите?

– Да. – Медведь опустился на колени и с тоской провел ладонью по незримой стене.

Плетение, изначально предназначавшееся для того, чтобы удерживать всякого рода умертвия, в исполнении его ученицы стало нерушимой преградой для живых.

– Можно я заберу ее? – присела рядом лафия. – Потом, когда она совсем умрет? Похороню возле родничка. Тоже. Буду приходить еще и к ней.

– Нет, – абсолютно машинально ответил Салзар, глядя на тело внутри темнеющего на глазах круга и понимая, что, как бы он ни старался, уже не может вспомнить ту милую девушку в развевающемся на ветру платье, с которой встретился лишь насколько часов назад. – Нельзя. Мы не знаем наверняка… Галлу… Тело нужно будет изучить, а потом сжечь. Она слишком долго пробыла там…

Черноволосая дочь леса с сожалением вздохнула:

– Теперь сюда никто не придет. И не даст мне читать смешные книжки. Некому будет тут танцевать…

– Заткнитесь оба! – не выдержал Марко. – Не говорите так, словно она уже умерла!

– Она уже умерла. – Некромант положил руку на плечо наставника. – Мы ничего не сможем сделать. Ни один живой человек не переступит эту черту.

– А не человек? – спросила вдруг лафия.

Маги не сразу поняли суть вопроса.

• Предыдущая
• 25/142
• Следующая