Услышь мой голос - Снегова Юлия - Страница 46

• Предыдущая
• 46/76
• Следующая

— Я и не искала, — ответила Ирина, — сейчас поищу.

Она нагнулась, посмотрела под кроватью, потом на секретере. Ничего, только учебники, тетрадки, заколки для волос…

— Посмотри еще, — сказал Василий. — Может быть, она написала какую-нибудь записку, знаешь, как это бывает.

— Не знаю, но поищу, — сказала Ирина.

Она перебрала целый ворох бумажек, лежащих на Катином столе, но не нашла ничего, кроме листков с классными и самостоятельными работами.

«Какая неряха, — привычно подумала Ирина и тут же оборвала себя: — Господи, о чем я? Да пусть будет неряхой, грубиянкой, двоечницей, кем угодно, лишь бы больше не пугала нас так!»

— Ни записок, ни пузырька, ничего нет, — сказала Ирина Василию. — Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Она ведь знала, во сколько я прихожу с работы домой. Знала, что в семь я уже буду дома. Судя по всему, она наглоталась таблеток часов в пять. Это очень похоже на тонкий расчет, она все нарочно так устроила. Она не собиралась умирать, просто хотела нас напугать.

— Не может быть! — возмутился Василий. — Это чересчур жестоко. Хотя, — задумчиво произнес он, — подростки часто бывают жестокими. Может, ты и права. Но всю правду мы узнаем, только когда Катя окончательно придет в себя. Если только она вообще захочет нам что-либо рассказать.

4

К середине следующего дня Катя проснулась. Она была по-прежнему бледной и очень вялой. Ирина с трудом заставила ее выпить чашку кофе с молоком и съесть кусочек поджаренного белого хлеба. Катя упорно отказывалась разговаривать с родителями. Она лежала и молча смотрела на отца и мать большими, окруженными синевой глазами.

— Катя, может быть, ты нам все-таки что-нибудь скажешь? — попросил Василий.

Но девочка посмотрела на него, как на чужого человека, и отвернулась к стенке.

— Подожди, — сказала Ирина, — не дави на нее, ребенок пережил шок. Ей надо немного прийти в себя.

— А я не пережил шок? — обиженно произнес Василий. — Ну скажи мне, что теперь с ней делать? Я себя чувствую полным идиотом. Все мои дипломы оказались никуда не годным барахлом. Какое я имею право лечить людей, если моя собственная дочь в тринадцать лет глотает таблетки, чтобы свести счеты с жизнью.

— Успокойся, надо просто немного подождать, — сказала Ирина. — Давай я попробую, может быть, со мной она захочет поговорить.

Ирина тихонько зашла в комнату дочери и осторожно прикрыла за собой дверь. Катина комната ничем не отличалась от множества таких же комнат девочек-подростков, где детские куклы-мишки соседствовали с портретами шоу-звезд на стенах. Катя лежала, безучастно глядя перед собой, к груди она крепко прижимала своего любимца — серого плюшевого бегемота. Казалось, только с ним одним она готова была разделить свою беду.

— Катенька, нам надо поговорить, — осторожно начала Ирина. — Не бойся, никто ругать тебя не будет. Просто нам с папой надо понять, почему ты это сделала. Когда-нибудь, когда у тебя будут свои дети…

— Не будет у меня детей, — неожиданно сказала Катя. Она произнесла это слабым голосом, но как-то очень яростно.

— Почему? — опешила Ирина. — Кто тебе сказал такую глупость?

— Никто мне этого не говорил, — ответила девочка. — Я сама так решила.

— А почему ты так решила? — еще более осторожно спросила Ирина. Она чувствовала себя так, словно выбиралась из очень запутанного лабиринта, держась за тонкую ниточку. Одно неверное движение — и нитка порвется, а она так и не найдет выход. — Разве ты не хочешь семью и детей? Разве ты не веришь, что встретишь свою любовь? Не сейчас, немного попозже.

— Ну да, — произнесла Катя, и в ее глазах появился злой блеск. Ирину это обрадовало, безучастность — хуже всего. — Вот ты встретила свою любовь. Ну и как, надолго ее хватило, этой любви?

Ирина растерялась, она не знала, что сказать дочери. Конечно, ее жизнь не может служить удачным примером в этом разговоре, но нельзя же так…

— Нельзя же так рассуждать, у всех все бывает по-разному. Когда я была юной девушкой, мне хватало той любви, что перепала на мою долю. А потом, когда я повзрослела, у меня появились другие интересы.

— Ничего у тебя не появилось, просто ты смирилась. Стала как все: дом — работа, работа — дом. Если какой-нибудь сослуживец улыбнется и похвалит прическу, вот уже и повод для радости, и можно часами обсуждать это по телефону с такими же подругами-неудачницами.

— Катя, зачем ты это говоришь? — тихо спросила Ирина. — Это моя жизнь, мои проблемы, и я несу их достойно. Не глотаю снотворное и не свожу с ума людей, которые меня любят. Речь сейчас не обо мне, а о тебе. Почему ты это сделала? Я должна понять.

— Да потому что ваша взрослая жизнь — это гадость, гадость и мерзость! — закричала Катя своим слабым еще голоском. Она села на кровати, еще крепче прижимая к себе пушистого бегемота. В ее светлых глазах заблестели слезы. — Вы рожаете детей, рассказываете им сладкие сказочки о жизни, чтобы потом бросить в эту жизнь, как в яму с дерьмом!

— Катя, Катенька, подожди, — начала Ирина.

— Что «подожди»? Разве я не права? Вы, взрослые люди, превратились в скучные автоматы, а я так не хочу. Вся ваша любовь — это вранье. Папе нужна была твоя любовь, чтобы получить московскую прописку. Тебе нужна была его любовь, чтобы получить мужа и меня. Вы все друг от друга чего-то хотите, ничего не делаете просто так. Я не хочу играть в ваши дерьмовые взрослые игры.

— Но, доченька, никто же тебя не заставляет повторять наши ошибки. Нельзя же отчаиваться заранее, не попробовав. Я верю в то, что тебе повезет больше.

— Ничего мне не повезет. Я читала, что ребенок, выросший в неблагополучной семье, никогда не будет счастлив в браке. Я не хочу быть несчастной, я не хочу, чтобы мои дети были несчастными. Я вообще ничего не хочу! Не хочу во всем этом участвовать! Ты меня понимаешь?

— Да, я тебя понимаю, — мертвым голосом произнесла Ирина. Самое ужасное, что она не знала, что возразить дочери. — Если я тебя правильно поняла, то, что ты устроила вчера, может повториться?

— Не знаю, — мрачно ответила Катя. — Мне не очень-то понравилось глотать литрами соленую воду и все такое.

— Ладно, — сказала Ирина. — Отдыхай, может быть, завтра жизнь покажется тебе чуть более стоящей штукой.

Ирина повернулась, чтобы выйти из комнаты, как вдруг Катя позвала ее.

— Мам, — тихо произнесла девочка.

— Да?

— Мам, прости меня, пожалуйста, — с придыханием, совсем по-детски сказала Катя. — Я понимаю, каково вам было этой ночью.

Ирина ничего не могла сказать в ответ, она бросилась к дочери и сжала ее в объятиях. Девочка плакала, да и сама Ирина почувствовала, что горячие капли потекли у нее по щекам.

— Ничего, Катюша, ничего, — повторяла Ирина, обнимая худенькие плечи девочки и гладя ее по растрепанным волосам. — Ничего, все пройдет, все будет хорошо… Поспи еще немного, а потом, когда тебе станет получше, мы все, я, папа и ты, куда-нибудь поедем. Куда бы ты хотела пойти?

— Не знаю, — сказала Катя и всхлипнула, — может быть, в Парк культуры, ребята рассказывали, что там открылся Чудо-град, целый парк классных аттракционов. Только они очень дорогие, да и вам, наверное, неинтересно.

— Очень даже интересно, — улыбаясь сквозь слезы, ответила Ирина. — Конечно, мы туда поедем и покатаемся на всех классных аттракционах, сколько бы это ни стоило. А теперь спи, ладно?

— Ага, — сказала Катя и перевернулась на живот. В этой позе она любила спать с самого раннего детства.

5

Ирина постояла немного рядом с засыпающей девочкой и вышла из комнаты. Кажется, на этот раз все обошлось. Ирина почувствовала неимоверную усталость. Она просто засыпала на ходу. Лечь бы сейчас и хотя бы на несколько часов забыть о страшных событиях минувшей ночи. Раньше, когда Катя болела, Ирина боялась оставлять ее на ночь одну и всегда клала девочку рядом с собой. Вот и сейчас Ирине захотелось лечь рядом с дочерью, заснуть и чувствовать во сне, что ребенок рядом, что он нормально дышит, не раскрывается, спит спокойно. Если бы она могла вернуться во времена Катиного детства, когда все проблемы сводились к бронхитам, насморкам и испачканным колготкам. Ирина вздохнула и прошла на кухню, где ее ждал Василий.

• Предыдущая
• 46/76
• Следующая