Свободная культура - Лессиг Лоуренс - Страница 4

• Предыдущая
• 4/71
• Следующая

Российские юристы склонны рассматривать понятие интеллектуальной собственности как некое «зонтичное определение» для всей совокупности прав на творческий результат: авторских, патентных, производных, прав на наименование. Возможно, при отсутствии западного пиетета к собственности, включение «интеллектуальной собственности» в правовой арсенал и не способствует в России установлению столь жестких норм регулирования, как это произошло в США и странах ЕС[20]. Здесь расширению интеллектуальной собственности будут потворствовать другие особенности национального менталитета: апатия, благодушие и надежда на «авось».

Частная собственность и частная жизнь в русском лексиконе увязаны едва ли не омонимически. Напротив, в англо-саксонской традиции private property и privacy – единая основа мироустройства. Все, что не является общим, является частной собственностью и личным достоянием. На этом зиждутся неприкосновенность жизни и имущества, гарантии от вторжения в личную жизнь и даже «право хранить молчание» (ибо privacy – еще и тайна). Неприкосновенность всего частного – первая гарантия свободы. Коммунистический опыт укрепил убежденность либералов, что личная свобода невозможна без частной собственности и только на ней может основываться. «Наша битва с коммунизмом имела в союзниках коммерцию… Открытые рынки подразумевали открытые общества. Свободная торговля собственностью требует уважения к правам человека. Собственность была двигателем свободы; это та сила, которая будет сопротивляться тирании государства»[21]. О том разочаровании, которое постигло Лессига, мы уже говорили и еще скажем. Лучшие страницы его книги посвящены критике частной собственности в сфере интеллектуальной деятельности, однако отрешиться от нее вовсе Лессиг не соглашается. Апелляции к ней выглядят как барьер, который он воздвигает между собою и левыми радикалами. Его позиции не колеблет даже цитируемое им высказывание Джефферсона о том, что «изобретения не могут находиться в частной собственности». Все, что имеет ценность, должно иметь собственника, «свободные культуры, как и свободные рынки, строятся на собственности». Другой защиты от произвола государства или монополий Лессиг просто не находит и потому призывает, «насколько возможно, полагаться на рынок в деле распространения и развития культуры». При этом Лессиг, кажется, не замечает, что принимая идеологему интеллектуальной собственности, он дает в руки противника не просто козырь. Правила немудреной игры, затеянной медиа– и контентмонополиями, позволяют выиграть с одним козырным тузом против целой колоды. Интеллектуальная собственность и есть тот самый козырной туз. «Как бы убедительно ни звучала фраза „это моя собственность, и я должен владеть ей вечно“, попытайтесь поубедительнее произнести: „Это моя монополия, и я должен обладать ей вечно“ – очень тонко подмечает Лессиг. Все дело в том, что отныне правообладателям не нужно ссылаться на монополию. Они ссылаются на собственность. Согласившись с тем, что творческий труд порождает собственность на его результат, Лессиг отдает в руки своим оппонентам самое главное – силу общественного мнения. Стоит лишь применить глубоко укоренившееся понятие в новой сфере, как для ее регулирования тут же будут использованы все предрассудки вечного, святого и неотчуждаемого права собственности – какие бы извращения за ним ни скрывались. Быть может, карточная партия – слишком слабая метафора для описания схваток вокруг интеллектуальной собственности. Нешуточные баталии ведутся в парламентах, в судах и на площадях по обе стороны океана[22]. Признав интеллектуальную собственность, Лессиг может демонстрировать (и демонстрирует) потрясающее искусство фехтования, но на ристалище, огороженном ее флажками, любые его выпады разбиваются о броню интересов «собственника».

Возможна ли вообще честная конкуренция на рынке прав? По верному замечанию А. И. Колганова, продукты интеллектуальной деятельности «обладают свойством уникальности, а следовательно цены на них формируются как монопольные цены, а отнюдь не как равновесные цены конкурентного рынка»[23]. Лессиг, как юрист, вынужден согласиться с тем, что правообладатель «может назначить любую цену – десять или десять тысяч долларов. Это его право, установленное законом». Однако из этого же следует, что никаких разумных критериев для оценки этой «собственности» не существует. Отсюда же и астрономические суммы исков к правонарушителям, которые справедливо возмущают Лессига. Проблема возникает повсеместно. Французский законопроект «Об авторском и смежных правах в информационном обществе» (Loi sur le droit d’auteur et les droits voisins dans la societe de l’information, DADVSI) предусматривал штраф за несанкционированное копирование от 38 до 750 евро. Влиятельный комментатор Жан-Батист Суффрон изящно издевался над законодательными потугами, вопрошая, что будет с нарушителем, под завязку загрузившим свой iPod нелегальным контентом: заплатит ли он 38 евро или 15 000 x 750, то есть 112 миллионов 500 тысяч евро[24]? Квази-рынок современных прав ответа на подобные вопросы не дает. И в итоге Лессиг приходит к очень «скептическим выводам относительно роли, которую будет играть торговля в защите традиционных свобод в киберпространстве»[25]. Это, однако, не дело принципа, а вопрос тактики. Когда рынок не справляется, будут действовать другие механизмы, но двери ему надо держать всегда открытыми.

Первый крупный процесс, в котором участвовал Лессиг, чуть было не развалил «на полтеи» империю Microsoft. Он ассистировал судье Джексону, который доказывал, что производитель программного обеспечения не должен встраивать туда интернет-браузер, дабы не монополизировать доступ к Сети. Microsoft победила, однако каждое следующее приложение давалось ему со все большим трудом. Так, в Европе на тех же основаниях сочли незаконным встроенный в Windows медиа-плеер, запретив предложенную конфигурацию и наложив на Microsoft огромный штраф.

Первое самостоятельное дело Лессига – Элдред против Эшкрофта. Дело считалось заведомо проигрышным, поскольку составителю электронной библиотеки противостоял не просто представитель законодательной власти[26]. Речь шла о полномочиях Конгресса, об интересах мощнейшей индустрии и о многолетней законодательной тенденции. Лессиг намеревался переломить ее своим толкованием двусмысленной формулировки в Конституции. Это ему не удалось. В следующем процессе, Кэйл против Эшкрофта, Лессиг посягнул на то, что можно назвать «копирайтом по умолчанию». Два архива обратились в Окружной суд Северной Калифорнии с требованием отменить положение о безусловном установлении копирайта на любую работу. Это правило, заимствованное законами 1976 и 1998 года из Бернской конвенции, было для США сравнительно новым, поскольку прежде копирайт требовалось обозначать, регистрировать и продлевать. На этот раз Лессиг апеллировал к Первой поправке, гарантировавшей свободу слова. Действительно, все, что выпало из коммерческого оборота, становится практически недоступным. Разыскать правообладателя бывает неимоверно сложно, и легче просто отказаться от работы, чем согласовать ее использование. Заботясь о Голливуде, мы обделяем творческих людей: тех, кто уже сказал свое слово, и тех, кто собирается сказать. И эти аргументы не сработали. Впоследствии Лессиг горько заметил: Первая поправка действует, когда детей пытаются оградить от порнографии в интернете, но когда люди добиваются свободного доступа к открытым публикациям, Первая поправка бездействует. Ларри Флинт победил. Ларри Лессиг проиграл. Однако он доказал, что умеет превращать поражения в победы. Герой Тома Вулфа из великолепного романа «Костры тщеславия» проходит путь от взращенного в оранжереях истеблишмента «хозяина Вселенной» до затравленного судами, но окрепшего духом среднего американца. Хэппи-энд в экранизации Брайана де Пальмы с Томом Хэнксом в бледненькой главной роли вконец опошлил литературный шедевр. Почему-то в Голливуде не любят шуток над самым справедливым судом в мире и самой совершенной в мире судебной системой. И сама она шуток не любит.

• Предыдущая
• 4/71
• Следующая