Кресло Дракулы - Тримейн Питер - Страница 1

Питер Тримэйн – псевдоним Питера Берресфорда Эллиса, историка, автора ряда монографий, посвященных кельтской истории и культуре, в том числе таких фундаментальных работ, как «Словарь ирландской мифологии» и «Словарь кельтской мифологии».

Под псевдонимом Тримэйн им опубликовано множество романов в жанре хоррор или героической фэнтези, сюжеты которых зачастую основаны на историях, почерпнутых писателем из кельтской мифологии. Всемирную славу ему принесла серия исторических детективов, действие которых происходит в Ирландии VII века, а главным героем является монахиня, сестра Фидельма, расследующая преступления в соответствии с древнеирландской системой обычаев, вместе со своим помощником братом Эадульфом, саксонским монахом, выросшим в Ирландии. Недавно вышла в свет четырнадцатая книга этой серии «Шепот мертвых» («Whispers of the Dead»), уже переведенная на девять европейских языков. В Соединенных Штатах основано «Международное общество сестры Фидельмы», в котором участвуют представители двенадцати стран мира.

Перу Тримэйна принадлежат более восьмидесяти рассказов, «Кресло Дракулы» («Dracula's Chair») – третий по счету.

«Первоначально он был написан в качестве эпилога для романа „Месть Дракулы" („The Revenge of Dracula“), – объясняет автор, – второго тома из моей трилогии о Дракуле, в которую входят романы „Дракула Нерожденный“ („Dracula Unborn")(известный также под названием „Право крови" („Bloodright")) и, Дракула, любовь моя" („Dracula, My Love"). Я решил убрать его, посчитав художественным излишеством, и впервые он был опубликован в антологии в конце 1970-х годов».

Трилогия Питера Тримэйна о Дракуле недавно переиздана издательством Signet в одном томе. Рассматривается возможность ее экранизации.

Может быть, это галлюцинация? Может, я сошел с ума. Как еще это можно объяснить? Я сижу здесь, беспомощный и одинокий. Я так одинок! Заброшен не в свое время, в чужое тело. Боже мой! Меня медленно убивают или даже хуже! Но что может быть хуже смерти? Только преддверие ада, где томятся язычники, умершие до пришествия Христа и некрещеные, где нет покоя смерти, нет радостей жизни, а есть только кошмар несмерти.

Он высасывает из меня жизнь, но я ли должен быть его жертвой? Как мне сказать ему, что того человека, за которого меня принимают, в чьем теле мечется мой разум, уже нет здесь? Я… а я пришел из другого времени, из другой эпохи, из другого мира!

Боже, помоги мне! Он высасывает из меня жизнь, а я ничего не могу сделать!

Когда же начался этот кошмар? С тех пор прошла вечность. Думаю, все началось, когда мы с женой увидели кресло.

Одним жарким июльским воскресным днем мы возвращались в Лондон, проведя уик-энд на пикнике в Эссексе. Было где-то часа два, когда мы проезжали городок Нью-порт, стоявший на шоссе А11, и вдруг моя жена попросила меня остановиться.

– Смотри, какое потрясающее кресло в витрине того антикварного магазина.

Я не слишком обрадовался, так как хотел пораньше попасть домой, посмотреть по телевизору классический фильм с Хамфри Богартом, которого никогда не видел, хотя и являюсь поклонником Богарта уже много лет.

– Ну и что? – пробормотал я угрюмо, выходя из машины и идя вслед за ней. – Магазин все равно закрыт.

Но он был открыт. Торговля по воскресеньям, когда огромное количество жителей Лондона возвращаются домой после выходных, была очень прибыльной, и поэтому большинство антикварных магазинов здесь открыто во второй половине дня.

Кресло стояло в витрине, подобно одинокому стражу. Оно напоминало квадрат с прямой спинкой и крепкими ручками, сделанный из темного дуба, без обычной резьбы по дереву, о которой вспоминаешь, когда видишь подобные вещи. Вид его был прост и аскетичен. Сиденье было обито выцветшей тканью черного цвета, по всей видимости созданной вместе с креслом. Выглядело оно отталкивающе, наверное, из-за странных голов драконов, изображенных на нем. Такой же рисунок был и на маленькой подушке для спины, полоске в фут шириной, протянутой посреди спинки. Я никак не мог назвать этот предмет мебели потрясающим или изысканным – это было приземистое, уродливое и какое-то агрессивное кресло. И уж точно оно не стоило ста фунтов, как гласила бирка, прикрепленная к одной из ручек.

Но у жены были совершенно противоположные взгляды на него. Она уже решила, что кресло идеально подходит для моего кабинета и даст нам лишний стул, куда мы сможем усадить незваных гостей. Его можно легко обить заново, чтобы оно подходило к общей цветовой, зелено-золотой гамме нашего дома.

– Нам нужно функциональное кресло, – заявила мне жена, – и это оно.

Она была непоколебима, так что я поворчал лишь для порядка, краем глаза поглядывая на часы. Сделку заключили на удивление быстро, хотя моя жена очень любит поторговаться, а продавец магазина, в отличие от обыкновенного антиквара, оказался удручающе болтливым.

– Это очень красивое кресло. Викторианский период, сделано в Восточной Европе. Посмотрите, сзади есть дата и место изготовления. – Он указал на спинку, где маленькими буквами было вырезано слово «Бистриц» и дата «1887». Торговец уверенно улыбнулся. – Его сделали в Румынии. Я купил это кресло в старой Художественной галерее Перфлита.

– Художественная галерея Перфлита? – спросил я, чувствуя, что настало время и мне вступить в разговор. – Это не та старая галерея, по поводу которой прошло несколько акций протеста пару месяцев назад?

– Да. Вам знакомо это место? Городок Перфлит в Эссексе? Галерея располагалась в старинном здании, поместье Карфакс, построенном еще в Средние века. Ее открыли в викторианское время, но из-за недостатка денег расформировали, а здание отдали под квартиры.

Я кивнул, думая, что, пожалуй, не к месту встрял в разговор и нарвался на целую лекцию.

Не обращая внимания на меня, антиквар беспечно продолжил:

– Когда музей закрыли, множество его экспонатов выставили на аукцион, где я и купил это кресло. Согласно каталогу, оно находилось там еще до открытия галереи и принадлежало бывшему владельцу дома. Говорят, он был иностранцем… румыном, если судить по этой вещице.

Наконец действо свершилось, мою супругу просветили насчет древесных червей и методов обивки мебели, мы передали деньги, прикрутили кресло веревкой к крыше машины и поехали домой.

Наступил понедельник. Жена поехала в офис, а я все утро просидел в кабинете, разрисовывая бумагу, в тщетной надежде написать гениальный сюжет для «мыльной оперы», где работал сценаристом. В середине дня позвонила жена и велела обзвонить обивщиков мебели для сравнения цен. К тому времени я уже совершенно забыл о кресле, все еще привязанном к крыше машины, и, чувствуя себя слегка виноватым, спустился в гараж, снял его, отнес в кабинет и поставил в выбранный женой угол, обозрев новый элемент антуража критическим взглядом. Признаюсь, эта вещь мне не нравилась: она была такой квадратной и, казалось, бросала мне вызов. Трудно описать это ощущение, но вы же видели людей с выставленной вперед челюстью – квадратных и агрессивных? Вот примерно такие впечатления оставляло у меня это кресло.

Через некоторое время, наверное, чтобы ответить на вызов, я сел в него, и по позвоночнику сразу пополз холодок, а в душу закралось странное чувство тревоги, столь сильное, что меня буквально выбросило из кресла. Я стоял, смотрел на этот предмет и чувствовал себя несколько неловко. Смешно! Как прокомментировал бы такое поведение мой друг Филип, психиатр? Конечно, мне не нравилось кресло, но совершенно необязательно было создавать физические иллюзии вокруг своей неприязни.

Я снова сел и как ожидал, холодное чувство тревоги исчезло – всего лишь легкая тень в разуме. На самом деле кресло было потрясающе комфортным. Я устроился поудобнее, положил руки на подлокотники, откинул голову, раскинул ноги. Все было просто замечательно.