Рука Москвы - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 31
- Предыдущая
- 31/80
- Следующая
Краб сверлил Томаса своими крабьими глазками, и Томас отметил, что они сейчас совсем не тусклые.
— Ты выбрал не ту профессию, — сказал Томас. — Тебе бы, Краб, заниматься политикой, а не торговлей. Умеешь ты рисовать увлекательные перспективы. Избиратели это любят. Понимают, что полная херня, но слушать все равно приятно. Особенно в такое вот утро.
— Даю бонус, — решительно заявил Краб, как бы выбрасывая главный козырь.
Он положил кейс на журнальный столик, раскрыл его и повернул так, чтобы Томасу было видно его содержимое.
— Здесь — сто штук баксов. Не в счет акций, не в счет дивидендов. Чистый бонус. Говоришь «да» — и они твои. Прямо сейчас. А потом подпишем бумаги. Я даже купчие у тебя не потребую. Просто дашь обязательство внести наследство деда в уставный капитал компании. И все. Ну?
Это был очень неожиданный поворот сюжета. Так. Очень.
У Томаса даже пульс участился. Акции и дивиденды — все это была некая игра. А сто штук наличняком — это была уже не игра. Вот они, лежат пачечками в черном кейсе. Зелененькие, как листья молодого салата.
Будь Томас моложе, он бы рискнул. Но груз прожитых лет властно предостерегал: не лезь. Краб, конечно, жулик и сука. С ним бы и надо поступить как с жуликом. Но чем отличается порядочный человек от непорядочного человека? Тем, что он и с жуликом поступает, как с честным человеком. Бабок от этого не имеет, но имеет чувство морального превосходства. Да и нужно ему бегать от головорезов Краба, когда тот обнаружит, что никаких купчих не существует? Нет, не нужно.
Моральная победа была одержана. Томас подошел к журнальному столику, небрежно перебрал пачки и опустился в глубокое кресло.
— Закрой и убери, — сказал он. — Сделки не будет.
— Пролетишь, Фитиль, — предупредил Краб. — Больше тебе никто не даст.
— Мне вообще никто ничего не даст. Потому что купчих нет.
— Как это нет? — удивился Краб.
— А вот так. Они пропали.
— Погоди, блин! Что ты несешь? Куда они пропали?
Неторопливо, испытывая даже удовольствие от смакования подробностей, Томас рассказал ему о памятной дискуссии с пикетчиками у входа в гостиницу «Вира», в результате которой он лишился наследства своего названного дедули.
У Краба от огорчения даже открылся рот.
— Да как же это ты, блин, а? — спросил он. — Фитиль! Бляха-муха! Ты что, не мог спокойно пройти мимо? Тебя кто-то за язык тянул?
— Не мог, Краб, не мог, — подтвердил Томас. — «Но пассаран» — лозунг пораженческий. Я всегда это говорил. Это пораженческий лозунг, Краб. А я человек такой, что истина для меня дороже правды.
— Да, много я видел мудаков, — с некоторым даже уважением констатировал Краб. — Много. Но такого, как ты, вижу первый раз. И больше уже никогда не увижу. Ладно, Фитиль, ништяк. Я найду купчие. Я тебе говорю — найду. Их копии есть в нотариате.
— Но самого нотариата нет. Его разбомбили в войну, и весь архив сгорел.
— Все равно найду! — заорал Краб. Он вскочил и забегал по кабинету, размахивая сигарой и рассыпая вокруг искры, как паровоз в момент шуровки топки. — Весь Таллин на ноги подниму! Все перерою! Найду, бляха-муха, или я буду не я!
Томас поморщился. Ну нельзя же с такой фальшивой театральностью выражать свои чувства, даже самые искренние. Понятно, что ты расстроен и не можешь сразу смириться с мыслью о том, что пролетел мимо денег. Но зачем же орать и метаться по кабинету, как кенгуру?
— Найдешь, найдешь, — успокаивающе проговорил Томас. — Не тряси пепел на пол. Когда найдешь, тогда и приходи, продолжим этот деловой разговор.
— Ну нет! — заявил Краб, нависая над Томасом и размахивая перед его лицом «гаваной». — Нет, Фитиль! Я найду твои бумаги, а ты потом меня кинешь? Не пойдет, бляха-муха! Давай эти дела решать сейчас. Я должен знать, за что стараюсь!
— Сядь и успокойся, — посоветовал Томас. — И ты сам поймешь, что решать нечего. Что сейчас можно решать? У нас нет предмета для разговора.
Краб швырнул свое короткое тяжелое тело в кресло, попыхтел сигарой и предложил:
— Сделаем так. Мой риск возрастает, так? Поэтому и условия будут другие. Не пятнадцать процентов акций, а пять. Годится? И за место в совете директоров не две штуки в месяц, а одна.
— А бонус? — полюбопытствовал Томас.
— Бонус, — повторил Краб и пожевал сигару. — Да, бонус. О каком бонусе, блин, теперь может идти речь?
— Я так и подумал. Все, Краб. Бери свой кейс и вали. Ты и так отнял у меня лишние полчаса.
— Ладно, — поколебавшись, решился Краб. — Будет тебе бонус. — Он вынул из кейса пачку и шлепнул ее на стол. — Вот. Пять штук. Можешь не пересчитывать, час назад из банка.
Томас задумался. Что-то тут было не то. Пять штук баксов ни за хрен собачий это совсем неплохо. Но больно уж легко Краб решил с ними расстаться. Да чтобы он взял и вот так запросто выложил такие бабки?!
Томас разорвал банковскую бандероль и на всякий случай проверил баксы. Настоящие. Да что же это, черт возьми, значит?
Он бросил быстрый, искоса, взгляд на Краба. Тот сидел в кресле, подавшись вперед, — ну точно краб, изготовившийся схватить добычу своими клешнями.
И Томас рискнул. Он отодвинул от себя пачку и сказал:
— Сто.
— Чего? — не врубился Краб. — Сто — чего?
— Сто штук баксов. Бонус.
— Ты что, блин, мудак?
— Да, — кивнул Томас. — Ты это сам сказал. А я не спорил.
— Фитиль! Ты что, блин, несешь?! Другой бы спасибо сказал!
— Вот и иди к другому.
— Ладно, чирик. — Краб извлек из кейса еще пачку и шмякнул ее на стол, как цыган шапку в решающий момент базарного торга. — Вот — чирик!
— Сто, — повторил Томас. — На пять процентов акций — согласен. На штуку за совет директоров — согласен. Но бонус — это святое. Сто, Краб.
— У тебя же ничего нет! — возмущенно взревел Краб. — Пусто! Нуль! У тебя, бляха-муха, пустые руки!
— Это я думаю, что пустые, — возразил Томас. — А ты думаешь, что не пустые. За пустые руки ты бы и бакса не дал.
— Ну, блин! Не ожидал я этого от тебя! Не ожидал! Я считал тебя порядочным человеком!
— Знаешь, Краб, ты сейчас напоминаешь мне неопытного кидалу, — проговорил Томас. — Из молодых, которому еще морду не чистили по полной программе. Когда опытный кидала видит, что клиент упирается, он просто линяет. А кидала неопытный начинает обижаться. Будто это клиент хочет его обуть, а не он клиента. И что самое интересное, он обижается очень искренне. Этого парадокса я понять никогда не мог.
Да Краба наконец дошло, что Томас его подловил, и он быстро сменил тактику.
— Фитиль, я и не говорю, что у тебя пустые руки. Может, и не пустые. Да, я верю, что не пустые. Но это я всем рискую, а ты ничем. Двадцатник — и по рукам. Годится?
— Сто.
Томасу показалось, что Краба сейчас хватит удар. Лысина его побагровела, а глазки стали совсем маленькими и светлыми. В нем происходила титаническая внутренняя борьба, и Томас напряженно ждал, чем она кончится.
В тишине кабинета резко прозвучал телефонный звонок.
Томас подошел к письменному столу и взял трубку.
— Слушаю.
— Вас снова беспокоит секретарь российского посольства, — раздался тот же мужской голос. — Господин Пастухов не вернулся?
— Господин секретарь, у меня важное совещание, — раздраженно ответил Томас. — Я помню вашу просьбу и выполню ее при первой возможности.
Этот звонок произвел на Краба странное впечатление. Он словно бы потускнел, кожа на лысине еще больше сморщилась. Он пожевал погасшую сигару, затоптал ее в пепельнице и тускло сказал:
— Полтинник, Фитиль. Все. Больше не потяну. Не могу.
И Томас понял: да, все. Клиент на пределе. Больше жать нельзя. Насчет «не потяну» он, конечно же, врал. А вот насчет «не могу» не врал. Пятьдесят штук — это был тот психологический предел, переступить через который Краб не мог просто в силу своей натуры. Психология — великая вещь, против нее не попрешь.
Томас и не стал переть.
— Ладно, так и быть, — сказал он. — Годится.
- Предыдущая
- 31/80
- Следующая