Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/84
• Следующая

— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.

— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.

— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.

— Все равно, — сказал Томас. — Только много!

Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.

— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!

— Какой бензин? — опешил Томас.

— Чистый. Авиационный.

— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!

— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!

Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:

— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.

— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.

— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.

— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.

— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.

— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».

— Нельзя, — повторил Томас.

— Ладно, через Латвию — через Валгу.

— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.

— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.

— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.

Он помолчал и со вздохом добавил:

— Они будут ловить меня.

Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.

— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.

— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.

— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.

— А на таллинской трассе — меньше?

— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.

— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.

Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь. Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.

— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?

Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.

Артист сбросил скорость до девяноста.

— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».

— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.

— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.

— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?

— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.

— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.

— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.

Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.

— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.

Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.

Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были «калаши» с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.

«Понял? — спросил меня мой внутренний голос. — А что я тебе, мудаку, говорил?»

Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть «мазератти» в обратном направлении.

— И не думай! — приказал я. — Попали — значит, попали.

Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.

Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:

— Доброе утро, командир! Какие проблемы?

При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.

— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.

Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:

— Кто ваши пассажиры?

— Друзья, командир.

— Прошу всех выйти из машины.

Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.

• Предыдущая
• 38/84
• Следующая