Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки - Страница 38

• Предыдущая
• 38/118
• Следующая

Размышления мои были прерваны Самюэлем; он принес мне записку от моей госпожи.

В то время как я направился домой, чтобы прочитать эту записку при огне, Самюэль сказал, что, пожалуй, погода переменится. Мое встревоженное состояние помешало мне заметить это самому. Но сейчас, когда он обратил на это мое внимание, я услышал, что собаки беспокойны и ветер тихо воет. Подняв глаза на небо, я увидел, что тучи становятся все чернее и чернее и все быстрее и быстрее затягивают бледную луну. Близилась буря. Самюэль был прав: близилась буря.

Миледи уведомляла меня в записке, что фризинголлский судья написал ей о трех индусах. В начале будущей недели мошенников придется выпустить на волю, и, следовательно, у них будет возможность поступать, как им заблагорассудится. Если мы намереваемся задать им еще какие-нибудь вопросы, то времени терять нельзя. Забыв упомянуть об этом при встрече с сыщиком Каффом, моя госпожа приказывала мне теперь же исправить ее забывчивость. Индусы совсем выскочили у меня из головы (как, без сомнения, выскочили они из вашей). Я не видел большой пользы в том, чтобы опять возвращаться к этому предмету. Но, разумеется, тотчас же повиновался приказанию миледи.

Сыщика Каффа я нашел сидящим за бутылкой шотландского виски и положил записку миледи перед ним на стол.

К этому времени я уже почти ненавидел сыщика. Но в интересах истины должен сознаться, что в смысле находчивости это был все-таки удивительный человек.

Спустя полминуты после того, как он прочитал записку, он уже вспомнил то место в донесении инспектора Сигрэва, где говорилось об индусах, и ответ его был готов. В донесении инспектора Сигрэва сказано об одном знаменитом индийском путешественнике, хорошо знавшем индусов и их язык, не так ли? Очень хорошо. Не знаю ли я имя и адрес этого джентльмена? Опять очень хорошо. Не напишу ли их на обороте записки миледи? Очень обязан. Сыщик Кафф сам заедет к этому джентльмену, когда отправится во Фризинголл.

— Вы надеетесь, что из этого выйдет что-нибудь? — спросил я. — Инспектор Сигрэв считает, что индусы так же невинны, как младенцы.

— До сих пор все предположения инспектора Сигрэва оказывались неверными, — ответил сыщик. — Не худо бы проверить завтра, не ошибся ли инспектор Сигрэв и в индусах.

В коридоре я встретил Пенелопу и спросил, чего она ждет.

Она ждала звонка своей барышни, чтобы укладываться для завтрашнего путешествия. Из дальнейших расспросов выяснилось, что мисс Рэчел пожелала переехать к тетке во Фризинголл потому, что дом сделался для нее нестерпим и что она не может больше переносить гнусное присутствие полицейского под одной крышей с нею. Узнав полчаса назад, что ее отъезд отложен до двух часов дня, она ужасно рассердилась. Миледи, бывшая при этом, сделала ей строгий выговор, а потом (желая, по-видимому, сказать что-то дочери наедине) выслала Пенелопу из комнаты. Дочь моя чрезвычайно приуныла от перемены обстоятельств в нашем доме.

— Все идет не так, как следует, батюшка, все идет не так, как прежде. Я чувствую, что нам всем угрожает какое-то ужасное несчастье.

Я сам это чувствовал, но при Пенелопе старался казаться бодрым и спокойным. Пока мы говорили, раздался звонок мисс Рэчел. Пенелопа побежала наверх укладываться. Я пошел другой дорогой в переднюю — посмотреть, что говорит барометр о перемене погоды.

Когда я приблизился к двери, которая вела в нижнюю залу из людской, она распахнулась мне навстречу, и Розанна Спирман пробежала мимо меня с выражением ужасного страдания на лице, крепко прижимая руку к сердцу, как будто оно у нее болело.

— Что с вами, милая моя? — спросил я, останавливая ее. — Не больны ли вы?

— Ради бога, не говорите со мной, — ответила она и, вырвавшись из моих рук, побежала на черную лестницу.

Я попросил кухарку (которая оказалась поблизости) пойти вслед за бедной девушкой. Поблизости оказались еще два человека. Сыщик Кафф тихо вышел из моей комнаты и спросил, что случилось. Я ответил, что ничего. Мистер Фрэнклин отворил дверь, ведущую на половину слуг, и, поймав меня в передней, спросил, не видел ли я Розанны Спирман.

— Она сейчас пробежала мимо меня, сэр, с весьма расстроенным лицом, и вела она себя очень странно.

— Я боюсь, что невольная причина этого расстройства — я сам, Беттередж.

— Вы, сэр?

— Не могу себе этого объяснить, но, если девушка замешана в пропаже алмаза, я, право, думаю, что не далее как две минуты назад она готова была признаться во всем, избрав почему-то для этого меня.

Когда он произносил последние слова, я случайно взглянул на дверь, и мне показалось, будто она немножко приотворилась с внутренней стороны.

Неужели там кто-то подслушивал? Дверь была снова плотно притворена, когда я подошел к ней; выглянув в коридор, я увидел, как мне показалось, полы черного сюртука сыщика Каффа, исчезавшие за углом». Он знал так же хорошо, как и я, что уже не может рассчитывать на мою помощь при том обороте, какой приняло его следствие. В подобных обстоятельствах от него можно было ожидать, что он сам придет себе на помощь, и притом именно таким тайным способом.

Не будучи вполне уверен, что видел сыщика, и не желая натворить беды там, где беды уже и так было достаточно, я сказал мистеру Фрэнклину, что, должно быть, одна из собак вошла в дом, и просил его передать мне, что именно произошло между ним и Розанной.

Мистер Фрэнклин указал на бильярд.

— Я катал шары, — сказал он, — и пытался выбросить из головы это несчастное дело об алмазе; поднял случайно глаза — и возле меня, как привидение, стоит Розанна Спирман! Она прокралась в комнату так незаметно, что сначала я просто не знал, как поступить. Увидя, что она сильно перепугана, я спросил, не хочет ли она сообщить мне что-нибудь. Она ответила: «Да, если я смею». Зная, в чем ее подозревают, я мог только в одном смысле истолковать эти слова. Признаюсь, мне стало неловко. Я не желал вызывать откровенности этой девушки. В то же время, при тех трудностях, какие сейчас окружают нас, я был бы просто не вправе отказаться выслушать ее, если она действительно желала что-то сказать мне. Положение было неудобное, и, кажется, я вышел из него довольно неловко. Я сказал ей: «Я не совсем понимаю вас. Чем могу вам служить?» Имейте в виду, Беттередж, что я говорил с ней отнюдь не сурово; бедная девушка не виновата в том, что она некрасива. Кий еще был в моих руках, и я продолжал катать шары, чтобы скрыть свою неловкость. Между тем этим я еще более ухудшил дело. Кажется, я оскорбил ее, не имея на это ни малейшего намерения. Она вдруг отвернулась, и я услышал, как она сказала: «Он смотрит на бильярдные шары, ему приятнее смотреть на что угодно, только не на меня!» И, прежде чем я успел удержать ее, она выбежала из зала. У меня неспокойно на душе, Беттередж… Не возьметесь ли вы передать Розанне, что я не хотел быть неласковым с нею? Может быть, в мыслях своих я был немного жесток к ней — я чуть ли не надеялся, что пропажу алмаза можно приписать ей. Не из недоброжелательства к бедной девушке, но…

Тут он замолк и, вернувшись к бильярду, принялся опять катать шары.

После того, что произошло между сыщиком и мной, я знал, что? именно не договорил мистер Фрэнклин, не хуже его самого.

Только открытие, что Лунный камень был украден нашей второй служанкой, могло теперь избавить мисс Рэчел от подозрений сыщика Каффа. Дело шло уже не о том, чтобы успокоить нервное раздражение моей барышни; дело шло о том, чтобы доказать ее невиновность. Если бы Розанна ничем не скомпрометировала себя, надежда, которую чувствовал мистер Фрэнклин, как сам он признался, была бы по совести жестокой относительно нее. Но дело обстояло не так. Она притворилась больной и тайно ходила во Фризинголл. Она не спала всю ночь и делала или уничтожала что-то секретно. И она ходила к Зыбучим пескам в этот вечер при обстоятельствах чрезвычайно подозрительных, чтобы не сказать больше. По всем этим причинам (как ни жаль мне было Розанны) я не мог не думать, что взгляд мистера Фрэнклина на это дело был естествен и понятен. Я сказал ему об этом.

• Предыдущая
• 38/118
• Следующая