Тайна музея восковых фигур(изд.1965) - Коробицин Алексей Павлович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая

Карриган. Нет, не напоминает. Я думаю, что убийство совершено не профессиональным преступником, а озлобленным и жестоким человеком.

Кэсиди. Например, сумасшедшим?

Карриган. Не думаю.

Кэсиди. Каковы мотивы преступления?

Карриган. По-видимому, ограбление…

Кэсиди. А не могло ли явиться это убийство актом личной мести против Монтеро? Ведь мексиканцы — народ горячий…

Карриган. Все может быть, конечно, но, судя по полученным сведениям, Монтеро был тихого нрава и хорошего поведения. Об этом свидетельствуют его соседи да и сам хозяин музея, с которым он проработал четырнадцать лет. Но повторяю: все может быть.

Кэсиди. Спасибо, мистер Карриган. Примите от имени наших читателей самые лучшие пожелания.

Итак, машина в действии, все лучшие силы полиции брошены на поиски убийцы. Кто он? Об этом мы скоро узнаем! Читайте сообщения газеты «Дейли Глоб»!..»

Вечерний выпуск. Вторник, 11 августа.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ О СТРАШНОМ ПРОИСШЕСТВИИ В МУЗЕЕ ВОСКОВЫХ ФИГУР НА ОСТРОВЕ ВЕСЕЛЬЯ.

НОВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ.

«Вчера вечером нашу редакцию посетил доктор Уильям Хауреги, врач-протезист, практикующий в районе Бруклина, Мэйн-стрит, № 467, первый этаж, и заявил следующее:

«В воскресенье, 6 августа, я поехал гулять в парк Кони-Айленд и приблизительно в половине первого посетил Музей восковых фигур. Предъявив свой билет швейцару, которого без труда отличил от куклы, я прошел в залы музея. Там почти никого не было. Однако очень скоро я почувствовал, что за мной следят. В одной из комнат я заметил куклу, изображающую худого брюнета. Меня поразило лицо: оно было искажено гримасой нечеловеческой злобы. Поверьте мне, я разбираюсь в выражениях лица: ведь я протезист и знаю, какое значение для внешности имеет прикус. Через несколько залов я снова увидел ту же куклу. Я ее называю куклой лишь потому, что она находилась среди других восковых фигур и была совершенно неподвижна. Я долго смотрел на нее, но не заметил, чтобы она моргала или дышала. Тем не менее я готов поклясться, что это был живой человек. Он был одет в темно-синий костюм, на вид ему было лет пятьдесят. Смуглая кожа, черные волосы и тонкие усики выдавали в нем жителя Юга. Вечером того же дня, когда я прочитал в вашей газете о трагическом происшествии, которое случилось в музее после того, как я там побывал, мне сразу стало ясно, что я видел убийцу. Я немедленно сообщил об этом в полицию и готов рассказать все, что знаю, каждому, кто заинтересован в раскрытии этого преступления. Принимаю ежедневно в своем кабинете с 9 до 12 дня и с 2 до 6 вечера по вышеуказанному адресу».

Редакция связалась по телефону с мистером О. Губинером, хозяином Музея восковых фигур, и выяснила, что кукол, подобных той, о которой говорит доктор Хауреги, в музее не имеется. Вполне возможно, что свидетельство доктора явится ценным вкладом в материалы следствия и облегчит поимку убийцы»,

ЧИТАЙТЕ НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ О КРОВАВЫХ СОБЫТИЯХ В МУЗЕЕ ВОСКОВЫХ ФИГУР.

ВО ВСЕХ ВЫПУСКАХ НАШЕЙ ГАЗЕТЫ! ПОКУПАЙТЕ ГАЗЕТУ «ДЕЙЛИ ГЛОБ»!

Надо признать, что когда я впервые прочитал эти заметки, они не вызвали у меня ничего, кроме недоумения. Я никак не мог понять, какая может быть связь между этой уголовной историей и моей работой. Но за последнее время в нашей газете творилось такое, что озадачивало не только одного меня.

Я аккуратно вложил газетные вырезки в папку и затем снова с еще большим любопытством, чем в первый раз, принялся разглядывать закорючки, небрежно нарисованные на обложке: «ГМА-Лич.! Ср. худ. 2 п. ил. — Бэнтли. Согл. — Кэсиди.

РГМ».

О нет! Меня вовсе не затрудняла расшифровка этих закорючек. Их смысл был предельно ясен: они означали, что мне, Генри Мак Алистеру, сотруднику литературного отдела газеты «Дейли Глоб», на основе только что прочитанного мною материала срочно надлежит «сделать» нечто среднее между рассказом и сенсационным репортажем «с продолжением», общим размером до двух полос. Рисунки сделает художник Бэнтли, а всякие дополнительные сведения я могу получить у своего друга Джо Кэсиди, репортера отдела уголовной хроники.

И еще там говорилось, что такова воля «РГМ», то есть мистера Рэндольфа Грейтса-младшего, издателя, владельца и главного редактора газеты «Дейли Глоб» и еще около сорока газет и журналов в Соединенных Штатах Америки.

Все это мне было понятно. Не понимал я лишь одного: почему именно мне поручалась такая работа? Ведь моя должность в газете не обязывала меня выполнять подобные задания. Да и в своей жизни я не написал ни одного репортажа и очень сомневаюсь, что мне хотелось бы его написать… Черт возьми, а вдруг все это не более как предлог, чтобы выгнать меня из газеты?

Уж куда лучше было бы получить, как и многие наши сотрудники, конверт с лаконичным уведомлением: «Сэр, редакция газеты «Дейли Глоб» весьма сожалеет, что в связи с реорганизацией своей деятельности вынуждена отказаться от Ваших услуг». Но, по-видимому, мистер Рэндольф Грейтс-младший решил, что по отношению ко мне, его бывшему университетскому и фронтовому товарищу, следовало применить какую-то дипломатию. Ох, уж этот Рэнд! Он никогда не отличался тактом… Хотя, в общем, был неглупым человеком.

В ту пору я курил трубку. Вернее, я не выпускал ее изо рта. Кто-то мне сказал, что это придает моему лицу решительное выражение. Поэтому, когда мне нужно было «показать характер» (или просто справиться с нервами), я всегда разговаривал с трубкой в зубах, выдвигая вперед нижнюю челюсть. Решение объясниться с боссом пришло мгновенно. Я туго набил трубку, надел висевший на спинке стула пиджак, поправил галстук и решительно направился к двери.

Кабинет босса находился на самом верхнем этаже огромного здания редакции. Ничто там не напоминало обстановку развязной суетливости, которая обычно царит в редакциях больших ежедневных газет. Просторная, со вкусом обставленная приемная. Мягкие ковры. Глубокие кожаные кресла. Огромный, освещенный скрытым светом аквариум с причудливыми, экзотическими рыбками. Свежесть искусственного климата и тишина…

Вкрадчивый голос секретаря — пожилой красавицы с великолепно уложенными седыми волосами и очаровательной улыбкой:

— Как поживаете, мистер Мак Алистер? Проходите, пожалуйста. Мистер Грейтс ждет вас…

«Ждет, — подумал я. — Значит, всю эту комедию он подстроил нарочно…» И, до боли в зубах прикусив мундштук трубки, решительно шагнул в кабинет босса.

Мистер Рэндольф Грейтс-младший, высокий лысеющий брюнет с мужественным загорелым лицом и красивыми, холеными руками, был моим ровесником. В самый разгар войны мы с ним окончили Гарвардский университет и вскоре оказались вместе в одной из передовых частей во время вторжения армии союзников в Европу. Рэнд показал себя хорошим солдатом и товарищем. Впрочем, там, перед лицом смерти, мы все были равны и постоянно готовы пожертвовать собой друг для друга. Да и враг у нас был один — фашизм. Мы были одной семьей, благородной и дружной…

А потом война кончилась. Вчерашние окопные братья приехали домой и неловко, почти не глядя друг другу в глаза, распрощались. Началась мирная жизнь с ее неумолимыми волчьими законами. Теперь каждый был только сам за себя…

Вскоре после окончания войны я опубликовал свои первые рассказы. Критика отнеслась ко мне благосклонно и предсказала успех. Сам «король прессы» — мистер Рэндольф Грейтс-старший предложил мне работать в «Глобе». Я согласился, еще бы! Моя новая должность называлась «сотрудник литературного отдела газеты «Дейли Глоб». Черт возьми, это звучало солидно! «Вот теперь, — думал я, — серьезно возьмусь за работу…»

Увы! Очень скоро я убедился, что глубоко заблуждаюсь. О какой работе могла идти речь, когда на моей обязанности лежал просмотр огромного количества литературных опусов наших читателей, которые непрерывным потоком шли в газету со всех сторон страны… Я целыми днями только и делал, что отвечал незадачливым авторам: «Сэр! Редакция очень сожалеет…» — и так далее.

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая