Морской волчонок(изд.1990) - Рид Томас Майн - Страница 35

• Предыдущая
• 35/38
• Следующая

Как я сделал рукоятку? Очень просто: материалом для нее послужил отрезок доски толщиной сантиметра в три. Я обстрогал его и придал ему форму рукоятки. Я действовал с помощью лезвия, обмотанного тряпкой. Затем я слегка расщепил рукоятку и всадил в нее сталь. Оставалось только привязать ее бечевкой. Я сначала думал о шнурках из-под мануфактуры, но потом раздумал: бечевка будет постепенно развязываться, протираться, ослабевать. Рисковать же не следует.

Что бы такое найти, чтоб прикрепить сталь к лезвию более прочно? Хорошо бы раздобыть метра два проволоки, но где ее взять?

Как так? А пианино! Струны! Уж они-то, конечно, делаются из проволоки!

Я стал снова присматриваться к пианино. Сумей я влезть в него — я бы немедленно стащил одну из струн. Но как до них добраться? С моим ножом в его нынешнем виде это было просто невозможно. Пришлось мне расстаться с моей мыслью.

Но тут мне пришло в голову другое: железные скрепы, соединяющие части ящиков, могут пригодиться вполне. Вот как раз то, что нужно! Эти гибкие, тонкие полоски, обернутые вокруг ножа, образуют прочное предохранительное кольцо, и у меня будет превосходная рукоятка.

Так я и поступил — и снова у меня в руках был нож! Правда, клинок стал несколько короче, но я был убежден, что он будет превосходно резать и сверлить самые толстые доски. Я чувствовал полное удовлетворение.

Все последние работы заняли часов двадцать. Я очень устал, мне уже давно следовало отдохнуть. После того как нож сломался, я не мог думать об отдыхе. Я все равно не заснул бы.

Но теперь я успокоился; теперь я мог позволить себе тот давно желанный отдых, которого так настойчиво требовали душа и тело.

Голод заставил меня раскрыть мой жалкий пищевой склад.

Я провел ночь или, вернее сказать, часы отдыха в старом своем помещении, за бочкой с пресной водой. Я больше не заботился, день или ночь на дворе. Я прекрасно выспался и встал освеженный и окрепший.

После завтрака я отправился в свою галерею и влез в пустой ящик, где провел накануне почти целые сутки.

Не без сожаления думал я о потерянных напрасно двадцати часах: ведь я не продвинулся ни на сантиметр, но меня поддерживала тайная надежда на благополучный конец.

Я намеревался продолжать работу, которая прервана была поломкой ножа. Я уже говорил, что доски очередного ящика держались довольно слабо. Их можно было бы выломать палкой.

Теперь я ни за что больше не стал бы употреблять для этого нож. Я научился ценить драгоценное орудие. Моя жизнь зависела от его сохранности.

Хорошо бы крепкий деревянный клин!

Я вспомнил, что, делая дыру в бочонке с водой, я отколол от него порядочных размеров дубовые клепки. Не взять ли их?

Я пошарил в кабине, нашел эти клепки и выбрал подходящую дощечку. Я обстрогал ее, как мог, засунул в щель, крепко забил ее увесистым куском дерева и приналег на свободный конец изо всей силы — гвозди затрещали, посыпались, и доска отошла от ящика. Действуя своим клином как рычагом, я отщепил еще две доски.

В ящике лежали продолговатые пакеты, формой напоминавшие штуки сукна или полотна, но гораздо более легкие и упругие. Я вынул их из ящика очень легко, без всякого усилия.

Собственно говоря, я не интересовался даже, что это за товар — я видел, что он несъедобный, — и так и не узнал бы об этом, если бы случайно не прорвалась обертка одного из пакетов; нащупав пальцами что-то гладкое, шелковистое, я понял, что это превосходный бархат.

Я быстро очистил ящик и бережно сложил пакеты позади себя; затем я поднялся в очищенное пространство. Еще одним этажом ближе к свободе!

Все это заняло у меня два часа. Хорошее предзнаменование! День начался удачно, и я решил продолжать работу, не теряя ни минуты.

Я выпил воды и вернулся в бывшее вместилище бархата. Осмотрев ящик изнутри, я сразу увидел, что покрышка пианино отстоит от него, как и в предыдущем случае, на несколько сантиметров, и, следовательно, стенку ящика можно просто вышибить. Я лег на спину и начал колотить по ней каблуками.

Этот процесс занял у меня порядочно времени, потому что ящик был мал и в нем трудно было расположиться как следует. Но под конец доски уступили одна за другой.

Я встал на колени и предпринял новую разведку. Я боялся, что крышка от ящика с пианино, как и раньше, занимает сплошной стеной всю открытую мною поверхность. Действительно, огромный ящик был тут как тут, но, ощупав его рукой, я едва удержался от радостного восклицания: он занимал всего половину отверстия! Другая же половина была совершенно пуста — там хватило бы места еще для одного ящика с бархатом!

Это был приятный сюрприз: порядочный кусок тоннеля был уже готов и открыт для меня.

Я вытянул руки — час от часу лучше: пустота распространяется не только в ширину, но и в вышину, доходя до верха пианино и образуя пустую полость. Это объяснялось формой старинного пианино, в котором был вырез, как в нынешнем рояле. Пианино стояло боком, на более широкой своей стороне, а на месте выемки образовалась пустота, в которую нечего было поместить при погрузке.

«Тем лучше», — подумал я, протянул руки и влез в пустой угол.

После нового обследования я увидел, что с другой стороны пустой полости, справа, стоят большие ящики, которые совершенно загораживают проход, а слева идет по диагонали край ящика пианино.

Но я очень мало думал о правой и левой сторонах; меня больше всего занимал потолок, куда шел мой тоннель. Горизонтальное направление меня не интересовало, а главное преимущество моего открытия было в том, что я нашел дорогу в обход пианино и подвинулся в сторону люка. Я не хотел двигаться ни направо, ни налево, ни вперед. Мне надо было идти вверх. Все выше! Все выше! Вот чем были полны мои мысли. Сердце мое билось при мысли, что еще два-три яруса — и я, может быть, буду свободен.

Когда я поднял руку, чтобы ощупать потолок моей новой кабины, мои пальцы дрожали. Какой-то холст!..

Черт возьми! Еще один тюк с проклятым полотном!

Впрочем, я не был в этом уверен. Я вспомнил, что раз уже ошибся таким образом.

Я сильно постучал кулаком по дну нижней части тюка. Прекрасный звук! Нет, к счастью, это не полотно. Это ящик, а вовсе не тюк, но только он почему-то обшит холстом. Тюки с полотном дают глухой звук, а этот ящик отвечает протяжным гулким звуком. Похоже, что он пустой.

Довольно странно! Зачем стали бы грузить пустой ящик? А если он не пустой, то что в нем?

Я постучал рукояткой и получил в ответ такой же гулкий звук.

«Ладно, — подумал я, — если он пуст, то тем лучше; но если в нем есть что-нибудь, то этот груз легкий, и с ним легко будет разделаться. Отлично!»

И я приступил к работе.

Стоит ли — в который раз — рассказывать вам, как я вскрывал ящик? Одна из досок была разрезана, потом отщеплена, за ней другая — и брешь готова.

Я был несколько удивлен, когда проник в ящик и ознакомился с его содержимым. Я довольно долго щупал эти странные предметы, пока не догадался, что это шляпы.

Да, дамские шляпы, отделанные кружевами и украшенные перьями, цветами, лентами!

Если бы я знал тогда, как одеваются туземные женщины в Перу, я удивился бы еще больше, найдя такой странный товар среди груза. Ни одна перуанка в те времена не носила шляпы. Но я об этом ничего не знал.

Впоследствии, однако, я понял, в чем дело: в южноамериканских городах живет множество англичанок и француженок — это жены и сестры европейских купцов и официальных представителей, которые живут там постоянно, — и, несмотря на огромное расстояние, отделяющее их от родины, они стараются в точности следовать модам Лондона и Парижа, хотя их прекрасные туземные соседки из Испанской Америки и смеются над ними.

Вот для кого предназначалась коробка со шляпами.

Мне очень жаль, но я должен признаться, что на этот сезон ожидания американских дам оказались обманутыми. Шляпы не дошли до них, а если бы и дошли, то в таком состоянии, что не способны были бы кого-нибудь украсить. Я мял и кромсал их беспощадно и не остановился, пока все шляпы не были затиснуты в угол и спрессованы там так плотно, что заняли десятую часть того пространства, которое занимали раньше.

• Предыдущая
• 35/38
• Следующая