Стихотворения - Левитанский Юрий Давыдович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/24
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
20
Источник: Прислал читатель
ВОСПОМИНАНИЕ О МАРУСЕ
Маруся рано будила меня,
Поцелуями покрывала,
И я просыпался на ранней заре
От Марусиных поцелуев.
Из сада заглядывала в окно
Яблоневая ветка,
И яблоко можно было сорвать
Едва протянув руку.
Мы срывали влажный зеленый плод,
Надкусывали и бросали —
Были августовские плоды
Терпки и горьковаты.
Но не было времени у нас, чтобы ждать,
Пока они совсем созреют,
И грустно вспыхивали вдалеке
Лейтенантские мои звезды.
А яблоки созревали потом,
Наливались, падали наземь.
И грустно по саду она брела
Мимо плодов червоных.
Я уже не помню ее лица,
Не вспомню, как ни стараюсь.
Только вкус поцелуев на ранней заре,
Вкус несозревших яблок…
Источник: Прислал читатель
Все уже круг друзей...
Все уже круг друзей, тот узкий круг
Где друг моих друзей мне тоже друг,
И брат моих друзей мне тоже брат,
И враг моих друзей мне враг стократ.
Все уже круг друзей, все уже круг
Знакомых лиц и дружественных рук,
Все шире круг потерь, все глуше зов
Ушедших и умолкших голосов.
Но все слышней с годами, все слышней
Невидимых разрывов полоса,
Но все трудней с годами, все трудней
Вычеркивать из книжки адреса,
Вычеркивать из книжки имена,
Вычеркивать, навечно забывать,
Вычеркивать из книжки времена,
Которым уже больше не бывать.
Вычеркивать, вести печальный счет,
Последний счет вести начистоту,
Как тот обратный, медленный отсчет,
Перед полетом в бездну, в пустоту,
Когда уже — прощайте насовсем,
Когда уже — спасибо, если есть.
Последний раз вычеркивая — семь,
Последний раз отбрасывая — шесть,
Последний раз отсчитывая — пять,
И до конца отсчитывая вспять —
Четыре, три — когда уже не вдруг
Нет никого, и разомкнется круг…
Распался круг, прощайте, круга нет.
Распался, ни упреков, ни обид.
Спокойное движение планет
По разобщенным эллипсам орбит.
И пустота. Ее зловещий лик
Все так же ясен, строен и велик.
Источник: Прислал читатель
Как мой дом опустел, все уехали...
Как мой дом опустел, все уехали, дом обезлюдел,
в нем так неуютно теперь,
непривычно и странно.
Нынче спать лягу рано, и буду лежать неподвижно
и слушать, как тикают стрелки
и медленно падают капли из крана.
Удивительно, как изменяются вещи,
то вдруг совершенно ненужными нам становясь,
то, напротив,
глядишь —
и дороже тебе, и нужнее,
и другое совсем обретают значенье и вес,
будто ты их увидел впервые,
и вот уже смотришь нежнее.
Стол и стул, и кровать, полотенце и кружка, часы
и все прочие вещи сегодня другого исполнены смысла
и стали иными, чем прежде.
Выразительный жест одиночества вдруг проступает
отчетливо
в этой недвижно висящей на стуле
забытой одежде.
Подойдешь и поправишь, погладишь рукою,
на краешек стула присядешь,
устав от пустого шатанья.
Словно это не дом, а вокзал или зал ожиданья,
где нет никого,
лишь одни ожиданья,
одни ожиданья.
И уносится ветром попутным куда-то все дальше
летящее мимо
транзитное облачко дыма,
и проносятся мимо мои поезда, все проносятся мимо,
проносятся мимо.
1981
Источник: Прислал читатель
ПРОБУЖДЕНЬЕ
Просыпаюсь — как заполночь с улицы в дом
торопливо вбегаю
и бегу через сто его комнат пустых,
в каждой комнате свет зажигаю —
загораются лампочки, хлопают двери,
тяжелые шторы на окнах
легко раздвигаются сами,
постепенно весь дом наполняется шумом и шорохом,
шелестом, шепотом, топотом ног,
суетой, беготней, голосами,
с этажа на этаж — суетой, беготней — все быстрее —
обрывками фраз
о вчерашних делах и событьях,
о том, о другом,
о делах, о погоде,
с этажа на этаж, из пролета в пролет —
все быстрей — коридорами —
— дайте пройти! не торчите в проходе! —
сто звонков, сто машинок — звенят телефоны,
трещат арифмометры,
щелкают счеты,
с этажа на этаж — все быстрей — резолюции, выписки,
списки,
расчеты, подсчеты,
дом гудит уже весь, он гудит, словно улей,
и все его окна сияют,
раскрыты навстречу встающему солнцу,
поющим синицам,
идущему мимо трамваю.
…Это я просыпаюсь. Проснулся. Глаза открываю.
1976
Источник: Прислал читатель
ПРОТОРЕНЬЕ ДОРОГИ
Проторенье дороги, предчувствие, предваренье.
Тихое настроенье, словно идет снег.
И хочется написать длинное стихотворенье,
в котором сошлись бы на равных и это и то.
Что-нибудь вроде — гнев, о богиня,
воспой Ахиллеса,
Пелеева сына — и дальше, строка за строкой,
где будут на равных провидящие и слепые,
и нищий певец, скорбящий о тех и других.
И чтобы в финале — семь городов состязались
за мудрого корень — и несколько еще слогов,
слагающихся из звуков паденья снега
и короткого звука лопающейся струны…
Проторенье дороги, евангелье от Сизифа,
неизменное, как моленье и как обряд,
повторенье до, повторенье ре, повторенье мифа,
до-ре-ми-фа-соль одним пальцем сто лет подряд.
И почти незаметное, медленное продвиженье,
передвиженье, медленное, на семь слогов,
на семь музыкальных знаков,
передвиженье
на семь изначальных звуков, на семь шагов,
и восхожденье,
медленное восхожденье,
передвиженье к невидимой той гряде,
где почти не имеет значенья до или после,
и совсем не имеет значенья когда и где,
и дорога в горы,
где каждый виток дороги
чуть выше, чем предыдущий ее виток,
и виток дороги — еще не итог дороги,
но виток дороги важней, чем ее итог,
и в конце дороги —
не семь городов заветных,
а снова все те же, ощупью и впотьмах,
семь знаков, как семь ступенек, едва заметных,
семь звуков, как семь городов на семи холмах…
Проторенье дороги, смиренье, благодаренье.
Шаг, и еще один шаг, и еще шажок.
Тихий снежок, ниспадающий в отдаленье.
За поворотом дороги поющий рожок.
И как отзвук той неизбывной светлой печали,
в сумерках, одним пальцем, до-ре-ми-фа-соль,
и огарок свечи, и рояль, и опять, как вначале, —
до-ре-ми-фа-соль,
до-ре-ми-фа-соль,
до-ре-ми-фа-соль…
20
- Предыдущая
- 20/24
- Следующая
