Основы женского шарма - Веденская Татьяна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая

– Да, я надеюсь, что я порядочный человек. Но я не могу вести больше ваш договор. Меня уволили.

– Из-за нас?

– Из-за меня. Я все равно так не смогла бы.

– А давайте, я вас отдельно найму. Это же я могу? Никто не может мне запретить везде ходить только с вами. И Оксана к вам привыкла! – Ирина смотрела так ласково, так понимающе, что я чуть не расплакалась.

– Но у вас и так мало денег.

– А вы вообще остались без денег.

– Давайте так, – сказала я. – Я буду с вами и проведу сделку до конца. Но в качестве вашего консультанта.

– Юриста!

– Например. Если мне удастся вытащить из «Инкорса» эти десять тысяч, я получу с них столько, сколько вы сочтете возможным. Если нет…

– Я уверена, что у вас, Оля, получится все.

И тут я не выдержала и все ей рассказала. И про мужа, и про деньги, и про Лукина.

– Вы, Олечка, еще далеко пойдете, потому что на вашей стороне будут люди. Вы понимаете? – спросила меня Ирина, выслушав мой сбивчивый рассказ.

– Спасибо.

– Что спасибо? Я много видела на свете, давно живу. Это очень трудно, признаться в собственных ошибках, особенно такой ценой. Я уверена, что таких людей на свете единицы.

– Не говорите ерунды. Лучше давайте разработаем с вами план действий.

Мы провели боевое совещание, в процессе которого я поняла, что была права. Останься Ирина с Лукиным один на один – она сдаст свои позиции в один миг. И ни в чем она не была уверена, кроме того, что ей надо переехать. Но я настояла, чтобы она встретилась с покупателями. Я, слава богу, имела все их телефоны, и утром следующего дня мы с Ириной уже сидели у них дома, рассказывая всю сложившуюся ситуацию. Они обалдели.

– Как же так? Мы честно покупаем вашу квартиру за пятьдесят пять тысяч. «Кидать» никого не хотим.

– А по плану именно на вас и на ваших риелторов потом свалят недостачу.

– Что же делать?

– Да на самом деле все просто! Вы сейчас подпишите с нами соглашение, где подтвердите свои слова. Ну, про пятьдесят пять тысяч.

– Вы не против? – неуверенно лепетала Ирина. – Вас не затруднит?

– Что вы! Наоборот, мы заинтересованы в квартире, в чистоте сделки. Нам не надо, чтобы вас «кинули».

– Отлично, – продолжала я. – Мы сделаем копии с ваших экземпляров договора аванса и приложим к этому соглашению. Вы должны потребовать присутствия продавца лично на всех этапах сделки. И при передаче денег, и при подписании договора.

– Нет проблем.

– А дальше дело техники. Мы сейчас поедем в головной офис к руководству, которое стоит над Лукиным, и спросим, нужен ли им скандал. Покажем наши соглашения и копии. А также копии Ирининого договора, где четко прописана комиссия агентства.

– А она там прописана?

– Там есть пункт, что они получают комиссию от цены продажи. А у нас цена – пятьдесят пять штук.

– Понятно. – Хотя по их виду нельзя было сказать, что им все понятно: взъерошенные, взволнованные.

– И посмотрим, что они скажут. Если будут давить, заведем уголовное дело, расторгнем все договора и продадим вам квартиру напрямую, без их комиссии.

– И вам выйдет скидка.

– Но я думаю, они не станут доводить дело до скандала с милицией.

– Хорошо придумано.

– Давайте попробуем!

И мы попробовали. Я боялась ужасно и даже из-за этого поехала в другой офис. Только бы не встречаться с Лукиным. Не могу сказать, чтобы нам там были сильно рады. То есть рады нам не были совсем. Наоборот, смотрели на меня так, словно сейчас сожрут. Документы приняли, а когда я потребовала письменно подтвердить принятие заявления и копий, ушли и не возвращались около полутора часов. Мы с Ириной все прям извелись.

Но дальше все было просто и приятно. Приятно, потому что постоянно чувствовалась победа, ее вкус, ее аромат. Инкорсовский старший менеджер помаялся, потянул резину, но после моего обещания обеспечить уголовное дело и расторжение всего договора сменил гнев на милость и перестал валять дурочку. Он признал наличие некоторых существенных нарушений договора, пообещал разобраться с агентом на месте, то есть с Лукиным. И милостиво соизволил разрешить проведение сделки с соблюдением всех выгод Ирины.

Двадцать восьмого декабря мы заложили под испепеляющие взгляды Лукина в банковские ячейки тридцать пять тысяч продавцам квартиры в Мытищах, а на Иринино имя положили доплату – двадцать две тысячи зеленых долларов США. Жалкие три тысячи мы все-таки оставили «Инкорсу», так как ничего не могли поделать. Как ни крути, это их комиссия.

Договор прошел без сучка без задоринки. Ирина сияла от счастья, и даже Ксюша стала держаться со мной попроще. После подписания все разъехались по домам, чтобы ждать регистрацию договоров. Она длится две недели, и только после нее можно уже получить деньги.

Я гадала, сколько мне заплатит Ирина, так как всю оставшуюся наличность я отнесла в банк, предчувствуя, что в январе у меня вряд ли получится что-нибудь заработать.

Отличная перспектива – прошел год, и я опять сижу без работы, без денег и при огромных долгах. Просто какой-то порочный круг. Вот и гадай – правильно ли я поступила? Удастся ли мне теперь организовать новогодний стол и подарки моим троглодиткам на сумму, с трудом приближающуюся к пятидесяти баксам? А в январе нужно будет обивать пороги в поисках подходящего места для риелтора с небольшим, но скандальным опытом. Да и возьмут ли меня куда-нибудь, если я планирую у всех заранее спрашивать, не собираются ли они заставлять меня «кидать» людей? Мне нужна фирма, где работает принцип: «Клиент всегда прав».

С пургой у меня своеобразные отношения. Ну и что, что за окном летает какая-то мелкая ледяная гадость, если я сижу дома, в тепле и уюте родных стен? Мягкий свет торшера около большого мягкого кресла. Пушистый ковер под ногами, на коленях в меру колючий старенький плед в клетку. Чашка чуть кислящего лимоном чая. Что еще? Ах да, скоро Новый год. Пурга и Новый год – это как Жеглов и Шарапов. Вроде бы ничего общего, а как-то вместе воспринимаются. Значит, так – пурга, кресло, ковер, Новый год. Если бы. Только не в этот, 2001-й, год, который, по сути, и является началом пресловутого тысячелетия. В этом году вместо того, чтобы еще в начале декабря отослать муженька за шампанским и конфетами и неторопливо готовиться к празднику, я ношусь, как буйнопомешанная, по депозитариям, офисам, квартирам. Уговариваю, принуждаю, грожу. Я напоминаю себе мальчишку в коротких штанишках, который сел на деревянную палку с головой коняшки на конце и, размахивая сабелькой, помчался по кругу. Мчится, орет «Ура!» и не может остановиться, пока кто-нибудь его не схватит за вихор и не отшлепает. За вихры меня обычно дергает мамуля. Это ее прерогатива со дня моего рождения, ибо только она знает, как воспитать из меня настоящего человека. Маман с настороженностью наблюдала за моими вихреобразными перемещениями весь декабрь. Двадцать девятого декабря я спала почти весь день, приходя в себя после сумасшедшей сделки. Тридцатого декабря она задергалась. В доме шаром покати, дочь только что из-за собственной дури потеряла хорошую работу и дрыхнет. С этим надо было разобраться. Не разобраться она не могла.

– Олечка, скажи на милость, ты собираешься все праздники так проспать?

– А почему нет? – поинтересовалась я.

– Потому что могла бы пожилой матери немного и помочь!

– В чем? – тупила я.

– В чем? Новый год уже завтра, а у нас в холодильнике, кроме пельменей, ничего нет.

– Еще три яйца!

– Какие три яйца? Те, что твои дочери смолотили вчера на ужин?

– Съели, да?

– А что же им было делать?

– Не отвечай вопросом на вопрос.

– Не смей грубить матери! – Она наконец оседлала любимого конька.

– Я не грублю. Я одергиваю. – Я вполне была готова немного размяться.

– Кто давал тебе право мать одергивать?! Думаешь, самая умная?

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая