Порочный круг деспотизма, или рассуждения о русских и будущем их страны - Кабанов Александр Борисович - Страница 23

В свою очередь турецкий образ управления тех времен европейскиеписатели описывают так: “Сопоставляяте времена с настоящим, которое представляется как бы тенью прошлого, трудно,по моему мнению, приблизиться хотя бы к пониманию ее устройства (как это можнознать и видеть в других государствах). Ведь они, турки, ничего не имеютзаписанного, все основано на соблюдении традиций и правил”. “В государстве,где никто не может приобрести известность, где не знают предков, не совершаютпутешествий за границу, где нет духовной жизни, никакого стремления к славе,побуждающего людей ко всяческим подвигам, ибо редко кто из них помнит своихпредков, там происходят чудесные превращения: из огородника, зверолова — сразуже в короли, монархи, и вот уже вновь становится ничем, словно действующие лицав какой-то комедии. То, что в других странах отвергают, здесь сохраняют. Всеэто выше всякого понимания”.  “Кого государь возвысит, тот процветает какое-товремя, как только понизит — сразу же померкнет. Поэтому между ними, подданными,нет прочной дружбы, постоянные зависть и соперничество. Один теснит другого,чтобы занять его место; открывают все тайны государю. Кто на государственнойдолжности, тот приказывает и тот в почете. Свергнутый теряет все, никто его непочитает” (Збаражский).

            ГЛАВА IV

ОБ УПРАВЛЕНИИ ОБЛАСТЯМИ И КНЯЖЕСТВАМИ (ИЗ ФЛЕТЧЕРА)

“Для управления каждой отдельной областью в этих четырех Четвертях(территориальное деление) определяется один из тех князей, о коих упомянутобыло выше, как принадлежащих к низшей степени дворянства. Они имеют пребываниев главных городах означенных областей. К каждому из них присоединяется дьяк,или секретарь, назначаемый ему в помощники или, лучше сказать, руководители,ибо такой дьяк заведывает всеми делами, относящимися до исполнения их должности”.

“Князья и дьяки определяются на места самим царем и в концекаждого года по обыкновению сменяются, за исключением некоторых, пользующихсяособенным благоволением или расположением, для коих этот срок продолжается ещена год или на два. Народ еще более недоверчив к ним и ненавидит их за то, что,не имея никакой собственности и являясь каждый год свежие и голодные, онимучают и обирают его без всякой справедливости и совести. Главные начальникиЧетвертей не обращают внимания на такие поступки, для того, чтоб в свою очередьобирать их самих и получить большую добычу, когда потребуют от них отчета, что,обыкновенно, делают при истечении их службы, извлекая, таким образом, своивыгоды из их несправедливости и притеснений бедного народа. Немногие, однако,из них доходят до пытки или кнута по окончании срока, в который они, большейчастью, уже сами по себе приступают к отчету. И потому во время своегоуправления стараются они приобрести столько, чтобы можно было поделиться сцарем и управляющим Четвертью и, кроме того, оставить хорошую частичку  и длясебя”.

“Если бы такой образ управления областями и городами был столькоже полезен для беспристрастного правосудия ко всем жителям, сколько он удобендля предупреждения нововведений, удерживая дворянство в порядке, а простойнарод в подчинении, то, по-видимому, он был бы недурен, даже в политическом отношении,для государства, столь обширного и имеющего такое протяжение в длину и ширину,какова Россия. Но угнетение и рабство так явны и так резки, что надобноудивляться, как дворянство и народ могли им подчиниться, имев еще некоторыесредства, чтоб избежать их или же от них освободиться, равно как и тому, какимобразом цари, утвердившись в настоящее время на престоле так прочно, могутдовольствоваться прежним правлением, соединенным со столь явнойнесправедливостью и угнетением их подданных, тогда как сами исповедуют верухристианскую”.

“Из всего, сказанного здесь, видно, как трудно изменить образправления в России в настоящем ее положении. Во-первых, там нет никого в числедворянства, кто бы мог стать во главе прочих. Сановники, управляющиеЧетвертями, или тетрархиями, не природные дворяне, а дьяки, пожалованные в этозвание царем, находящиеся  в полной зависимости от его милостей и собственнослужащие только ему. Что же касается до князей, управляющих под ними областями,то это люди важные только по названию (как было сказано выше), без всякойвласти, силы и доверия, за исключением того значения, которым пользуются посвоей должности, пока ее занимают. Но и здесь приобретают они не любовь, а,напротив, ненависть народа, который видит, что они поставлены над ним нестолько для того, чтобы оказывать ему справедливость и правосудие, сколько стем, чтобы угнетать его самым жалким образом и снимать с него шерсть не одинраз в год (как каждый владелец со своей овцы), а, напротив, стричь его иобирать в продолжение всего года. Кроме того, власть и права их раздроблены намножество мелких частей, потому что в каждой большой области их находится понескольку человек, и притом время, на которое они назначаются, весьмаограничено. Таким образом, им невозможно сколько бы то ни было усилиться илипривести в исполнение какое-либо предприятие в этом роде, если бы они дажевозымели счастливое намерение сделать что-нибудь новое”. “Это безнадежное состояние вещей внутри государствазаставляет народ, большею частью, желать вторжения какой-нибудь внешнейдержавы, которое одно только может его избавить от тяжкого ига такоготиранского правления”.

 ГЛАВА V

СУД И НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

“Теперьпосле этих общих размышлений относительно политики Московских царей, скажемкое-что об администрации суда и затем перейдем к другим размышлениям. Суд вМосковии по гражданским делам производится в очень короткое время, так что нетместа здесь ни для спора, ни для философии” (Карлейль; 1665).

“Если какой-либо сын боярский или дворянин военного званиясовершит убийство, или что украдет, то иногда посадят его в тюрьму, поусмотрению царя; но если уже слишком известно, каким образом сделано импреступление, то его, может быть, высекут, и этим обыкновенно ограничиваетсявсе наказание” “Здесь нет ни одного, кто бы имел судебную должность или власть,переходящую по наследству или основанную на грамоте, но все определяются поназначению и воле царя, и судьи так стеснены в отправлении своей должности, чтоне смеют решить ни одного особенного дела сами собой, но должны пересылать еговполне в Москву, в Царскую Думу”.

“Показывать иногда публичный пример строгости над должностнымилицами (грабившими народ), если кто из них особенно сделается известным с худойстороны, дабы могли думать, что царь негодует на притеснения, делаемые народу,и таким образом сваливать всю вину на дурные свойства его чиновников. Так,между прочим, поступил покойный царь Иван Васильевич с дьяком одной из своихобластей, который (кроме многих других поборов и взяток) принял жареного гуся, начиненногоденьгами. Его вывели на торговую площадь в Москве, где царь, находясь лично,сам сказал речь: «Вот, добрые люди, те, которые готовы съесть вас, как хлеб, ипроч.»; потом спросил у палачей своих, кто из них умеет разрезать гуся, иприказал одному из них сначала отрубить у дьяка ноги по половину икр, потомруки выше локтя (все спрашивая его, вкусно ли гусиное мясо) и, наконец, отсечьголову, дабы он совершенно походил на жареного гуся. Поступок этот мог быслужить достаточным примером правосудия (как понимают правосудие в России),если б не имел в виду хитрую цель прикрыть притеснения, делаемые самим царем”.

“Не препятствоватьнасилиям, поборам и всякого рода взяткам, которым князья, дьяки и другиедолжностные лица подвергают простой народ в областях, но дозволять им все этодо окончания срока их службы, пока онисовершенно насытятся; потом поставить их на правеж (или под кнут) за ихдействия и вымучить из них всю или большую часть добычи (как мед высасываетсяпчелой), награбленной ими у простого народа, и обратить ее в царскую казну,никогда, впрочем, не возвращая ничего настоящему владельцу, как бы ни былавелика или очевидна нанесенная ему обида” (Флетчер; 1591). Здесь я долженотметить, что российские власти после падения коммунизма и образованиясовременной капиталистической России не удосужились вернуть награбленнуюбольшевиками после Октябрьской революции 1917 года собственность наследникам иправообладателям незаконно отобранного имущества, хотя в Прибалтике и ВосточнойЕвропе такие прецеденты были.