Порочный круг деспотизма, или рассуждения о русских и будущем их страны - Кабанов Александр Борисович - Страница 25

Здесь стоит упомянуть о работе одногоиз самых известных русских историков, Василия Ключевского, специальнопосвященной исследованию путевых заметок, торговых записок и произведений, посетившихстрану европейцев – “Сказания иностранцев о московском государстве” (1866). Вней он, на мой взгляд, необоснованно заявляет, что сообщения иностранцевпредставляют научный интерес только ввиду неразвитости общественной жизни вМосковии того времени (на самом деле тогда в ней было больше жителей, чем вАнглии, а государство к тому времени фактически уже было централизованным) инехватки внутренних исторических источников. Когда же последние становятсяобширнее и многочисленнее, то записки иностранцев – средство для удовлетворенияпраздного любопытства, не более. Конечно, он признает определенную пользу беспристрастноговзгляда со стороны на устройство жизни в Московии и происходивших в ней событийотмечая, что общинно-коллективное сознание русских изначально препятствуетнезависимому и непредвзятому суждению. Однако далее он утверждает, чточужеземцы могли правильно понять и достоверно описать исключительно внешнийпорядок общественной жизни и ее материальные проявления. В то время как оценкасоциальных явлений и нравственного состояния общества требуют более голубогопонимания народной жизни невозможного без продолжительного наблюдения. Помимоэтого, Ключевский констатирует: сведения о нравственном состоянии русскогообщества очень бедны и отрывочны, вследствие чего по ним невозможно составитьцелостный очерк ни одной из сторон социальной жизни описываемого общества.Поэтому он полностью отказывается от обсуждения нравственного поведениямосковитов и предлагает сосредоточиться на географических сведениях, рассказахо материальной стороне жизни и государственных делах.

Естественно Ключевского можно понять:он являлся университетским профессором при царском режиме и вовсе не горелжеланием публично обсуждать небезопасные темы нравственного порядка, грозившиеличными неприятностями, да и сама книга могла быть запрещена цензурой. Возможнопо этой причине он также заявил в том же труде, что многие иностранцыпочувствовали за азиатским внешним характером многих явлений европейскуюсущность русского народа. Хотя, по крайней мере, мне не удалось обнаружитьничего подобного во множестве прочитанных мною свидетельств. Напротив, в нихчасто приводятся  высказывания о сходстве русского и азиатского, чаще всеготурецкого, деспотизма, а в населении Московии иностранцы повсеместно видят посвоей природе рабов.

Его утверждение, что свидетельства ифакты материальной жизни: расположение земель, где, когда и какую рыбу ловят,что сеют и чем торгуют, какие дома строят и т.п. иностранцу легче описать ипояснить их причины, нежели оценить степень развития нравственной культурыневозможно воспринять всерьез. Понятия о добродетелях и пороках и их основныевиды известны любому более-менее цивилизованному человеку. А зафиксировать ихвиды и распространение, скажем, число ночных убийств и частоту умышленныхподжогов, которые Ключевский приводит со ссылкой на сочинения иностранцев, врядли сложнее, чем подсчитать точное количество домов в Москве или Новгороде, иличисло торговцев отдельными товарами и их оборот в этих городах. Сравнить же чужеземцу распространенность тех или иных видов порока в Московии и в егородной стране, вероятно, еще проще, в особенности в тех случаях, когда широтаих разгула заметно различалась.

Что же касается возможного невольногопредубеждения иностранных гостей из-за множества запретов и ограничений,накладываемые на них в течение всего периода пребывания в государстве, топочему бы не рассматривать сами эти постыдные оковы, налагаемые московитами напослов, проявлением русской культуры и степени нравственного развития  местныхжителей? Кроме этого, подобные меры далеко не всегда должны были неминуемоприводить к злонамеренным искажениям увиденных или же услышанных фактов илиложной их интерпретации, по крайней мере, у честных и добросовестных авторов,коих хватало.

Заявления о том, что изоляция послов иторговых агентов искажала и ухудшала мнение иностранцев о душевных свойствахнарода и образе управления совершенно необоснованны и не выдерживают никакойкритики. Всякая изоляция иноземца во все времена использовалось скорее с цельюоградить его от получения разного рада негативной информации о стране, власти инароде. Убедить его в превосходстве, в том числе, и нравственном посещаемойстраны над другими государствами и самые известные тому примеры – русскаяимперия времен Екатерины Великой и деспотичный Советский Союз.

Но все же ради того, чтобы избежатьсомнений в честности и правдоподобности описаний социальной жизни русскойнации, я, по возможности, пополню список ранее представленных мною иностранныхсвидетельств критическими высказываниями более поздних европейских авторов и неутешительнымизамечаниями некоторых заслуживающих доверие русских – в основном известныхписателей. После чего приведу возражения русофилов, как западных, так иместных, и идеологов официальной пропаганды на представленные негативные мненияв отношении русской культуры и русского духа.

 ГЛАВА II

СВИДЕТЕЛИ ОБВИНЕНИЯ

Изболее поздних посвященных России и написанных иностранцами книг, бесспорно,необходимо упомянуть довольно обширный и многократно переизданный трудфранцузского писателя де Кюстина, который в 1843 году выпустил книгу “Россия в1839 году”, широкая популярность которой, по сравнению с бессмертными трудамиОлеария и Флетчера, по большей части объясняется литературным мастерствомавтора. Посетив Россию в указанное в заглавии время, он утверждает, этоварварская страна, где все несвободны. Простой народ в рабстве, как ичиновники, которые рабы по своей сути: они нервные, суетливые, зависимые отначальства, которого страшно боятся. Император Николай, неспособен ни насекунду забыть, что он император и стать человеком; он как актер никогда неуходящий со сцены и вынужденный днем и ночью играть свою роль. И сутьимператора, и сущность русского духа – рабство. Он говорит: “Сколь ни необъятнаимперия, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у императора”.Кроме того, русские стремятся господствовать в мире, и готовы вести захватническиевойны. Что интересно, подобные мысли появились у него притом, что сам де Кюстиндо посещения русской империи был монархически настроенным аристократом.По-видимому, французский монархизм тогда отличался от русского не меньше, чемнынешняя французская демократия от русской  “суверенной”.

А вот показания г-н Чехова, которые онпредставил в рассказе “Мужики” (1897), после того как ознакомился с деревенскойжизнью простого народа. “В течение лета и зимы бывалитакие часы и дни, когда казалось, что эти люди живут хуже скотов, жить с нимибыло страшно; они грубы, нечестны, грязны, нетрезвы, живут не согласно,постоянно ссорятся, потому что не уважают, боятся и подозревают друг друга.Самый мелкий чиновник или приказчик обходится с мужиками как с бродягами, идаже старшинам и церковным старостам говорит «ты» и думает, что имеет на этоправо. Да и может ли быть какая-нибудь помощь или добрый пример от людейкорыстолюбивых, жадных, развратных, ленивых, которые наезжают в деревню толькозатем, чтобы оскорбить, обобрать, напугать?”

 Еще худшим образом описывает уже современную русскую культуру и нравственное состояние всего местного населения другой известный писатель - Виктор Ерофеев в своем романе “Энциклопедия русской души” (1996). Сначала я хотел процитировать автора, но по причине оригинальности и необычности его языка и литературного стиля подумал, что будет лучше изложить наиболее интересные из представленных там фактов и некоторые его мысли собственными словами. Итак, по мнению Ерофеева, Россия создана для тоски и несчастья; она как бы особого вида фабрика по производству них. Человеческий климат в России ужасен и неприятен. В стране совершенно отсутствует всякая общественная мораль; по своей природе своей каждый русский – глубоко безнравственное существо, которое считает себя добрым и  думает, что надо быть добрым; сама же мораль – химера и действовать надо по обстоятельствам и согласно личной выгоде. То есть, если чиновник берет взятку, а частное лицо ее дает, то они не считают это совершаемым против общества  нравственным преступлением, ведь они добрые люди, которые помогли друг другу, а значит они хорошие и достойные уважения индивиды.  У русских есть особое выражение, не имеющее прямых аналогов у других народов – “знать жизнь”. Отсутствие общественной морали приводит к повсеместной агрессии, обманам, воровству и иным нравственным и уголовным преступлениям; отчего в русских рождается подозрительность, настороженность и тугодумство, недоброжелательность, о которой как о национальном недуге писал еще Пушкин. Если субъект не подвергся всевозможным видам обмана и насилия, не изучил их и сам не овладел ними, не способен им противостоять и передать свой опыт окружающим, то он “не знает жизни”, а поэтому не может считаться полноценным и достойным уважения членом общества, способным руководить людьми и занимать высокие должности. В этом смысле западные люди, с точки зрения русских, не знают жизни, они недостойны уважения и должны чаще прислушиваться в своей общественной жизни и в международных делах к советам более опытных и матерых московитов. Далее; у них существует и другая широко распространенная поговорка: “не обманешь – не проживешь”. Как замечает Ерофеев, адресат в поговорке не указан; то есть им являются все окружающие, в том числе и иностранцы, их правительства и народы (я множество раз замечал, когда кому-то из русских удается обмануть другого он начинает улыбаться, становясь счастливым, а окружающие на него смотрят с завистью и восхищением). Умение обмануть – важнейший элемент понятия “знать жизнь”: если субъект не умеет обманывать, - а окружающие неизбежно будут часто пытаться обмануть его и иногда это будет у них получаться, - то он как бы становится беспомощным и предстает в невыгодном свете для других и, соответственно, как уже было сказано, не может ни руководить людьми, ни занимать государственные посты.