Порочный круг деспотизма, или рассуждения о русских и будущем их страны - Кабанов Александр Борисович - Страница 30

Дугин в молодости, еще во временакрасной империи, увлекался авторами профашистского, мистического, оккультного иконспирологического толка и известными теоретиками геополитики. После распадаСССР его внимание переключается на марксизм, социал–большевизм, к “новым левым”и русскому евразийству. В 1993 – м году принимал участие в обороне ВерховногоСовета; Ельцина называет преступником №1, который развалил великую страну,продал ее олигархам, атлантистам и русофобам.  Вскоре после этого был одним изсоздателей Национал–большевистской партии, отличавшейся радикальнымантиамериканизмом и антилиберализмом, которая находилась в непримиримойоппозиции к Ельцину. В 1999 году организовал “Центр геополитических экспертиз”;а кроме этого читал лекции по геополитике в Генштабе министерства обороны. Послеприхода к власти Путина  проявил лояльность к новой власти и стал частьюполитического истеблишмента страны. В своем учебнике “Основы геополитики”говорил о бессмысленности украинского государства и необходимости полногоконтроля России над всем черноморским побережьем, включая его украинскую иабхазскую части. Примечательно, что это было сказано за несколько лет доофициального российского признания абхазского анклава и размещения там военнойбазы. После подобных речей Украинские власти запретили ему въезд в их страну.Во время российско–грузинского военного конфликта в августе 2008 года позировалс гранатометом направленным в сторону соседа, призывая российскую властьзахватить Тбилиси и установить там пророссийский режим.

Дугин испытывает какую–то патологическуюненависть к либерализму, давшему индивиду свободу, вырвавшему того ихклассовых, религиозных и расовых тисков, и победившему все прочие идеологии, втом числе, фашизм и коммунизм. Считает что в мире глобализма и либерализма, вкотором национальные государства постепенно утрачивают свой суверенитет, Россиинет места; что ее историческая миссия – рациональное и интуитивноепротивоборство Западу. Цель его политической деятельности –  созданиеевразийской сверхдержавы, на основе новой альтернативное либерализму концепции,через интеграцию с бывшими советскими республиками.

 ГЛАВА II

СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Термин “суверенная демократия”,придуманный в 18-ом веке Руссо и обозначавший тогда верховную власть народа,как говорят, перенес на российскую почву бывший заместитель главы президентскойадминистрации Владислав Сурков. Весной 2006 года он инициировал, несомненно, сразрешения Путина, дискуссию о ней, якобы чтобы наполнить это благозвучное иласкающее слух сочетание слов идейным содержанием, которое, как я уверен, уже былоподготовлено в Кремле, однако требовало некой общественной легитимизации.Создание российского варианта концепции, не имеющей ничего общего с идеямиРуссо и прямо противостоящей им,  было обусловлено, как мне кажется, несколькимипричинами. Во–первых исторической последовательностью событий: окончаниемприватизации, а точнее преступного дележа девяностых годов, политическим хаосомпредшествующего десятилетия и началом нового сырьевого цикла. Во–вторых,несколькими цветными революциями, произошедшими в странах, которые Россия считаласвоими политическими партнерами. В-третьи, что впрочем, пожалуй,  имело кудаменьшее значение, чем об этом принято думать, личными качествами, судьбой иособенностями психики Путина. Но самым главным оказалось осознания с обеихсторон – и Западом, и Россией, непримиримого противоречия ценностей,нравственных порядков и взглядов на будущее развитие мировой цивилизации.

У концепции суверенной демократии былодва ключевых принципа. Первый из них –  полное и безапелляционное игнорированиерекомендаций и пожеланий западных стран относительно реформирования российскойвласти и ее политической системы, целью которых являлось развитиеосновополагающих принципов свободы и демократии на территории современной России.Другими словами у России должно быть иное политическое будущее, не такое как угосударств центральной и восточной Европы после краха Советского Союза иВаршавского договора. А второй – согласие народа и элит на предоставлениепрезиденту всей полноты власти, вплоть до самой авторитарной, для реализациисвоего внутриполитического и внешнеполитического курса. В каком–то  смысле поначалувсе это поначалу напоминало делегирование сенатом на определенной срок в видусложности политической и военной ситуации диктаторских полномочий  во временаРимской республики. После этого Путин ловко использовал кризис девяностых инародную любовь для захвата и последующего контроля природных, информационных,людских и прочих ресурсов, гарантирующих ему неограниченное временем ипревратностями демократической жизни правление.

Хотя, естественно, все это былоприкрыто красивыми словами, как это водится у русских. Например, Сурковговорил: “суверенная демократия – это образ политической жизни общества, прикотором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляютсяисключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности радидостижения благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами,социальными группами и народами, ее образующими” (Эксперт, от 20. 11.2006года). Но из всего сказанного мною следует, что теперь исключительно Путин иего ближайшее окружение будут определять сроки, этапы и направления всехбудущих политических и экономических изменений в стране, а вовсе не российскаянация, как об этом утверждает г-н Сурков.

Мое понимание демократии и проводимыепараллели с некоторыми традициями Римской республики полностью совпадают содним очень интересным и мудрым высказыванием Михаила Горбачева, сделанным им вотношении одного из элементов политики суверенной демократии, а именно, повышенияпроходного барьера на выборах в парламент: “Эти новации  в законодательствонельзя оправдать теориями суверенной и управляемой демократии. Ограничениякоторые могут оказаться необходимыми  ситуациях, угрожающих самомусуществованию государства и жизни людей. должны рассматриваться как временные,а не возводится в принцип, как это делают теоретики суверенной или управляемойдемократии” (Лента.ру от 19.07.2006 года).

Помимо политических мотивов, у Путинаи  его окружения были и свои коммерческие интересы. Они хорошо знали, чтопотеря политической власти в России – это всегда потеря собственности, врезультате ее перераспределения новой властью. Ради этого они были готовыразрушать общественные и государственные институты, заниматься примитивнымпопулизмом и преследованием оппозиции. И все это прикрывалось речамимногочисленных политологов, отличающихся своей псевдоученостью и желаниемугодить действующей власти; каждый из них счел своим долгом написать хотя быодну статью в защиту суверенной демократии:

Так известный политолог г-н Никонов всвоей статье под названием “Еще раз о суверенной демократии”, занимаясьоткровенным словоблудием, утверждает, что видов демократии очень много –охранительная демократия (Бентам, Милль), элитарная (Шумпетер), многовластная (Фридмен)и др., каждая из которых  имеет право на существование. А концепция “сувереннойдемократии” – это всего лишь стремление к самой что ни на есть чистой (как вовсем западном мире) демократии, с одной стороны, и последовательнаянезависимость в вопросах внутренней и внешней политики – с другой.

В свою очередь, его коллега иединомышленник г-н Орлов в своей статье “Политическая доктрина сувереннойдемократии”, опубликованной в “Известиях” от 30.11.2006 года,  пишет, якобыконцепция российской суверенной демократии признана на Западе; а возникающиевокруг нее дискуссии – это свидетельство ее безумной популярности. И вообще:“традиционный потенциал “подлинной демократии” и “государственного суверенитета”несопоставим с тем интеллектуальным и коммуникативным зарядом, который несет всебе “суверенная демократия””. Далее, он черным по белому откровенно пишет отом, что доктрина суверенной демократии способствует дальнейшему встраиванию всложившуюся политическую систему парламентской оппозиции и изоляции оппозициивнесистемной; под последней, в сущности, понимаются сторонники всехальтернативных стратегий и концепций общественно–политического развития.Нетрудно догадаться, о чем бы этот негодяй писал в сталинское время.