Белый лебедь - Ли Линда Фрэнсис - Страница 11

• Предыдущая
• 11/66
• Следующая

Эммелайн протиснулась в тяжелую входную дверь, и в нос ей ударил тяжелый, сильный запах глины. Огромная комната была заполнена людьми, некоторые из них крутили гончарные круги, равномерно нажимая на них ногами. Другие еще только приступали к работе с глиной, которая пока лежала перед ними большими кусками; часть уже была в работе, и мастера склонялись над ней, ласково прикасаясь к ней умелыми руками.

Эммелайн хорошо помнила эти ощущения даже спустя десятилетия, прошедшие с тех пор, как она последний раз работала с глиной.

— Вам что-нибудь нужно?

Эммелайн круто обернулась, и ее длинные юбки взметнулись вслед за ней. Она оказалась лицом к лицу с женщиной, ее длинные седые волосы были заплетены в косу, лежащую на спине. Это вместо пристойного пучка или скромной прически, какие полагалось носить всякой женщине старше восемнадцати лет.

— Я пришла повидаться с мистером Спрингфилдом. — Женщина смерила ее наглым взглядом.

— Замужние женщины обычно не приходят к нему в мастерскую. Пошлите ему записку, и если он захочет вас видеть, он с вами встретится в каком-нибудь модном чайном доме, куда любят ходить такие, как вы.

Огорошенная внезапной и откровенной враждебностью этой женщины, Эммелайн на мгновение утратила дар речи и чуть было не ушла. Но потом вспомнила о своих долгих бессонных ночах.

— Мистер Спрингфилд ждет меня.

— Здесь? — недоверчиво спросила женщина.

— Да, здесь. — Она ощутила прилив давно забытой храбрости. — Я уверена, что он в студии наверху. И я пройду прямо туда.

Женщина была явно удивлена тем, что Эммелайн хорошо знает это место. Но Эммелайн не стала ждать ее разрешения. Она решительно направилась к лестнице.

Едва она положила руку на перила, как дверь наверху распахнулась.

— Эммелайн!

Она подняла голову и увидела стоявшего на верхней ступеньке Андре Спрингфилда.

— Андре!

— Я не верил, что вы придете.

— Ну вот, я здесь.

Круглый маленький человечек скатился по лестнице, схватил Эммелайн за руку и буквально втащил в студию на втором этаже. Нетерпеливо захлопнув за ними дверь, он поставил Эммелайн к свету, взял ее за руки и. с театральным видом развел их в стороны.

— Дайте мне посмотреть на вас! Он пританцовывал вокруг нее, и Эммелайн не могла сдержать смех. И в эту же минуту ей показалось, что она никогда не уходила отсюда. Правда, волос у Андре стало меньше, да и она больше не выглядела восемнадцатилетней. Но какое это имело значение!

— Сядьте, сядьте! Вы должны рассказать мне обо всем, чем вы занимались все эти долгие годы. — Он подвел ее к стулу, потом бросился к двери, распахнул ее и крикнул: — Колетт, принеси нам чаю!

Он по-прежнему был сгустком энергии, и Эммелайн улыбнулась при мысли о том, что он совсем не изменился.

— Ну, рассказывайте.

— Господи, да нам понадобится целый день!

— Великолепно! Я и представить не могу, что мне было бы больше по душе, чем провести с вами целый день.

Эммелайн опустила голову и посмотрела на свои руки в перчатках. Андре коснулся ее подбородка.

— Что такое? Эммелайн Эббот покраснела?

— Эммелайн Хоторн.

— Да, да. Разве я не знаю? О вашем муже пишут в каждой газете. То он ругает какого-то беднягу политика, то заключает новую сделку, чтобы заработать еще тысячи долларов. Куда ни повернись, он тут как тут. Но я не желаю слышать о нем. Это испортит мне весь день.

Он проговорил это с озорной ухмылкой, и Эммелайн фыркнула в ответ — она не могла на него обижаться. Андре Спрингфилд почему-то всегда был таким. Он мог сказать самую неприличную вещь, и все ему сходило с рук.

Он взглянул на дверь.

— Где же наш чай? — рявкнул он.

В этот момент дверь отворилась, но вошла не Колетт. В дверях стоял высокий широкоплечий человек. У него была густая шапка волос, седеющих на висках. Кожа покрыта легким загаром, словно он много времени проводил на солнце. Глаза темные и ясные. Он не отрываясь смотрел на Эммелайн и наконец улыбнулся.

Эммелайн не могла пошевелиться, дыхание замерло у нее в груди. Голова пошла кругом, сердце екнуло.

— Привет, Эм. Давненько же мы не виделись.

Хлопнувшая дверь заставила Софи резко поднять голову от бухгалтерской книги, и карандаш царапнул по бумаге.

Обычно в этот час она спит. Свита ее еще не проснулась. Но мысли о том, что у нее кончаются деньги, не давали ей уснуть всю ночь. Потеря «Белого лебедя» выбила почву у нее из-под ног. Но сейчас у нее есть более насущные проблемы. Как бы она ни колдовала над цифрами, у нее не хватало денег на жизнь четверым взрослым, если придется платить за жилье, — будь то в Бостоне или в Европе.

Конечно, она давно знала об этом, но все еще продолжала надеяться: если пересчитать все заново, там урезать, тут сэкономить, может, им хватит? Но денег не стало больше от того, что она их пересчитывала.

И что еще хуже, отец ясно дал ей понять, что Диндра, Генри и Маргарет — нежеланные гости в его новом доме, а Софи не собиралась бросать своих друзей, зная, что у них нет денег. А это означало, что пребывание в «Белом лебеде» — единственно возможный вариант до тех пор, пока отец все не уладит и дом снова не перейдет к ней. А он, конечно же, это сделает. Ведь «Белый лебедь» — это ее собственность.

А пока она должна отыскать средства, чтобы всем четверым хватило на жизнь. Грейсон — ее старый друг. Интересно, сколько времени проводит дома адвокат? Ведь ему нужно разбирать всякие дела, встречаться с судьями и клиентами — и все это, разумеется, происходит в здании суда и конторах, расположенных в деловой части города.

Она упрекнула себя за то, что вчера вела себя с ним так вызывающе. Это не лучший способ снискать его расположение. Но когда она рядом с ним, ей становится не по себе, она начинает нервничать и очень хочет, чтобы он поскорее ушел.

И она решила, что сегодня будет вести себя по-другому. Она будет с ним сладкой, как ячменный сахар. И ему ничего не останется, кроме как смириться с обстоятельствами. Она взглянула на огромную кровать под пологом, на которой когда-то спал ее отец, — теперь это кровать Грейсона. Комната была заполнена его вещами. Прекрасные костюмы, до блеска начищенные ботинки. Кашемировый халат.

Проснувшись, она надела этот халат и закуталась в него. Ткань пропиталась его запахом, чистым и пряным. Софи вдруг показалось, что он держит ее в своих объятиях, и по спине ее пробежала дрожь.

Она тяжело вздохнула. Он действительно смущает ее. И поселиться в комнате, где лежат его вещи, не очень-то разумно с ее стороны. Из-за этого она постоянно думает о нем и в результате начинает сомневаться в правильности своего решения сохранить независимость.

Трудность состояла в том, что Софи не могла измениться. Мать научила ее быть свободной и никогда не говорила о том, что женщина должна покорно исполнять приказания мужчины. Она даже не умеет вести хозяйство и готовить еду. И еще дети.

Она зажмурилась и представила, что держит на руках ребенка — ребенка Грейсона. Прижимает его к себе. А он ее любит.

Она содрогнулась, подумав, что ей придется возиться с ребенком. Не для того она трудилась целых пять лет, чтобы бросить все, чего добилась, от одного прикосновения кашемирового халата к плечам. Халат-то мягкий и нежный. А вот Грейсон… Да, Грейсона мягким не назовешь.

Неожиданно внизу послышался энергичный топот, от которого задрожали стены. Софи скривилась — это, наверное, Грейсон, опровергающий собственное утверждение о том, что он почти не бывает дома. Но она отогнала эту мысль. Грейсон Хоторн не топает.

Софи потуже затянула пояс на талии, нашарила ногами отороченные мехом шлепанцы и пошла посмотреть, кто производит весь этот шум.

Едва ее нога коснулась последней ступеньки, как она оказалась лицом к лицу с женщиной сурового вида, которой по виду было лет сто. На ее седых волосах сидела темная шляпка, а платье было такого строгого фасона, что по сравнению с ним скромные платья Маргарет казались просто вызывающими.

• Предыдущая
• 11/66
• Следующая