Формула добра - Самарский Михаил Александрович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/34
- Следующая
Через полчаса мы с Полиной Фотеевной пили чай с пирожными. Я на всякий случай держался поодаль – бережёного Бог бережёт, наслушался про всякие чайники, кипятки.
Глава 5
Справедливости ради скажу: и в писательском доме тоже однажды у меня случилась «катастрофа». Да-да, так всегда. Лежишь, балдеешь и никогда не знаешь, что с тобой случится через пять-десять минут. Не зря говорят, что затишье бывает перед бурей.
А беда подкралась незаметно. Теперь, если меня отправят из поводырей на пенсию, попрошусь спасателем в МЧС. Ну, может, не спасателем, а инструктором – буду юных щенков консультировать и натаскивать. Вы даже представить не можете, что со мной приключилось в тот день. И смех и грех.
Лежу себе, размышляю. Вдруг слышу, наша Кисуля где-то кричит. Да-да, именно кричит, потому как мяукает она совершенно иначе. Люди, конечно, могут и не отличить мяуканье от кошачьего крика, но я в этих звуках разбираюсь хорошо. Если вы, например, слышите вой собаки, знайте, что это может быть и криком. Главное – внимательно прислушаться. Так вот. Прислушался – чую, что-то случилось невероятное.
– Помогите, – вопит наша Кисуля, – помогите, люди! Снимите меня! Мяу-мяууу! Мяу-мяууу!
Ничего себе! Я резко приподнялся, выглянул в окно, смотрю, эта дурочка залезла на самую верхушку дерева, вцепилась в тонюсенькую ветку и качается. Я чуть в обморок не упал – если она оттуда навернётся, костей не соберёт. Хоть и говорят, что кошки умеют планировать, но какой из нашей Кисули дельтаплан? Ой-ой-ой! Нужно спасать сумасшедшую кошку.
«Как тебя туда занесло? Чего ты там забыла?» – мысленно вскрикнул я.
А женщины и ухом не ведут. Понимаю, они просто не слышат. Что делать в таких случаях? Я забросил лапы на подоконник и гавкнул во всё горло. Наша гостья от испуга едва со стула не свалилась.
– Трисон! – воскликнула Анна Игоревна. – Ты чего? На улицу хочешь?
– Ав-ав! – отвечаю, немного понизив голос, а сам пялюсь в окно.
– Успокойся, дружок, – ласково говорит Аннушка, – сейчас мы закончим с Викусей разговор и пойдём погуляем, потерпи немножко.
«Да какие уж тут гулянки, миленькая Анна Игоревна, прислушайся, как твоя Кисуля верещит на дереве. Вставайте, вставайте! Гав-гав! Срочно идёмте во двор!»
Видя, что женщины никак не реагируют, я взвыл волком:
– У-у-у-у-у-у-у!
– Господи боже мой, – ахнула моя подопечная.
– Он что-то на улице увидел, – тревожно произнесла Вика и подошла к окну.
«Открывай, открывай скорее, – мысленно умоляю я гостью, – сейчас вы поймёте, чего я тут растявкался!»
И что вы думаете? Нет, я ничего не имею против кошек. Не надо меня обзывать котоненавистником. Но, честное слово, иногда они бывают такими дурами! Извините, но эта… эта… Кис-с-с-суля неожиданно умолкла. Скажите, есть ли мозги у этих кошек? Вика открыла окно, я как дурак лезу на подоконник, а наша верхолазка словно в рот воды набрала – молчит, и всё тут.
«Да что же это такое творится! Кисулечка, родненькая, да мяукни же ты, наконец, пока окно открыто! Почему ты в самый ответственный момент замолчала? Вот глупое животное!»
Мольбы мои Кисуля, разумеется, не услышала. А может, просто онемела от страха. Вика посмотрела в окошко и снова наглухо затворила его. И тут наша акробатша снова завопила. Наверное, это и есть закон подлости, о котором так часто говорят люди. Мне ничего не оставалось делать, как начать скулить и метаться между дверью и окном. В конце концов, женщины поняли, что всё это неспроста.
– Пойдём, выйдем на улицу, – предложила Аннушка и добавила: – Вик, позови Костю.
Выскочив во двор, я метнулся к дереву и принялся громко лаять.
– Ё-моё! – вскрикнул Константин Александрович, подняв голову вверх и увидев на макушке дерева Кисулю. – Вот это фокус!
– Что такое? – испуганно спросила Аннушка. – Что случилось?
– Спокойно, Аня, спокойно, – дрожащим голосом произнесла Вика, – кошка забралась на дерево, на самую верхушку, а слезть не может.
– Наша Кисуля?
– А то чья же? – сплюнул Константин Александрович. – И чего её туда занесло…
– Вон оно что, – выдохнула Анна Игоревна. – Опасно? Достать-то её можно?
– Попробуем, – ответил мужчина и скомандовал: – Так, дамы, стойте здесь, сейчас я лестницу принесу. А ты, Трисон, помолчи, не гавкай, не пугай её, а то свалится.
«Да теперь-то мне зачем гавкать? – фыркнул я. – Вы и сами всё видите. Тут теперь не до гавканья».
Константин Александрович вернулся с лестницей, приставил её к стволу и попытался на неё взобраться, да не тут-то было. Ствол дерева оказался слишком тонок.
– М-да, – хозяин почесал затылок, – как же быть? Так-так-так…
Он снова куда-то убежал. Через минуту приволок простынь и предложил женщинам соорудить из неё что-то наподобие ручного батута.
– Стойте здесь, никуда не отходите, – командовал «спасатель», – я попробую сейчас стряхнуть её.
– Ой, – вскрикнула Аннушка, – я боюсь.
– Не бойся, дорогая, – махнул рукой, Константин Александрович, словно Аннушка могла видеть его жест. – Стойте на месте и не двигайтесь. Держите покрепче простынь.
Константин Александрович принялся потихоньку трясти дерево, Вика вцепилась в уголки простыни и зажмурила глаза. Кисуля, почувствовав деревотрясение, впилась когтями в ветку и завизжала, словно ей хвост отрывают.
– Боже мой, – шепчет Анна Игоревна и спрашивает у подруги: – Ну что там, Викусь?
Женщина открыла глаза и, взглянув на «циркачку», так же шёпотом отвечает:
– Пока ничего, она боится.
Последующие десять минут не принесли никакого результата. Константин Александрович вспотел, но Кисулю так и не стряхнул – крепкая «груша» нам досталась. Я стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим.
«Интересно, зачем она туда полезла? – думал я. – Наверняка за какой-то птичкой. Видел, как она уже не раз изображала из себя охотницу. Крадётся по газону к воробьям, влипнет в траву, ушки прижмёт, дескать, взгляните на меня, я не кошка, а рысь пятнистая. Умора просто! Но птицы всё время оставляли её в дураках. Решила, наверное, на дереве их достать. Вот глупая! Видимо, увлеклась, воробьи улетели, а доморощенная рысь осталась на макушке. А теперь орёт во всю ивановскую».
Тут подоспела ещё одна помощница. Маша. Увидев на макушке Кисулю, Маша сразу расплакалась.
– Это ещё что такое? – нахмурился папа. – Чего ты плачешь?
– Папа, а кто её туда затащил? – спросила Маша, вытирая кулаком глаза.
– Ветром занесло, – рассмеялся отец.
– Торнадо? – вытаращила мокрые глаза девочка.
– Ага, тайфун, – закивал отец и добавил: – Вместе с цунами.
– Папа, я серьёзно спрашиваю! – топнула ножкой Маша. – А тебе всё шуточки.
– Мари, – папа подошёл к дочери и взял её за руку, – я предлагаю тебе покинуть смотровую площадку. Иди в дом.
– Почему я должна идти в дом, когда здесь вся семья собралась? – возмущённо воскликнула девочка.
– Хорошо, – согласился отец, – тогда не реви. Договорились?
– Да я не реву, папочка! Как ты не понимаешь, слёзы ведь иногда сами появляются.
– Так, всё, стой молча. Я, кажется, придумал кое-что…
– Молчу-молчу, – согласилась Маша и шёпотом спросила: – А вы спасёте Кисулю?
– Спасём-спасём! – нарочито бодро ответил отец и, нахмурив брови, добавил: – Только умоляю тебя, Мария, постой молча.
– Рыба! – воскликнула Маша, явно пародируя маму. Я слышал несколько раз такой возглас из уст Анны Игоревны.
Повисла какая-то нехорошая пауза. Предчувствие меня не подвело.
– Ну что, Трисон? – неожиданно обратился ко мне Константин Александрович. – Наверное, придётся тебе лезть на это дерево…
«Вот это что-то новенькое для меня! Извините, товарищи, но я собака-поводырь. В цирке не работал, по лестницам вовек не лазал, на спасателя меня не учили. Что вы от меня хотите?»
– Справишься? – спрашивает хозяин.
«Даже не знаю, что ответить. А если я сам оттуда загужу? Что будете делать? Нет-нет, я не отказываюсь. Просто размышляю. За свою подопечную я и жизнь готов отдать. Буду защищать её до последнего дыхания. Но как-то не хочется погибнуть из-за глупой кошки. Может, пожалеете меня?»
- Предыдущая
- 7/34
- Следующая