Изумрудный дождь - Ли Линда Фрэнсис - Страница 35

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая

Она попробовала рассердиться. Ничего не получилось, только вновь затрепетало сердце.

Тогда она подошла к окну и впервые в жизни увидела необъятную гладь Атлантического океана. Просто онемев, Элли широко раскрытыми глазами смотрела на его уходящую за горизонт темную синеву. Распахнув створки окна, девушка с наслаждением глубоко вдохнула запах мокрого песка и морской воды.

— Твои ожидания оправдались? — Голос Николаса был полон нежности.

— Нет, — ответила она. — Такого я вообще не ожидала. Честное слово!

— Да, реальность часто превосходит наши надежды. — Он встал рядом. — Когда ожидаешь малого, никогда не разочаруешься. Ограждаем себя, верно?

Он увидел, как напряглись ее худенькие плечи. Ему захотелось притянуть Элли к себе и покрепче обнять. Но он не шелохнулся. Слишком рано. Дрейк снова вспомнил о близости между ними тогда, ночью, около картинной галереи. Каким же опрометчивым дураком он тогда оказался! А ведь надумал жениться на ней!

Так что он подождет. Будет ухаживать за ней, как и обещал себе. Он не будет спешить, чтобы ее оборона ослабла и панцирь, которым она себя окружила, сам собой развалился бы на куски. Ему хотелось нежности. И не столько для себя, сколько для нее.

Так они молча стояли у окна, удивляясь возникшей между ними легкости.

— Я рад, что ты приехала, — негромко сказал Николас.

— Я, должно быть, сошла с ума.

— Это одно из твоих достоинств, которые меня восхищают. Я имею в виду честность, — рассмеялся он в ответ.

— А я думала, что как раз это ты больше всего ненавидишь.

— Ненавижу? В тебе мне нечего ненавидеть. Я мог не соглашаться с тобой, это верно, но чтобы ненавидеть… Этого никогда не было и не будет.

Элли обхватила себя за плечи.

— Если твои действия по отношению ко мне — это отсутствие ненависти, — задумчиво проговорила она, — то мне страшно становится при мысли, каким безжалостным тебя сделала бы ненависть.

Николас посерьезнел:

— Возможно. Но думаю, даже самые суровые мои критики согласятся, что я безжалостен только к тем, кто меня предал.

Август на Лонг-Айленде

За свои двадцать шесть лет Элли и не помышляла о том, что когда-нибудь у нее появится причина не только связать вместе эти слова, но и вдобавок с трудом удержаться от эпитетов «идиллический» и «блаженный». Солнце такое яркое, что невольно жмуришься, морской бриз приятно холодит кожу. И Николас. Каждую ночь она засыпала и каждое утро просыпалась, моля Бога, чтобы это никогда не кончалось.

Как Элли ни старалась, ей становилось все труднее сопротивляться присутствию Николаса. Правда, она честно призналась себе, что не очень-то и старалась. С того самого момента, когда карета миновала величественный Бруклинский мост и покатила дальше, оставляя позади каменные ущелья Манхэттена, решимость Элли пошла на убыль.

Барнард по-прежнему не выказывал особой симпатии Николасу, а вот Ханна заметно подобрела. Джим сдался уже давно, безоглядно привязавшись к непредсказуемому Николасу Дрейку. Уже одно это удерживало Элли на Лонг-Айленде. Ей не хотелось обижать Джима. Но с ее неприязнью к Николасу произошло то же самое, что и с сопротивлением. Все, что было в нем бездушного, безжалостного и угрожающего, исчезло. Он поражал обаянием и даже каким-то озорством, как будто снова став тем баловником, который с серьезным видом советовал бабушке пить крепкий кофе, чтобы у нее лучше завивались волосы. Этим он сумел добиться того, что остатки беспокойства, гнездившегося в душе Элли, медленно, но верно исчезали.

А все началось уже в первый вечер, когда Николас показывал гостям дом. Он поочередно сдергивал ослепительно белые покрывала с попадавшейся им на пути мебели и шутливо превращал их то в плащ матадора, то в королевскую мантию. Шарлотта просто умирала от смеха. Элли тоже не смогла удержаться от улыбки.

Все были так увлечены, что только в последней комнате Николас наконец заметил, что Шарлотта пропала.

— Шарлотта! — громко позвал он и нахмурился. Явно беспокоясь, он рассеянно сдернул последнее покрывало, и с кресла, хохоча во все горло, вскочила Шарлотта. Глаза у нее сияли, волосы растрепались.

Все, включая Николаса, просто остолбенели от неожиданности, — Ага! Испугались! — весело закричала она. Все рассмеялись. Николас снисходительно заулыбался, но в глазах у него не было улыбки. Элли пригляделась и готова была поклясться, что взгляд Николаса наполнен глубокой заботой и любовью. Кто бы мог подумать. Элли не верила своим глазам. Тем не менее она была уверена, что не ошиблась.

День за днем Николас щедро делился с Элли своим обаянием, и проклюнувшиеся в ее душе первые ростки надежды начали незаметно карабкаться вверх по казавшейся непреодолимой стене, которую она с таким тщанием воздвигала вокруг себя все эти годы.

— Мисс Синклер, я приглашаю вас на прогулку. Элли стояла в библиотеке перед одним из стеллажей и рассеянно водила пальцем по тисненным золотом корешкам книг. Она повернулась к Николасу и улыбнулась:

— На прогулку? Если я не поберегусь, то в Манхэттен вернется одна огромная веснушка!

Николас в несколько шагов пересек комнату и подошел к ней. Он стоял так близко, что Элли могла бы протянуть руку и без труда прикоснуться к нему. У нее забилось сердце, и она невольно покраснела.

— Вы так мило краснеете… и без видимой причины.

— Уж очень жарко сегодня, — отшутилась Элли и предусмотрительно сделала шаг назад, боясь что забудет приличия и все-таки погладит его по руке. Но она не осмелилась. И не потому, что это вышло бы за пределы дозволенного. Просто за все это время Николас лишь однажды — и то случайно, когда проходил мимо, — коснулся ее руки. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни даже взгляда, в котором бы читалось желание.

— Жарко? — улыбнулся одними губами Николас. — Элиот, да вы порядочная лгунья. Ваше лицо выдает вас с головой. На нем можно прочесть все, что вы чувствуете. Так что дело, как мне думается, отнюдь не в жаркой погоде.

— Вот как, Дрейк? Вы, оказывается, крупный физиономист? Так какое чувство выдало сейчас мое лицо? — У нее слегка расширились глаза при мысли о том, что она только что подумала. — А впрочем, не важно. Я с удовольствием прогуляюсь.

Николас ни о чем ее не спросил, но по его глазам она видела, что он прекрасно понял, какие мысли ее только что посетили. Он просто взял ее за руку и вывел из комнаты.

И с тех пор они каждое утро подолгу прогуливались по берегу. Всякий раз Элли снимала туфли и чулки и, оставив их на каменных ступеньках лестницы, с наслаждением ступала босыми ногами по прохладному сухому песку. Каждый вечер они неторопливо ужинали на террасе при свечах, и Николас потчевал ее историями о беззаботных днях своего детства или делился мыслями о будущем. Дни были наполнены простыми радостями, а ночи — надеждами и волнующими снами. И по-прежнему он так ни разу к ней и не прикоснулся… До того вечера, когда разыскал ее в комнате на самом верху.

— Здесь я люблю бывать больше всего. Элли обернулась на звук голоса и увидела на пороге Николаса. Волосы его были мокрыми после вечернего купания. Каждый день он неизменно ходил плавать, потом быстрым шагом добирался до садового домика ополаскивался под душем и присоединялся к остальным. Благоухание трав. Теплый летний воздух. Нью-Йорк был где-то далеко-далеко.

Элли глубоко вздохнула, удивляясь тому, что она вообще может дышать. Когда Николас входил, он, казалось, заполнял собой все.

— Вам нравится здесь, верно? — полувопросительно, полуутвердительно заметил он.

Она снова окинула взглядом комнату — высокие потолки, большие широкие окна — и перевела дыхание.

— Да. Очень нравится. Здесь все какое-то… ценное… сказочное. — Она подошла к открытому окну и выглянула наружу. — Как будто находишься на вершине мира.

Идеальное место для занятий живописью, промелькнуло у нее в голове. В этой комнате она чувствовала себя удивительно легко. Царившие здесь покой и тишина дарили вдохновение. Место буквально создано для нее. Светлые стены, в углу небольшой комод красного дерева. Но самое главное — из любого окна виден уходящий за горизонт океан.

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая