Стихотворения - Гудзенко Семен Петрович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/10
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
5
1942
ОТДЫХ
Из боя выходила рота.
Мы шли под крыши,
в тишину,
в сраженьях право заработав
на сутки позабыть войну.
Но у обломков самолета
остановился первый взвод.
И замерла в песках пехота
у красных
обожженных звезд.
…Осколки голубого сплава
валялись на сухом песке.
Здесь все:
и боевая слава,
и струйка крови на виске,
и кутерьма атак
и тыла,
ревущая,
как «ястребок».
Нам отдых сделался постылым
и неуютным городок.
Апрель 1942
БАЛЛАДА О ВЕРНОСТИ
Написано много о ревности,
о верности, о неверности.
О том, что встречаются двое,
а третий тоскует в походе.
Мы ночью ворвались в Одоев,
пути расчищая пехоте.
И, спирт разбавляя водою,
на пламя глядели устало.
(Нам все это так знакомо!..)
Но вот
на пороге
встала
хозяйка нашего дома.
Конечно,
товарищ мой срочно
был вызван в штаб к военкому.
Конечно,
как будто нарочно
одни мы остались дома.
Тяжелая доля солдаток.
Тоскою сведенное тело.
О, как мне в тот миг захотелось
не вшивым,
не бородатым,—
быть чистым,
с душистою кожей.
Быть нежным хотелось мне.
Боже!..
В ту ночь мы не ведали горя.
Шаблон:
мы одни были в мире…
Но вдруг услыхал я:
Григорий…
И тихо ответил:
Мария…
Мария!
В далеком Ишиме
ты письма читаешь губами.
Любовь —
как Сибирь — нерушима.
Но входит,
скрипя костылями,
солдат никому не знакомый,
как я здесь,
тоской опаленный.
Его
оставляешь ты дома.
И вдруг называешь:
Семеном.
Мария!
Мое это имя.
И большего знать мне не надо.
Ты письмами дышишь моими.
Я знаю.
Я верю.
Ты рядом.
1942
СМЕРТЬ БОЙЦА
Хороним друга.
Мокрый снег.
Грязища.
Полуторка ползет на тормозах.
Никак правофланговый не отыщет
песчинку в затуманенных глазах.
Торжественная музыка Шопена.
Нелютая карпатская зима.
И люди покидают постепенно
с распахнутыми окнами дома.
И тянется по улицам колонна
к окраине, до самого хребта.
Лежит он, запеленатый в знамена.
Откинуты в полуторке борта.
А на полные вырыта могила,
а на поляне громыхнул салют,
а чья-то мать уже заголосила,
а письма на Урал еще идут,
а время невоенное.
И даже
не верится, что умер человек.
Еще не раз стоять нам без фуражек —
такой уже нелегкий этот век.
Уходят горожане постепенно,
и женщины, вздыхая, говорят:
— Погиб герой!
В бою погиб военный!
Как им скажу,
что не убит солдат,
что трое суток в тихом лазарете
он догорал,
он угасал в ночи,
ему глаза закрыли на рассвете
бессонные, усталые врачи?
Ну как скажу,—
привыкли за три года,
что умирают русские в бою.
И не иначе!
Грустная погода.
Но запевалы вспомнили в строю
о том, как пулеметные тачанки
летали под обвалами свинца.
И снова говорили горожанки:
— Так провожают павшего бойца…
1947
НА СТАРОЙ ГРАНИЦЕ
— Пожалуй, не стоит вертаться.
Давай заночуем в горах.
Не хочется мне расставаться,
прощаться с тобой второпях.
Давай заночуем в Карпатах,
под звездами ночь проведем,
на этих уступах щербатых,
где люди поставили дом.
И мы с лейтенантом Степновым,
усевшись на круглые пни
под низким навесом сосновым,
опять остаемся одни,
одни, как в тревожном секрете.
Но это, конечно, не так:
за той крутизной в сельсовете
командует бывший батрак.
А раньше за той крутизною
держава кончалась моя
и черной полоской лесною
чужие тянулись края.
А раньше здесь были заставы.
И ты, лейтенант, оглянись:
какими дорогами славы
в Карпаты идет коммунизм!
…Ночуем на старой границе,
которой не видно уже.
И нам почему-то не спится
в горах на былом рубеже.
Мы всю ощущаем планету
и каждый ее поворот.
Стирая границы,
по свету
Свобода на запад идет.
Ее в деревнях и столицах
народы выходят встречать.
Еще нам на старых границах
придется не раз ночевать…
— Пожалуй, придется…—
И снова
прощаемся мы за селом.
И лошадь уносит Степнова,
и цокот умолк за холмом;
и солнце прошло по эмали,
слегка пожелтив синеву…
И там, где мы ночью дремали,
колхозники косят траву.
5
- Предыдущая
- 5/10
- Следующая
