Поэмы - Пшавела Важа - Страница 44
- Предыдущая
- 44/46
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
44
б
Бушует вьюга. Вдалеке
Ущелья снегом засыпает.
Шумя и воя, с голых скал
В овраг срывается обвал,
В снегу тропинка потонула,
И синий лед и белый снег
Сковали лоно горных рек,
И не слыхать речного гула.
Кому там жизнь не дорога?
Кто там бредет навстречу бедам?
Шагает путник сквозь снега,
И пятеро плетутся следом.
Завыли волки за бугром…
Рыдает женщина: "Беда мне!
Где наш очаг? Где отчий дом?
Теперь там ворон бьет крылом
И камня больше нет на камне".
Алуду умоляет мать:
"Постой, сынок, я ослабела,
Уж не под силу мне шагать,
Жена твоя отстала Лела.
Совсем ребята извелись,
Заледенели, видно, ноги…
Куда, забравшись в эту высь,
Бредем в снегу мы, без дороги?
Неужто твой не нужен труд
Хевсурам нашего селенья?
Где мы найдем теперь приют?
Получим где успокоенье?
Куда б мы только ни пришли,
Нас обольют потоком брани,
И никогда родной земли
Мы не увидим в наказанье.
Теперь-то вижу я сама,
Как трудно с родиной расстаться!
Сошла от горя я с ума,
Пора в могилу собираться.
Тьма в сердце прянула столбом,
Дрожат, не двигаются ноги.
Где ты, могильный отчий холм,
Родные горные отроги?"
"Довольно, бабы, причитать! —
Алуда отвечал сурово. —
Иди вослед за мною, мать,
Пути не видно здесь иного.
Не накликайте гнев Креста,
О людях не судите худо"
И на родимые места
Один лишь раз взглянул Алуда:
"Прощай, прощай, родимый дом,
Прощай, моя охота турья,
Где солнце мне светило днем,
Где по ночам стонала буря!
Прощай, мой Крест, мой властелин,
Податель силы и отваги!"
И путники среди теснин
Исчезли в холоде и мраке.
Оцепенели гребни скал,
Там ветер крылья распластал,
И за уступом перевала,
Где след метелью занесен,
Как отдаленный робкий стон,
Рыданье женщины пропало.
И за уступом перевала,
Где след метелью занесен,
Как отдаленный робкий стон,
Рыданье женщины пропало.
1889 Перевод К Заболоцкого
Гоготур и Апшина
(Старинный рассказ)
I
Во всем роду Миндодаури,
Как говорят в селенье Бло,
Один Апшина, полон дури,
Худое выбрал ремесло.
Он грабит не друга и друга,
И, словно ханская казна,
Его разбойничья лачуга
Добром захваченным полна.
Но нам известно и другое:
Сильней Апшины — Гоготур,
Чуть только двинет он рукою, —
На землю падает хевсур.
Однажды, полон восхищенья,
Изволил царь о нем сказать:
"Мой Гоготур в пылу сраженья
Сильней, чем тысячная рать.
Его десница из булата,
А сердце кованая медь.
Любого может супостата
Он усмирить и одолеть.
Он сотни раз проверен мною.
Как ангел смерти величав,
Толпу врагов перед собою
В смятенье гонит этот пшав.
Так ветер гонит вдаль солому,
Так ураган несет ладью…
Должно бить, служат удалому
Святые ангелы в бою".
Не раз просил его владыка
Собой украсить царский двор,
Но своенравный горемыка
Не захотел покинуть гор.
"О царь, — твердит он, жизнь в долине
Не для меня. Подумай сам,
Какая выгода дружине,
Коль я спущусь в долину к вам?
Когда меня не овевает
Прохладный горный ветерок,
Моя душа изнемогает
И не могу я, видит бог,
Ни пить, ни есть… Томясь от скуки,
Брожу я в мире сам не свой.
Нет, мне не вынести разлуки
С моей родимой стороной!"
Одно тревожит Гоготура:
Уж в продолжение двух лет
Оружью пшава и хевсура
Работы подходящей нет.
Но он и дома не без дела,
Он землю пашет день-деньской,
Ворчит: "Война так бейся смело,
А нет размахивай косой.
Великий грех для земле дела
Ходить с оружьем на разбой".
И мало, что ему неведом
Обычай зверский грабежа,
Чтоб поругался он с соседом,
Не помнит ни одна душа.
Бывало, старую чинару
На плечи взвалит и несет,
Иль за деревней Копча пару
Оленей вдруг подстережет.
Домой лишь к вечеру вернется,
Присядет возле очага,
Покурит трубку, а взгрустнется
Пандури снимет с косяка,
Зальется песней удалою,
Да так, что вздрогнет потолок,
А коль притопнет вдруг ногою
Земля уходит из-под ног.
II
Известно, женскую натуру
Не ставят издавна ни в грош:
Что ни приспичит бабе сдуру,
Хоть вынь ей, глупой, да положь!
Ито ей надо, и другое,
И как ты с нею ни хорош,
Болтает, на дает покоя,
А что болтает не поймешь.
О славе мужа возмечтает,
Ей все другое — трын-трава!
Пусть грабит он и убивает,
Она одна во всем права.
Пусть он и кстати и некстати
Своим ору дует мечом,
Лишь только б шелковые платья
Ей доставались нипочем.
Пристала баба к Гоготуру:
"На черта силища тебе,
Когда, бездельничая сдуру,
Всегда покорен ты судьбе?
Зачем тебе твое дреколье,
К чему тебе твой франкский меч?
Смотри, он рвется на раздолье,
Чтоб головы летели с плеч,
А ты ни с места. Поневоле
Слезами должен он истечь.
Коль ты и вправду молодчина,
Ударь кого-нибудь мечом!
Хоть оборви башку с кистина,
Но возвратись с его добром.
Болтают люди: у Апшины
Весь конь украшен серебром".
"О чем ты мне толкуешь, баба? —
Сердито отвечает муж. —
Мозги ворочаются слабо,
Иль от безделья мелешь чушь?
Мне жизнь бы вмиг осточертела,
Когда б я ел чужой кусок,
И не твое, болтунья, дело
Судить-рядить про мой клинок.
Чесала б лучше шерсть, дуреха.
Носки вязала б для ребят.
Махать мечом тогда неплохо,
Когда нагрянет супостат.
Еще не кликнул царь могучий:
"К оружью, славный мой народ!
Пускай из Пшавии дремучей
Выходят воины в поход,
Пусть Гоготур, подобно туче,
Их в бой за родину ведет!"
Нет! Видно, время не приспело
Мой меч из ножен вырвать вон:
Рубить врагов он может смело,
Но для друзей не страшен он.
Когда грозили басурмане
И шли с оружием на нас,
Я гнал их войско с поля брани,
Как стадо туров гонит барс.
Я семь мечей до рукоятки
Иссек в боях, кинжал восьмой.
Коль ты не ведьма в бабьем платье,
Скажи, к чему упрек мне твой?"
"Да я к тому клоню, несчастный,
Что не кормилец ты семье.
Что пользы дому, коль опасный
Твой враг в позоре и ярме?
Подумаешь! А что с собою
Принес с войны ты, кроме ран?
Кичиться славою одною
Не сладко, если пуст карман!"
И в огорчении великом
Поднялся витязь, полный сил,
И подпоясав чоху лыком,
Свой меч на пояс прицепил.
Огромный, тяжкий, словно древо.
С женой он спорить перестал,
На спину щит закинул слева,
Кремневый справа самопал,
Итак сказал: Довольно брани!
Поеду я на мир взглянуть.
Быть может, и твои желанья
Исполню я когда-нибудь!
И усмехнувшись на прощанье,
Пустился витязь в дальний путь.
44
- Предыдущая
- 44/46
- Следующая
