Красная пиявка - Лейн Эндрю - Страница 26
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
— Я же с места не сходил, — удивился он, — так почему я чувствую себя так, как будто состязался в беге?
— Для тренировки двигаться не обязательно, — сказал Руфус. — Ты ведь все равно напрягаешь и расслабляешь мышцы. Нечасто встретишь тучных музыкантов. Это потому, что, хотя они играют сидя или стоя, их мышцы постоянно работают. — Он замолчал и задумчиво наморщил лоб. — Кроме барабанщиков, вот они толстеют.
— Что дальше?
— Дальше, — сказал Руфус, — мы пойдем на обед.
Пока Руфус укладывал инструмент в футляр, Шерлок отправился искать Амиуса Кроу.
Он нашел американца там, где и рассчитывал найти, но Вирджинии с ним не было. Во время обеда за общим столом Шерлок представил Амиусу Кроу Руфуса Стоуна.
— Рад знакомству, сэр, — сказал Кроу, пожимая Руфусу руку. — Вы, должно быть, музыкант? Скрипач?
— Вы слышали, как я играю? — догадался Руфус с улыбкой.
— Нет, но на вашем плече свежая пыль. По моему опыту, пыль у мужчины на пиджаке может быть только в трех случаях: либо он учитель, либо играет на бильярде, либо скрипач. На борту нет бильярдных столов, насколько мне известно, и детей на целый класс не наберется.
Шерлок посмотрел на плечо своей куртки. Действительно, на нем была полоска тонкого слоя пыли. Он растер ее между большим и указательным пальцами. Липкое вещество было янтарно-коричневого цвета.
— Это не мел, — заметил он. — Что же это такое?
— Канифоль, — пояснил Руфус.
— Разновидность смолы, — перебил его Кроу. — Музыканты называют ее канифолью. Ее собирают с сосен, затем варят, фильтруют и формируют в брикеты, похожие на мыло. Скрипачи натирают ею смычки. Канифоль обеспечивает хорошее сцепление смычка со струнами, и от этого струны вибрируют. Конечно, смола высыхает, и образуется пыль, которая оседает на плече, поскольку именно к этой части тела музыкант прижимает свой инструмент. — Он бросил взгляд на пиджак Шерлока и нахмурился: — Ты тоже играл на скрипке. Нет, ты учился играть.
— Руфус… мистер Стоун… учил меня.
— Вы не возражаете, мистер Кроу? — спросил Руфус. — Я всего лишь предложил способ убить время.
— Я никогда особого значения не придавал музыке, — проворчал Кроу. — Единственная мелодия, которую я знаю, — это ваш национальный гимн, и то лишь потому, что при его звуках все встают. — Он взглянул на Шерлока из-под косматых бровей. — Я намеревался продолжить наши занятия на судне, но Вирджиния неважно себя чувствует. — Он покачал головой. — Не помню, говорил ли я, что ее мать… моя жена… умерла в наше прошлое путешествие. Тогда мы плыли из Нью-Йорка в Ливерпуль. Ей не дают покоя воспоминания… И мне тоже, — вздохнул он. — Память — забавная штука. Можно выбросить из памяти все что угодно и вообще не помнить о пусть и важном событии, но какая-то незначительная деталь может вновь оживить воспоминания. Обычно так на людей действуют запахи и звуки. Джинни до этого не вспоминала о матери в разговорах, но запахи океана и корабля заставили ее все пережить заново.
— Соболезную вам, — сказал Шерлок. — Конечно, этого недостаточно, но я не знаю, что еще можно сказать.
— С людьми случаются несчастья, — ответил Кроу. — Таков человеческий удел. — Он вздохнул. — Я надеюсь, ты будешь уделять время той книге, что подарил тебе брат. Я постараюсь каждый день посвящать один-два часа беседам о том, какие умозаключения ты смог сделать из увиденного и услышанного на судне, однако материала для обстоятельного обсуждения здесь маловато. Остальное время в твоем личном распоряжении. Используй его по своему усмотрению.
Остаток обеда прошел в неловком молчании. Закончив трапезу, Шерлок откланялся. У него было ощущение, что он чем-то разочаровал Амиуса Кроу, и он не хотел расстроить своего учителя еще больше, сразу же продолжив уроки игры на скрипке. Судя по учтивому прощальному кивку Руфуса Стоуна, скрипач это понял.
Следующий час Шерлок провел в шезлонге на палубе за чтением «Республики» Платона.
Перевод в уме с греческого на английский давался Шерлоку с большим трудом, и он практически не понимал, о чем читает. Он знал отдельные слова, но к концу предложения путался, забывал, с чего оно началось, и общий смысл от него ускользал.
В какой-то момент Шерлок поднял взгляд к небу, пытаясь понять значение особо сложного переходного глагола, и увидел рядом с собой стюарда в белой форме и с подносом в руках. Это был тот же светловолосый мужчина, который помог ему найти дорогу и обслуживал во время ужина прошлым вечером.
— Я могу вам что-нибудь предложить, сэр? — спросил стюард.
— Как насчет англо-греческого словаря?
Морщинистое загорелое лицо стюарда нисколько не изменилось.
— Боюсь, в этом я не смогу вам помочь, сэр. У нас, конечно, есть судовая библиотека, но не думаю, что на ее полках есть словарь греческого языка, а тем более древнегреческого, ведь, насколько я могу предположить, именно он вам необходим.
— Вы знаете все книги, которые есть в библиотеке? — удивился Шерлок.
— Я работаю на этом пароходе со дня его спуска на воду, — ответил стюард. — Я знаю не только каждую книгу в библиотеке, но и каждый коктейль в меню, каждую доску палубы и каждую заклепку в корпусе. — Он кивнул. — Меня зовут Гривенс, сэр. Если могу быть чем-то полезен, просто попросите.
Взгляд Шерлока остановился на руке, которой стюард держал поднос.
На ней была татуировка, начинавшаяся от запястья и исчезавшая под рукавом. Голубой с вкраплениями золота узор, составленный из крошечных чешуек, переливавшихся на солнце.
Нечто похожее Шерлок видел на запястье незнакомца, который следил за ним днем ранее. Совпадение или нет?
Гривенс заметил направление взгляда Шерлока:
— Что-то не так, сэр?
— Извините. — Шерлок лихорадочно пытался что-то придумать. Он слишком явно дал понять, что увидел нечто необычное, и теперь должен был как-то загладить свою оплошность. — Я просто обратил внимание… на вашу татуировку. У моего… брата… такая же. — Ему пришлось мысленно извиниться перед Майкрофтом, потому что его брат был последним человеком на земле, который согласился бы сделать татуировку. Ну еще, разве что, тетя Анна.
— Я сделал ее в Гонконге, — пояснил Гривенс. — До того, как начал служить на «Скотии».
— Красивая.
— Мне сделал ее маленький морщинистый китаец из переулка за рынком в Цзюлуне,[20] — продолжил стюард. — К нему обращаются моряки со всего мира. Клянусь, никто никогда не сравнится с ним. Чернила, которые он использует, никто больше не умеет готовить. Всякий раз, когда я вижу такую наколку у другого моряка, мы приветствуем друг друга, зная, что оба побывали у того китайца. Это все равно что быть членом клуба, правда ведь?
— Почему так много моряков носят татуировки? — спросил Шерлок. — Я заметил, что у каждого члена экипажа есть какая-нибудь татуировка, и все они разные.
Гривенс перевел взгляд на море:
— Мы не любим говорить об этом, сэр, — ответил он. — Особенно с пассажирами. Но если уж вы спрашиваете… Смысл в том — простите мою откровенность, — что если случается кораблекрушение, то тела моряков рано или поздно море может выбросить на сушу. Бывали случаи, когда тела не могли опознать даже ближайшие родственники. Виной тому соленая вода, суровые погодные условия и глубоководные обитатели, если вы понимаете, о чем я говорю. Но татуировки остаются. Татуировку можно различить даже после того, как лицо изменилось до неузнаваемости. Вот зачем они нужны, сэр, — чтобы можно было опознать человека. Это нас хоть как-то утешает: если мы погибнем, то у наших семей будет хоть какой-то шанс похоронить нас как подобает.
— Ах, — кивнул Шерлок, — в таком случае, это имеет смысл. Благодарю вас.
Гривенс кивнул в ответ:
— К вашим услугам, сэр. Вы здесь еще посидите?
— Куда же я денусь?
— Тогда я позже к вам еще подойду. Вдруг вам что-нибудь понадобится.
Стюард пошел обслуживать других пассажиров, а Шерлок погрузился в размышления. Если это тот человек, который следил за ним (если за ним действительно следили, потому что это всего лишь предположение), то зачем ему знать, останется Шерлок на палубе или нет?
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
