Причастие мёртвых - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 1

После колледжа я не собирался поступать в Сандхёрст — отец хотел, чтобы я продолжил учебу в Германии, в Мюнхене. Новый университет, старые традиции, хорошая школа. Все против правил нашей страны и нашей семьи, где все мужчины служили в армии, но отец любил ломать стереотипы и ждал, что я буду поступать так же. Правильно делал. Если не я, то кто? Быть инженером гораздо интереснее, чем служить в кавалерии, это я знал задолго до того, как закончил колледж. 

Я уехал в Мюнхен в июле, сразу после выпуска. Я поступил в университет. И стал бы инженером, лучшим в мире, можно даже не сомневаться. По крайней мере, именно это я планировал. Но в ноябре меня убили.

Чевас опрометью летел вдоль ряда составленных друг на друга контейнеров. Подошвы ботинок, подбитые сталью, грохотали по бетону. Такими ботинками хорошо ломать кости, но в них невозможно убегать бесшумно. А сейчас стоило бы. Бесшумно и очень быстро. Белый Пес Турка, Бешеный Пес гнался за ним.

Зазор между нижним и верхним контейнерами — дюйм, не больше, но и это подарок. Чевас прыгнул. Взлетел на крышу нижнего контейнера — дюйма как раз хватило, чтоб оттолкнуться мысками ботинок и прыгнуть снова. На крышу верхнего. Там, наверху, он зажмурился, молясь святому Хуану. Нет, ни хрена он в святых не верил, но когда молишься, лучше получается отводить глаза. Главное вести себя тихо. Сейчас он снимет ботинки, спустится вниз и уйдет. Где там этот putito[1]?

Зная, что его уже не видно, Чевас, неслышно ступая, подошел к краю, глянул вниз. Бешеный Пес остановился прямо под ним, озирался, подняв голову, втягивал ноздрями воздух.  Пес и есть. Говорили, что у него собачий нюх. Еще говорили, что он ни хрена не видит, типа ему любой свет глаза режет, и поэтому он всегда носит черные очки. Черные  очки ночью. Да он в натуре долбанутый!

С двадцатифутовой высоты Бешеный Пес не казался страшным. Белоголовый пацан, которому и пива не нальют, потому как он не то, что на двадцать один, он и на восемнадцать не тянет. Росту пять с половиной футов, черные очки и плащ на полтора размера больше. Чего в нем бояться-то, madre? Надо просто пристрелить ублюдка! Отсюда это должно быть безопасно, и промахнуться невозможно — близко же. Несколько пуль в голову, а потом, пока он не может двигаться, пока пережигает кровь на то, чтоб восстановиться — спрыгнуть вниз, отрубить башку, вбить нож в сердце.

Но Чевас сейчас не хотел бы выдать себя ни единым звуком, ни одним резким движением.

Он не боялся. Уже. Просто незачем рисковать.

Поговаривали, что у этого гринго, которому едва исполнилась сотня лет, очень старая кровь. Старая, сильная. Страшная. Говорили, он выпил кровь и душу своего ратуна[2]. За это убивают. Всюду, даже здесь, в Алаатире, где никому до законов дела нет. А этот цел. Значит, врут про ратуна, но про старую кровь, может и не вранье. Что Чевас точно знал, так это то, что кличка Бешеный Пес — это, puto madre, добрый совет держаться подальше от долбанутого гринго. И кличка Белый Пес Турка — тоже. Но с Турком, хоть лучше и не шутить, всегда можно попробовать договориться. Турок нормальный мужик, он за порядок, он сам за порядком следит, не беспредельщик, не отморозь. Чевас думал, раз Пес — Турка, значит, Турок ему приказывает. Все в тийре знают, что Турок спускает своего гринго с цепи, когда дело край, когда по-хорошему не понимают, и по-плохому не понимают, и даже очень плохое уже не помогло. Вот тогда приходит время Белого Пса, и это — всё. Хуже этого ничего не бывает. Чевас думал, все остальное время Пес на цепи. Нельзя ему позволять бегать на свободе — надо соображать, он же бешеный!

В рассказы о том, что Пес может убить за всего-то одно дурное слово про Турка, Чевас не верил. Пес-то может, не вопрос, но Турок не даст. 

А оказалось, что Турок не против. 

И вот Чевас прячется на крыше контейнера в порту, ждет, пока гринго, который младше его, мельче его — но, madre, все равно сильнее! — ждет, пока этот гринго убедится, что потерял след, и уйдет. Боится стрелять, хоть это и безопасно. И не знает, что делать дальше. Потому что Бешеный Пес уйдет из порта, но не из города, и все равно не даст жить, убьет при первой же встрече.

Может, получится договориться с тийрмастером? Турок прислушивается к нему… да puta madre, это же тийрмастер, его все слушают, он тут главный! Пусть он скажет: мистер Намик-Карасар, ну не за что, право, убивать бедняжку Чеваса, ведь это правда, что вы с мистером Сплиттером охотитесь вместе, и это естественно, что о вас ходят разные слухи. Так что же странного, что глупый бедный Чевас повторяет их? Ведь не зря же он глупый. И неспроста он бедный. Он все понял и больше не будет.

Чевас так хорошо представил себе тийрмастера, который говорит это Турку. Прямо слово в слово услышал. Так по-дурацки никто больше не говорил во всем Алаатире. Они же правда вместе охотятся, Турок и Пес. Все знают, что это значит, так почему об этом вслух сказать нельзя?

Бешеный Пес снял очки, и  Чевас увидел, что у него глаза накрашены. Натурально, подведены черным, как у бабы или какого-нибудь гота. Cojonudo[3]! Чевас  подумал, что это же смешно! Турок охотится с парнем, который красит глаза! Смешно же, ну?! Но смешно не было. Густо подведенные черным глаза гринго были… как дневное небо. Чевас триста шесть лет не видел синего неба. Нет, он точно был не из тех, кто засматривается на парней, но небо днем, небо при свете солнца — когда еще получится увидеть такое? Турок охотится вместе с этим парнем, может каждую ночь смотреть на него. Турку повезло.

— Иди сюда, saukerl[4]! –  Пес отвернулся, и Чевас раздосадовано подался ближе к краю контейнера. Он хотел видеть небо, он думал, что, может быть, увидит и солнце. — Я жду! — в голосе Пса было нетерпение.

Чевас не мог ему отказать: ради того, чтоб еще раз взглянуть в эти глаза, он был готов на все. Не убьет же. Кого он может убить, этот мальчик? И Чевас спрыгнул вниз с двадцатифутовой высоты. Вниз проще, чем вверх. И быстрее. Он прыгнул, и его стало видно, и синие глаза гринго прищурились. Черные очки еще не успели упасть на бетон, когда в руках Бешеного Пса появилось два пистолета.

Он расстрелял Чеваса на лету. Двенадцать пуль в голову. Всё как рассказывали, так он и убивает вампиров: сначала пули в голову, потом нож в сердце, а потом — огонь.

Неспособный пошевелиться, Чевас мешком свалился на землю, тело отдалось болью, не настоящей, но, madre, до чего же сильной! Последнее, о чем он взмолился богу, в которого не верил, это о том, чтобы все стало неправдой, чтоб Бешеный Пес исчез, чтоб его не было! Пожалуйста, Господи, пусть его не будет!!!

И Пса не стало.

Он исчез вместе со своими пистолетами, своим плащом и дурацкими черными очками. Хотя… нет. Очки остались валяться на земле. Чевас видел их краем глаза.