Пророчество - Хольбайн Вольфганг - Страница 18

• Предыдущая
• 18/83
• Следующая

- Этого я не знаю, - признался Птах. - Возможно... в одной из их инкарнаций. Я думал, что напавший на тебя в лесу монстр и был сам Анубис, но теперь... я в этом больше не уверен.

Атон не верил собственным ушам.

- Значит, вы его видели. И при этом утверждали...

- Я старался действовать наверняка. И хотел дождаться подходящего момента. Конечно, я должен был с самого начала все тебе объяснить, но это было... так трудно. Ведь и мне тоже известно далеко не все. Надеюсь, ты простишь меня?

- А что именно вы должны объяснить мне? - вместо ответа поинтересовался Атон.

Египтянин поднял руку:

- История моя еще не окончена. Твое имя, Атон, - ты знаешь его происхождение?

- Конечно, - кивнул Атон. - Так называли солнечный диск...

Птах опять перебил его:

- У египтян всегда было множество богов. Некоторые из них известны вам сейчас, но тысячелетия назад люди приносили в храмах жертвы не одной сотне божеств. И однажды на престол Египта вступил новый фараон - Аменхотеп Четвертый. Вы его знаете под именем Эхнатона. Это был, несмотря на юный возраст, очень мудрый человек.

Странное выражение приняло лицо Птаха, когда он упомянул имя Эхнатона: печаль и страдание отразились на нем, так что Атон проникся к египтянину сочувствием.

- И однажды его посетило видение, - продолжал рассказывать Птах. Взгляд его был направлен прямо в глаза Атону, но казалось, что он не видит мальчика. Голос его был теперь едва слышен, и какой-то новый оттенок появился в нем. Птах рассказывал эту историю как человек, действительно переживший случившееся. - А в видении этом голос свыше сказал, что люди отныне не должны в страхе почитать множество богов и приносить им жертвы, а надо поклоняться единому богу - и не со страхом, а с почтением и благодарностью.

В те времена жрецы достигли такого могущества, что руководили всей государственной политикой. И, решив осуществить в реальности то, что ему привиделось, Эхнатон лишил жрецов былой власти. Он запретил старую веру во многих богов. Теперь люди должны были поклоняться свету - источнику жизни - Солнцу, Атону.

Атон задумался. Обо всем этом он знал и раньше, но из уст Птаха рассказ зазвучал совершенно по-новому: впервые Атон осознал, что речь шла о живых людях, об их судьбах, а не о цифрах и фактах, как писали в книжках. Глубокую печаль почувствовал вдруг он, думая об Эхнатоне, о войнах и невзгодах, свалившихся на плечи людей из-за прихоти фараона.

- Боги не должны были допустить этого, - промолвил он.

- Боги здесь были ни при чем, - возразил Птах. - Люди всегда сомневались в своих идолах и не слишком ратовали за сохранение старых верований. Таковы законы этой жизни, Атон.

- Законы?

- Не цепляйся к словам, - махнул рукой Птах. - Называй это правилами, если тебе так больше нравится. И для богов существуют свои законы, зачастую еще более строгие, чем для людей. Нет, не боги уничтожили Эхнатона, а люди. Его собственные подданные. Священники, лишенные власти и былого могущества, собрали недовольных и дождались благоприятного момента. А так как Эхнатон фактически не управлял государством - за него это делали жрецы, он толком и не знал, что враждебные народы уже угрожают границам его империи.

- Они убили его, - проговорил Атон. Птах кивнул. Тень пробежала по его лицу.

- Они устроили ему ловушку, - продолжал он рассказывать. - А предводительствовал заговорщиками один из самых приближенных к нему людей. Единственный человек, которому он доверял. Эхнатон вместе со своей свитой из ста тридцати человек держал путь в Фивы, к своей супруге Нефертити. Предатель тоже сопровождал его. Засада была устроена в безлюдном горном ущелье. Воины Эхнатона храбро сражались, борясь за жизнь своего повелителя. Но силы были неравными. Один за другим пали все солдаты фараона, в живых остался лишь он. Эхнатон пытался бежать, но предатель настиг его и прикончил. Фараон даже не оказал сопротивления.

Голос его сорвался. Последние слова Птах произнес едва слышным шепотом, так что Атон с трудом смог разобрать их. Теперь он отчетливо ощущал, что египтянина эта история касалась лично.

- Значит, боги древности победили, - пробормотал он, и в этот момент, как бы в подтверждение его слов, за окном с новой силой взвыла буря.

Птах кивнул.

- Да, - отвечал он. - И Эхнатон сам позаботился об этом.

- Эхнатон?

- Он проклял своего убийцу, Атон, - продолжал Птах. - Перед тем как испустить последний вздох, он проклял его проклятием, страшнее которого нет ничего. Человек, которого он считал своим другом, отнял у него жизнь, но фараон обрек его на жизнь вечную. Предатель не обретет вечного покоя, бесконечно странствуя по земле, пока мертвецы, кровью которых запятнаны его руки, не восстанут из своих могил.

- Но это... это же невозможно, - пробормотал Атон. - Эхнатон умер более трех тысячелетий назад! Никто не может жить так долго!

- Никто не должен жить так долго, - поправил его Птах. - Люди страшатся смерти, при этом не понимая, что это милость для них. Не смерть является карой, а бессмертие.

- Ужасно, - прошептал Атон.

- И время исполнения этого пророчества близится, - продолжал Птах. - Жизнь за жизнь - так гласит закон, простирающийся над людьми и над богами. Ни одно наказание не может длиться вечно. Сто тридцать человек нашли в пустыне свою смерть, и сто тридцать поколений людей сменилось с тех пор. Скоро звезды на небе займут такое же положение, как в тот самый день, и когда это произойдет, проклятие может быть снято. Мертвые восстанут из могил, и человек, предавший Эхнатона, обретет наконец покой. Три тысячи лет - наказание длилось долго, Атон. Ни одно преступление не может быть неискупимым.

- Но какое... к этому я имею отношение? - удивился Атон.

Птах хотел ответить, но в этот момент Анубис пронзительно взвизгнул, за окном взвыла буря, и оконное стекло за спиной Атона лопнуло, будто настигнутое ударом гигантского кулака.

Атон попытался устоять на ногах, но сил у него не хватило, и он, отброшенный мощным толчком, неловко плюхнулся на кровать. Именно это его и спасло от серьезной травмы: он приземлился на мягкую перину. На пол посыпались осколки стекла и щепки покореженной оконной рамы; в считанные секунды комната превратилась в бушующий хаос, в котором снег и лед закружились в едином вихре вместе с перьями и пухом из разорванной перины.

Атон вскочил на ноги, рукой пытаясь защитить лицо от снежного вихря. Град стеклянных осколков прекратился, но кругом не было ничего видно. Слышался лишь вой бури, и с большим трудом Атон мог различить обрывки истерического лая Анубиса. В комнате стало очень холодно.

Птах тоже упал со стула, сраженный внезапно налетевшим вихрем, но смог подняться и теперь пытался добраться до окна. Буря вновь и вновь отбрасывала его назад. Согнувшись пополам, он мужественно шел вперед, но ему не удавалось продвинуться ни на шаг. В бровях и волосах египтянина искрились кристаллики льда, одежда была вся занесена снегом.

- Атон! - крикнул он.- Окно! Нужно закрыть ставни! Помоги мне!

Мальчик не мог двинуться с места, Анубис тоже боролся с налетевшей бурей - на свой собачий манер: довольно громко, но не особенно ловко. Упершись всеми четырьмя лапами в пол, он оглушительно лаял на снежный вихрь. Бастет же давно куда-то спряталась; кошки ведь всегда были умнее собак.

Когда Атону удалось подобраться к окну, Птах уже умудрился одной рукой ухватиться за ставень. Другой он крепко вцепился в подоконник, а ногами упирался в пол.

- Нужно закрыть окно, пока весь дом не будет разнесен! - заорал он, перекрывая вой метели. Птах был прав. Нельзя было сложа руки созерцать, как буря превращает комнату в хаос. И все же Атон не понимал чрезмерного возбуждения Птаха: в голосе египтянина явно сквозила паника.

Объединенными усилиями им удалось запереть на крючок один из ставней, второй же был буквально пригвожден к стене мощным ветром. Пальцы их онемели от холода, дышать приходилось с большим трудом, но ставень так и не поддавался.

• Предыдущая
• 18/83
• Следующая