Пророчество - Хольбайн Вольфганг - Страница 33

• Предыдущая
• 33/83
• Следующая

- Вам обоим стоит задуматься над тем, не стать ли вам крупными политиками,- сердито буркнул он.- Вы мастера говорить очень много, не сказав по сути дела ничего.

- Об иных вещах и невозможно рассуждать так вот просто,- возразил Зуфи, становясь вдруг серьезным.- Я понимаю твое нетерпение и гнев. Однако до сих пор ты доверял господину Птаху, и тебе стоит делать это и дальше. Вы находитесь здесь по той причине, что, возможно, я смогу тебе помочь. Я ничего не обещаю, но попытаюсь сделать все, что в моих силах.

В Кто вы? - спросил Атон.- Волшебник?

Еще три дня назад он бы громко расхохотался, если кто-то рассказал ему о том, что верит в колдовство, но теперь ситуация изменилась. Зуфи в такой же степени был мирным стареньким чудаком, в какой Птах являлся любезным, не от мира сего, ученым, каким хотел казаться окружающим.

- Волшебник? - Зуфи покачал головой.- Нет. Ты можешь называть меня... дервишем, если тебе понравится. Пожалуй, это будет наиболее правильно.

Атон знал только, что дервишами назывались приверженцы исламского религиозного ордена. Но в результате приобретенного за время общения с Птахом опыта он был уверен, что более подробного ответа не дождется все равно.

- Но вы можете помочь нам? - спросил мальчик.

- Ты быстро переходишь прямо к сути дела,- улыбнулся Зуфи.- Прежде всего, здесь вам не грозит опасность, а это уже немало. Но, быть может, я на самом деле могу помочь тебе и твоим родителям.

- Моим родителям? - испуганно переспросил Атон.- Но как родители...- Он запнулся на полуслове, заметив взгляд, брошенный Зуфи на Птаха, и повернулся к египтянину.- Вы же говорили, что с ними ничего не случится, если они уедут из страны!

- Так оно и есть,-защищался Птах.- Но силы, которым мы противостоим, непредсказуемы.

- В данный момент опасность не грозит никому,- продолжал Зуфи.- Сегодня вы переночуете здесь, у меня, а завтра мы попытаемся отыскать какое-то решение. Если Боги и судьба будут к нам милостивы.- Он отложил мундштук, встал и направился к двери.

Атон смотрел ему вслед, пока тот не вышел из комнаты. Затем он вновь повернулся к Птаху. Голос его дрожал от гнева:

- Вы обманули меня!

- Нет, Атон, это не так,- мягко отвечал Птах.- Возможно, я переоценил собственные силы. Я не задумался, насколько серьезно они решились взяться за тебя и насколько увеличилась их сила, но я тебе не лгал. Поверь мне, я привез тебя сюда, потому что хочу помочь. По моей вине ты попал в эту ситуацию, и если с тобой что-то случится, когда-нибудь мне придется держать за это ответ, потому как ни одно деяние человека не остается безнаказанным. Так что, видишь, помогая тебе, я спасаю самого себя. И есть еще одна тому причина.

- И какая же?

- Пророчество должно исполниться, Атон. День исполнения проклятия Эхнатона близок. Если я не помогу тебе, силы их вырастут невероятно, и я не смогу им противостоять. Я ведь рассказывал тебе, что пророчество может исполниться как благоприятным образом, так и наоборот.

«А кто, черт побери, даст гарантию, что Птах станет способствовать благоприятному исходу?» - подумал Атон. Он чувствовал себя настолько беспомощным, что готов был в голос зарыдать. Он хотел бы поверить Птаху и чувствовал, что египтянин говорит правду. Но одновременно понимал, что тот от него что-то умалчивает. А что, если Птах заблуждался?

В комнату вошел Зуфи, держа в руках изящный серебряный поднос, на котором стояли три фарфоровые чашечки с горячим напитком. Зуфи поставил свою ношу на пол и ловким движением вновь устроился на подушке. Атон увидел, что в чашки была налита темно-красная жидкость, от которой исходил сильный аромат.

- Прошу вас, друзья мои,- произнес Зуфи, беря одну из чашек.

Птах последовал его примеру.

- Что это? - спросил Атон. Повинуясь выразительному взгляду Птаха, он взял остававшуюся на подносе чашечку, однако лишь пригубил напиток. Запах был довольно приятен, но на вкус напиток оказался противным.

- Это чай с моей родины,- отвечал Зуфи,- большая ценность. Здесь его очень трудно достать.- Он заговорщически подмигнул Атону.- Говорят, он пробуждает скрытые силы в том, кто пьет его. Я лично не верю во всякую болтовню, но этот чай действительно очень бодрит, и к тому же он такой вкусный!

Бодрил этот напиток или нет, Атон судить не мог, но вот их взгляды на то, что вкусно, а что - нет, различались в корне. От одного представления о том, что эту чашку придется выпить, его начинало мутить, Атон бросил на Птаха умоляющий взгляд, но ожидаемой поддержки не последовало. Совсем наоборот: Птах мужественно сделал огромный глоток из своей чашки. Хотя Атон прекрасно видел, что наслаждения от этого египтянин не испытывает, Птах все же шепнул ему:

Ну пей же! Или ты хочешь его обидеть?

Атон заколебался. Птах был прав - не стоило обижать радушного хозяина отказом. Он мужественно опрокинул в себя содержимое чашки и даже попытался изобразить на лице удовольствие.

Желудок его буквально скрутило в узел, едва он глотнул горячей жидкости. Тошнота подступила к горлу. «Что же, черт возьми, было в этой чашке?»

Руки Атона задрожали, силы начали покидать его. Он даже оказался не в состоянии поставить пустую чашку обратно на поднос, не опрокинув ее. Все закружилось вокруг него. Птах и Зуфи снова о чем-то заговорили, но Атон не воспринимал ни единого слова и вовсе не потому, что они опять разговаривали на чужом языке. Все звуки вдруг показались ему какими-то странными, чуждыми, а сердце заколотилось так громко, что его глухие удары перекрывали остальные шумы.

С трудом он поднял голову. Пелена застилала глаза. Птаха и Зуфи он различал теперь как две тени, а лица их превратились в белые, неясные пятна.

Чай. Что-то было не так с этим чаем.

Они отравили его.

Мысль эта молнией пронеслась в его голове, и силы оставили его. Птах подхватил мальчика, когда он, потеряв сознание, повалился вперед.

Сознание Атон потерял всего лишь на несколько мгновений, так как следующее, о чем он помнил, было, что он беспомощно лежит на руках у Птаха, а Зуфи выходит из комнаты. Сознание колебалось на грани между бодрствованием и забытьем. Он воспринимал все, что происходит с ним и вокруг него, но не был в состоянии на это реагировать. Говорить он тоже не мог, глаза то и дело закрывались.

Птах, без особых усилий подхватив безжизненное тело Атона, последовал за дервишем. Входная дверь была открыта, но Зуфи уже нигде не было видно. Послышался звук заводимого мотора. В следующую секунду они вышли на улицу, а затем Атона поспешно и грубо затолкали на заднее сиденье «мерседеса». Машина тронулась с места.

Состояние, подобное трансу, спасало его от ощущения страха. Он на удивление четко все осознавал. Зуфи и Птах если и не в самом деле отравили его, то по меньшей мере оглушили, значит, то, что они собирались с ним сделать, противоречило бы его желанию. И Зуфи не был ему другом, как он утверждал, а уж Птах - и подавно.

Подозрения Атона теперь подтверждались: стоило родителям уехать, поведение египтянина сильно изменилось.

Быть может, все время он только и ждал подходящего момента. И Атон, доверившись Птаху, совершил непростительную ошибку. Но сожалеть об этом было поздно.

Они ехали в направлении от центра города. Движение на дорогах становилось все более оживленным. То и дело свет фар проезжавших мимо машин падал в салон «мерседеса», ослепляя мальчика, а однажды он едва не свалился с сиденья, когда автомобиль резко затормозил.

Наконец они достигли цели. Под колесами заскрипели песок и камни, несколько раз что-то с глухим звуком ударилось о кузов. Птах вышел из машины, обошел ее сзади и вытащил из салона Атона так же бесцеремонно, как и засовывал его туда. Темнота окутала его со всех сторон, повеяло запахом сырой земли и прелой листвы. На улице заметно похолодало.

Атон попытался пошевелиться, но был слишком слаб. Птах подхватил его на руки и понес, направляясь к огромному, терявшемуся во тьме зданию. Неприятный, затхлый запах распространился вокруг, где-то вдалеке послышалось вдруг громкое кошачье мяуканье, к которому присоединился собачий лай.

• Предыдущая
• 33/83
• Следующая