Дорога любви - Ли Эйна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/62
• Следующая

Поднявшись на холм, они увидели Коллахена и его людей, которые держали двух индейцев. При появлении Роури и Томаса они все повернулись к ним. Этим моментом воспользовался один индеец, который вырвался из державших его рук и бросился в лес. Коллахен немедленно поднял свое ружье и прицелился.

– Коллахен, стой! – выкрикнул Томас.

Но владелец ранчо его проигнорировал. Он нажал на спусковой крючок, и индеец покатился по земле.

Томас мгновенно слез с лошади и бросился к лежащей на земле фигуре, но помощь врача уже не требовалась. После краткого осмотра он покачал головой и поднялся.

– Он мертв. – И Томас с гневом посмотрел на владельца ранчо: – Совсем еще мальчик. И без оружия в руках. Вы убили его в спину.

– Он пытался убежать, – прорычал Коллахен.

– Любой из всадников мог его догнать, – возразил Томас. – Что этот парень сделал плохого?

– Здесь я задаю вопросы, железнодорожник, – хрипло ответил Коллахен. – Я предупреждал тебя: держись отсюда подальше. Похоже, ты плохо понимаешь уроки.

– Отец, он приехал со мной, – вмешалась Роури, вставая между ними. – Что здесь произошло? – спросила она, пытаясь отвлечь отца от Томаса.

– Поймали этих двух в «Округе Си». Здесь они появились не к добру.

– Но они без оружия, и на них нет боевой раскраски, – заметила она.

– Это не играет роли. Я не хочу, чтобы эти воры и убийцы шныряли по моему ранчо. – Он бросил мрачный взгляд на Томаса. – То же относится и к вам, железнодорожникам. Убирайся.

Томас молча направился к лошади, взобрался на нее и подъехал ко второму индейцу, такому же юному, как и убитый.

– Давай, сынок, взбирайся сзади меня.

– Этот краснокожий останется здесь, пока я с ним не закончу. Ну-ка, вешайте его, парни.

Один из ковбоев стал закидывать веревку на дерево, двое других принялись обматывать веревкой руки мальчика.

– Ты сумасшедший, Коллахен! – выкрикнул Томас. – Вы здесь не закон. И этот парень ни в чем не виноват.

– И не будет виноват никогда, – ухмыльнулся Коллахен. Это – Полная Луна, сын Пятнистого Оленя. Повесив сына вождя индейцев, я преподам им такой урок, что они никогда не появятся в «Округе Си». Сажайте его на лошадь, парни.

Ковбои подняли паренька на лошадь и подвели ее к свисающей петле.

Роури осталось только в изумлении разинуть рот, когда Томас направил свой «кольт» на владельца ранчо.

– Я не позволю тебе это сделать, Коллахен. Немедленно освободи его.

Ковбои замерли, ожидая слов хозяина.

Коллахен ухмыльнулся.

– Ты блефуешь, железнодорожник. У тебя против моих парней нет никаких шансов. Ты не успеешь упасть на землю, как получишь дюжину пуль.

– Может быть. Но я успею сделать один выстрел. Если твоя жизнь стоит жизни этого индейца, скажи мне, – спокойно произнес Томас.

– Что ты привязался, дорожник? Вы, южане, не стеснялись вешать черных, когда вам этого хотелось.

– Это делали не все южане, это делали подонки вроде тебя, и я не думаю, что на Западе все такие же, как ты.

– Если ты меня убьешь, твоя жена тебе этого никогда не простит, – понизил голос Коллахен.

– Мне будет все равно, поскольку я буду мертв.

Роури слушала все это с ужасом. Наконец она собралась с духом.

– Отец, пожалуйста, послушай Томаса, пока вы не убили друг друга.

Взглянув на нее, Коллахен повернулся к своим людям, напряженно ожидавшим, чем все это кончится:

– Ладно, парни, развяжите этого сукина сына. Один из ковбоев быстро перерезал веревку.

– Все в порядке, сынок. Забирайся на лошадь и скачи отсюда.

Молчавший до этого индеец заговорил:

– Я возьму с собой Глаза Сокола.

Он подвел лошадь к лежащему на земле телу.

– Кто-нибудь, парни, помогите ему, – попросил Томас.

Двое из ковбоев подняли мертвого и положили на колени индейца. Тот, оглянувшись на Томаса в последний раз, повел свою лошадь прочь.

Томас вернул револьвер в кобуру.

– Что я говорил тебе, дочка? – злорадно выкрикнул Коллахен. – Ты вышла замуж за человека, который поднял руку на твоего отца!

Роури почувствовала, что ей совсем плохо. Теперь ей отца и Томаса никогда не помирить.

– Томас никогда бы не выстрелил в тебя, папа, – ответила она. Но слова ее прозвучали неуверенно, и Коллахен это уловил.

Злорадно улыбаясь, он посмотрел на Томаса.

– Ты показал сам себя, дорожник. Я знаю свою дочку: она никогда не забудет, как ты тыкал в меня револьвером. И это для меня большее удовольствие, чем повесить индейца.

Томас взглянул на жену.

– Ты едешь, Роури? – Она задержалась с ответом, и Томас спросил: – Это что, та же самая преданность слуг владельцу ранчо?

Она взобралась на лошадь и поскакала прочь под довольный смех Коллахена.

На обратном пути в город Роури и Томас не произнесли ни слова. Когда они подъехали к дому, солнце уже село. Пока Томас отводил лошадей в конюшню, Роури уже легла.

– Разве ты не хочешь есть? – удивился Томас.

– Нет. Я совсем не голодна. Я хочу только спать.

– Думаю, нам нужно поговорить.

– Завтра, Томас, – сказала Роури и закрыла глаза.

Томас ушел в приемную, и она снова их открыла. Глядя в потолок, она погрузилась в невеселые размышления. Перед ней стояло множество проблем. Как с ними справиться?

Когда Томас вернулся, она притворилась спящей. И снова, услышав, что его дыхание стало ровным, открыла глаза, которые тут же наполнились слезами. Ей вдруг стало понятно, что эта схватка между Томасом и ее отцом воздвигла стену отчуждения между ней и мужем, и как разрушить эту стену, она не знала. Она даже не имела представления, о чем и как теперь станет говорить с Томасом. Хотелось сесть на кровати и дать слезам волю.

Уснула Роури только перед рассветом. И не услышала, как Томас встал, и не почувствовала, как он осторожно поцеловал ее в губы, прежде чем уйти.

Проснулась она одна. В этом одиночестве ей предстояло провести целый день. Кэтлин исчезла. Кин уехал следом. Томас всегда будет пропадать на железной дороге.

Она прошлась по комнате, раздумывая, не съездить ли ей в «Округ Си», чтобы все же попытаться поговорить с отцом. Но тут же вспомнила, как расстроила Томаса ее поездка в прошлый раз, и от этой идеи пришлось отказаться. Как она теперь жалела, что отправилась тогда в путь! Если бы она не поехала в «Округ Си», за ней не последовал бы Томас. А если бы не последовал Томас, не было бы стычки с отцом.

«Нет худа без добра», – подбодрила себя Роури. Но как ни пыталась она найти в стычке между мужем и отцом что-либо хорошее, ей это так и не удалось.

К вечеру, придя в полное отчаяние, Роури упала на кровать и зарылась головой в подушку. Когда солнце стало опускаться за пики гор, она уже спала глубоким сном.

Вернувшийся вечером Томас удивился, когда не увидел в окнах света.

Дверь оказалась незапертой. Немало этим озадаченный, он потянул на себя ручку и ступил на порог, с нарастающим страхом вглядываясь в темноту.

Стараясь не шуметь, он медленно подошел к двери спальни, приоткрыл дверь, и сердце в его груди оборвалось: на кровати лежала распластанная фигура. В ужасе Томас подскочил к ней, но, увидев, как мерно поднимается и опускается грудь Роури, с облегчением закрыл лицо руками.

Немного успокоившись, Томас опустил руки и вгляделся в черты безмятежного лица.

Рыжие волосы Роури, окружавшие голову подобно языкам пламени, в беспорядке разметались по подушке. От света луны на лицо ложились резкие тени, и все ее черты – с мягким изгибом щеки, прямым носом, нежными губами – казались словно выбитыми на медали. Иногда Роури чуть поворачивалась во сне, но не просыпалась. Томас постарался бесшумно снять свой ремень с кобурой и стащить куртку и ботинки. Затем осторожно лег на кровать.

В своем глубоком забытьи Роури вдруг почувствовала, как по ее щеке скользят губы, оставляя жаркие поцелуи. На эти прикосновения отозвалось все ее тело – от ног до груди. Простонав, она раскрыла губы.

Их тут же накрыли твердые губы Томаса, а его язык вторгся в ее рот. Она инстинктивно протянула вперед руки, заключив Томаса в объятия. Его тело приблизилось к ней, надавило на нее, родило в ней вихрь ощущений.

• Предыдущая
• 43/62
• Следующая