Любовные хроники: Люк Маккензи - Ли Эйна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/74
• Следующая

Люк присел, и девушка протянула ему колоду карт.

— Сними, дарагой! — Люк потянулся к колоде руками, но Хани остановила его: — Нет, так не годится! Левой, левой рукой, дарагой!

— Хорошо, Мама Роза, — усмехнулся Люк. Хани улыбнулась в ответ.

— Ну че, бальшой мужчина, гавари Маме Розе, че ты хочешь знать?

— Я жду, что вы сами мне скажете, Мама Роза. Хани нахмурила брови и погрозила ему пальцем.

— Ага, дарагой, че-то ты больно робок, но Мама Роза умеет читать по картам, а не в головах клиентов! — Девушка повернула одну карту: — Ага, вот твой знак! Вижу, тебе приходится много бороться, бальшой человек.

— Я не понимаю, Мама Роза, — пробормотал Люк.

— С самим собой бороться. — Хани наклонилась над столом. — В тебе все время борются дух и плоть.

Люк подмигнул:

— Да что скрывать!

— Карты гаварят, че ты шибко упрямый человек, и ежели злость в тебе закипит, удержу не знаешь. Ты представитель закона или что-то вроде этого.

— У-ди-ви-тель-но, Мама Роза! Как вы догадались? Наверное, меня выдала шерифская звезда.

— Мама Роза думает, что ты несерьезно к ней атносишься, а? — Она посмотрела на другую карту. — Эта карта гаварит, что в твоей жизни есть темнавалосый ребенок.

Люк приподнял брови.

— И таинственная женщина. — Хани тряхнула еще одной картой.

— Да что вы? И как же она выглядит? Хани показалось, что он едва сдерживает смех.

— Ана очень красивая! Очень! С белыми валасами! — Вытащив короля, девушка воскликнула: — Ага! Вот твоя любимая карта! Тебе везет! Ты скоро женишься на большой, толстой женщине! Труднавато тебе придется, но патом все наладится!

— Жду не дождусь, — сухо заметил Люк.

— Уж Мама Роза знает. А вот еще одна карта показывает беду. Аттаво, что шериф больно сердит.

— Беду? — переспросил Люк, вглядываясь ей в глаза.

Девушка продолжала невозмутимо выкладывать карты. Она нахмурилась — карты предсказывали серьезные неприятности, врагов и болезни. Хани быстро смешала карты.

— В чем дело, Мама Роза? У меня что, быстро кончится медовый месяц?

— Нет-нет, — затараторила она. — Вижу светлавалосава мужчину. Он вааружен. — Она бросила перед шерифом несколько карт. — Неприятности. И опасность.

— Для меня или для этого светловолосого? — спросил Люк.

— Мама Роза не знает. Но тебе будет трудно… Панадабится много смелости. — Хани выудила из колоды еще две карты. — А это че? Ага! Чернавалосый мужчина. Но от него нет опасности! — Девушка не на шутку встревожилась тем, что показали ей карты, поэтому испытала явное чувство облегчения, когда ей попался бубновый туз. — А вот это харашо! Все наладится! Мама Роза видит победу! — Хани лукаво улыбнулась. — Ты получишь большое удовольствие со своей толстой женой. — Она игриво ущипнула шерифа за щеку.

— Что ж, рад это слышать. Не худо бы и перекусить. Ты, наверное, проголодалась, сойка, прости, Мама Роза.

Возмущенная, девушка вскочила со своего места и подбоченилась.

— Ох Люк! Как ты мог так провести меня?

— Не знаю даже. Но как говорится: «С кем поведешься…»

— Так ты не поверил мне?

— Ни на йоту, — усмехнулся Маккензи.

— А что же выдало меня? — с цыганским акцентом спросила девушка.

— Мисс Хани, да я в жизни не слыхал, чтобы цыганки так говорили. — Он снял с головы шляпу. — К тому же прекрасные голубые глаза я узнаю где угодно.

Хани смутилась:

— Да что ты? Бьюсь об заклад, кто-то тебе сказал, что я и есть Мама Роза!

— Нет. Просто я услышал, что кто-то гадает в этой палатке и «заподозрил», как ты выражалась. Девушка стянула с головы парик и косынку.

— Будь осторожен, Люк, я и в самом деле умею читать карты таро. — Она тряхнула своими светлыми кудрями. — Как хорошо снять парик! Ты прав, я и вправду голодна. Подожди, пока я сниму этот костюм, а то как бы меня и в самом деле не разоблачили.

Когда Хани переоделась и вышла из палатки, уже стемнело, но базарная площадь была освещена мягким светом луны и многочисленных китайских фонариков. Почти все палатки опустели: Лили вернулась в «Лонг-Бранч», а Синтия Нельсон, которой удалось продать все ароматизированные шарики и пирожки, испеченные дамами Стоктона, под руку с мужем ушла домой.

Лишь кое-где небольшими группками стояли, болтая, женщины, да около палатки с пивом толпились мужчины.

Люк купил сандвичи с ветчиной, кружку пива для себя и сок для Хани. Подкрепившись, они направились к берегу реки. Люк растянулся на траве, закинув руки за голову.

— Хороший был день, — заметила Хани. — Думаю, для церкви собрали немало денег.

— Где ты научилась читать по картам таро, сойка? — полюбопытствовал Маккензи.

— Я много ездила с балаганом.

— И когда это было?

— Мама Роза не только плод моего воображения, как тебе могло показаться. Я выросла в балагане. Мы, как цыгане, исколесили всю страну, нигде подолгу не задерживаясь. Я многому тогда научилась. К восьми годам я была ловким Карманным воришкой. А в двенадцать уже умела читать по картам таро.

Перевернувшись на живот, Люк задумчиво подпер голову руками.

— Неужели у тебя не было дома? — продолжал он расспросы.

— Нет. Моим единственным домом был балаганный фургон, принадлежавший дяде.

— А где ты родилась?

— Я даже и не знаю. Мама говорила, что это вроде случилось в Висконсине, но папа всегда утверждал, что мы к этому времени уже оказались в Миннесоте.

— А твои родные еще живы? — спросил Маккензи, с интересом наблюдая за менявшимся выражением лица девушки. Он с удивлением подумал, что почему-то никогда внимательно не наблюдал за ее лицом.

— Нет. Мама умерла, когда мне было двенадцать, — ответила Хани. — А отец допился до смерти шестью годами позже.

— А других родственников у тебя нет?

— Только дядя.

Люк вспомнил, что в бреду девушка часто упоминала своего дядю.

— А почему ты оставила балаган?

— Вскоре после смерти моего отца, дядя попытался… — Ее глаза презрительно сузились. — Ну-у… Скажем, он перестал относиться ко мне, как к племяннице.

— Ты хочешь сказать, он попытался…

— Да, он хотел, но я сумела вырваться и ударила его по голове бутылкой от виски. А потом я убежала. С тех пор я не видела своего дядю, да, признаюсь, и не испытывала желания видеть его. Он тогда не в первый раз приставал ко мне — после смерти мамы он то и дело старался, как бы случайно прикоснуться ко мне, поцеловать меня… А уж когда папы не стало, он и вовсе всякий стыд потерял. — Хани брезгливо содрогнулась. — Ох, как же я ненавижу этого человека!

— Послушай, а отцу ты говорила о поведении дяди?

— Отцу! Да он всегда был до того пьян, что не замечал ничего вокруг! Однажды, правда, я набралась храбрости и решилась завести с отцом этот разговор, но он сказал, что я, должно быть, спятила и что мы должны быть благодарны дяде за проявленную щедрость: он дал нам крышу над головой. Крышу! — продолжала девушка с горькой насмешкой. — Какой-то паршивый фургон! Зимой в нем всегда было холодно, а летом — жарко. Когда мама заболела гриппом, нам надо было оставить этот чертов фургон и поселиться там, где она не осталась бы без помощи врача. Мама больше не могла ездить по стране в каком-то ветхом фургоне! Но отцу было наплевать! Если что и интересовало его, так это проклятое виски! — Незаметно для девушки в ее голосе все сильнее звучала горечь.

Люку очень хотелось утешить ее — он понимал, что воспоминания о безрадостном детстве по-прежнему причиняют девушке страдания.

— Прости меня, сойка. — Маккензи уже сожалел о том, что завел разговор о прошлом Хани.

— В жизни все было бы слишком хорошо, если бы все совершалось по мановению волшебной палочки, а неприятностей удавалось избежать, — подмигнула ему Хани.

Шериф не ожидал, что она так быстро сможет избавиться от охватившей ее грусти.

— И куда же ты направилась, удрав от дяди? — не выдержав, поинтересовался он.

• Предыдущая
• 44/74
• Следующая