Мой сын – Иосиф Сталин - Джугашвили Екатерина Георгиевна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая

Сталин с уважением относился к идеалу грузинской женщины и почитал скромность ее главным украшением. Его дочь Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу» вспоминала, как часто ей приходилось спорить с отцом на эту тему. Однажды Сталин сильно осерчал, когда на фотографии, подаренной ему дочерью, он увидел ее не просто улыбающейся, а делающей это вызывающим образом.

«У тебя дерзкое выражение лица, – написал он ей. – Раньше женщины были более скромными, и это им очень подходило…»[10].

Со временем Бесо все чаще выпивал. У него вошло в привычку отмечать выпивкой каждую новую пару сшитой им обуви. Он забросил работу в своей мастерской. Переехал в Тбилиси, который пока еще назывался Тифлисом. Поступил на обувную фабрику Адельханова. Сосо было тогда пять лет.

«Пролетаризацию» Бесо можно считать шагом вниз по ступеням социальной лестницы, но, вероятно, в Тбилиси его заработок был больше и стабильнее. Мелкие ремесленники не могли конкурировать с механизированными производствами. Кроме того, Бесо нравилась его новая работа. Несмотря на противодействие жены он настаивал на обучении сына профессии обувщика.

Кеке же была уверена, что Бесо потерял прежнюю сноровку и сын ему нужен в качестве верного помощника. Некоторое время Сосо поработал на фабрике рядом с отцом. Но шестилетний мальчуган заболел корью и чуть не отдал богу душу. Эта напасть стоила жизни многим детям на Кавказе. У Якоба Эгнаташвили трое детей умерли от кори в один день. Бесо и кеке сильно тревожились из-за болезни сына, у которого три дня держалась очень высокая температура. Он бредил, требовал к себе на расправу, наславшего на него недуг Кучатнели (5).

Бабушка обернула мутаку (6) одеялом и сказала, что внутри прикорнул негодяй Кучатнели. Сосо с криком «вот тебе!» стал топтать «виновника» болезни. Потом затих и уснул. На четвертый день появилась красная сыпь. Через десять дней стали отпадать засохшие сыпные корочки. Пусть небольшие, но следы от этого остались, как от мелких оспинок, на всю жизнь.

Сосо подрастал, становился независимым, порой непослушным. Бывало, мать позовет его, но он, не желая идти домой, не откликался и продолжал играть[11]. Своего сына родители любили по своему, неодинаково. Забота о его будущем явилась причиной глубокой распри между ними. Как вспоминали Иремашвили и другие, Сосо всегда был на стороне матери[12]. Отец несколько раз пытался увезти сына в Тбилиси. Он полагал, что у того имеются задатки высококлассного мастера, что в будущем Сосо станет гордостью амкарства (7) сапожников.

Кеке для разрешения спора привлекала родственников, друзей, а в дальнейшем и преподавателей духовного училища. Наконец Бесо сдался и отказался от идеи забрать сына с собой. Но посчитав себя обиженным, даже оскорбленным, полностью поручил сына заботам матери. Ее решение сделать сына священнослужителем совпадало с планами мальчика. (Откуда это известно североамериканскому профессору, разве Сталин когда-нибудь заикался о подобном, как вообще мог строить такие планы малыш, не достигший даже отрочества и в сущности имевший по сословным причинам очень мало шансов для осуществления материнской мечты? Вопросы без ответа. – В.Г.).

Чтобы быть подальше от мужа-пьяницы, Кеке с сыном ушла жить к братьям. Бесо дважды пытался примириться с ней, но Кеке была непреклонна, хотя братья и Эгнаташвили старались принудить ее к уступкам[13]. Гио открыто обвинял ее в развале семьи, утверждал, что в сапожничестве нет ничего зазорного, что позор всей фамилии, а не только жене – остаться без мужа при живом муже. Целую неделю брат не разговаривал с сестрой. Кеке обладала твердым характером и стояла на своем: она даст сыну духовное образование, а муж мешает этому.

Процесс распада семьи Джугашвили длился долго. Неприятные инциденты происходили и в годы отрочества Сосо. Его отец и мать стали чужими друг другу. Иногда Бесо присылал деньги для сына, делал другие попытки вернуться домой. Но фактически связь между ним и сыном прервалась задолго до того, как он окончательно решил покинуть семью. Это случилось приблизительно в 1890 году, когда Сосо было одиннадцать лет.

Так как братья были против развода, Кеке ушла от них и поселилась на втором этаже дома знакомого священника Христофора Чарквиани. Примерно в это же время семилетний Сосо стал упрашивать мать обучить его грамоте. Мать и бабушка всегда мечтали о том, чтобы он получил духовное образование. Они благоговейно внимали звону колоколов, которым в Гори встречали приезжавших из Тбилиси епископов. Отец же считал учебу постыдным делом. Пустой тратой времени, отдавал предпочтение овладению полезным ремеслом.

Кеке обратилась с просьбой к детям Чарквиани, которые очень любили маленького Сосо, чтобы они научили его читать-писать. Те охотно взялись за дело. Бесо тогда еще находился в Гори, поэтому братья Чарквиани занимались с Сосо, когда его отец уходил на работу. Но вскоре эта тайна открылась и Бесо силой увел мальчика в обувную мастерскую. Мать пришла на помощь сыну незамедлительно, и занятия возобновились.

Сосо оказался способным и прилежным учеником. Грузинский букварь, на изучение которого отводился обычно целый год, он освоил за неделю. В перерыве между занятиями Сосо частенько играл в куклы с младшей дочерью священника. Годы спустя, когда он был уже в третьем классе Горийского духовного училища его приятель Г.Элисабедашвили (фамилия пишется также, как Елисабедашвили. – В.Г.) с улыбкой напоминал ему о его влюбленности в дочку Чарквиани[14].

Для пополнения семейного бюджета Кеке собиралась заняться выпечкой или шитьем. Но муж запрещал жене работать вне дома. Семейство священника Чарквиани всячески помогало ей. Мариам – супруга Якоба Эгнаташивили регулярно посылала ей корзину со съестным.

Горийское училище давало начальное духовное образование, но и при этом туда принимали только детей священнослужителей. Чтобы Сосо допустили к экзаменам, Христофор Чарквиани пошел на подлог. Он объявил Бесо Джугашвили своим дьяконом (8). Сосо блестяще прошел вступительные испытания. Этот факт, а также то, что по возрасту он был старше остальных первоклашек, его сразу зачислили в средний класс. На дворе стоял 1988 год.

Оставшись одна, Кеке все-таки занялась шитьем. Одно время работала в доме сверстника Сосо – префекта полиции Дамиана Даврищева. Ректор училища Беляев посылал ей белье для стирки и хорошо платил. Когда в Гори две сестры Дареджан и Лиза Кулиджановы открыли швейную мастерскую, Кеке нанялась к ним. Следующие семнадцать лет она, помимо прочего, неизменно занималась пошивом женских платьев. Она для того времени была неординарной личностью уже хотя бы потому, что ее не страшила жизнь без мужа.

Скромная и глубоко верующая, она без устали заботилась о благополучии сына. Светлана Аллилуева вспоминала, что ее отец очень любил свою мать и уважительно относился к ней. В книге «Двадцать писем к другу» она говорит следующее:

Бабушка была верующей и мечтала о поприще священнослужителя для сына. Эту мечту она пронесла через всю жизнь и когда отец незадолго до смерти навестил ее, с горечью вздохнула, что тот так и не стал священником. Отец часто повторял эти ее слова. Он много раз вспоминал свою мать.

Сталин считал свою малообразованную мать разумной и волевой. Когда она скончалась в 1937-м в возрасте примерно 80 лет, он по воспоминаниям С.Аллилуевой, очень сильно переживал.

…Заработок от шитья позволял Кеке более или менее хорошо одевать сына. У него были добротная обувь, шерстяное пальто, теплая зимняя шапка, связанная матерью. Спал Сосо на тахте. А когда тахта стала ему маленькой, мать самостоятельно переделала и удлинила ее.

Зажиточным и комфортным их существование, конечно, не было. Преподаватели училища периодически посещали учащихся на дому. Однажды они явились к Джугашвили в дождливую погоду и обнаружили, что с потолка текла вода, отчего мать и сын ютились в углу комнаты[15].

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая