Научите меня стрелять - Яковлева Анна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/47
• Следующая

Сердце стучало, ладонями я упиралась в грудь Шалве, стараясь не потерять мысль, а он не спеша расстегнул на мне куртку, снял ботинки, устроил меня в спальнике, потом сам устроился рядом. Я пробовала возражать, но его поцелуи становились все настойчивее. «Господи, не допусти этого, что я скажу Егорову?» – попросила я, чувствуя на себе смелые опытные руки.

Наверное, Егоров обращался к Богу примерно с той же просьбой, потому что подножие Кавказских гор в тот же момент осветилось мощными прожекторами, по громкой связи раздалась команда «Не двигаться», потом нас предупредили, что сопротивление бесполезно, и почти одновременно с этим предупреждением я увидела в палатке человека. Он был в камуфляже, маске и с автоматом.

Человек двинул стволом автомата Шалве в грудь, защелкнул на нем наручники и выплюнул сложный мат, который я раньше никогда, нигде и ни от кого не слышала. Голос человека был таким родным, что я зажмурилась, боясь этому верить. Я ждала, что Егоров прижмет меня к своей груди, долго будет тискать, просить прощения и признаваться в любви.

Но Егоров исчез из палатки так же внезапно, как появился. Никаких объяснений, вопросов и поцелуев не последовало.

Я надела на себя в обратном порядке все, что успел снять Шалва, похлопала грузинского князя по щекам и, когда он открыл глаза, высунулась наружу. На утоптанном снегу, щурясь от света прожекторов, стояли Прясников и Никифорова. На руках у них блестели «браслеты».

Наша стоянка была окружена со всех сторон, мне даже показалось, что среди обычных микроавтобусов я разглядела силуэт бронетранспортера. Может, Егоров, спасая меня, вызвал на подкрепление сухопутные и воздушно-десантные войска, а также артиллерию и авиацию?

– Я же предупреждала, – с удовольствием напомнила я своим спутникам, – что ничего у вас не получится.

– Ведьма, – прошипела Гошкина вдова.

– Куда мне до тебя, – отбила я пас и решила, что с нее хватит.

– Говорила ведь вам, нельзя ее тащить с собой, придурки, – выговаривала она своему брату.

Прясников вытер разбитый нос скованными руками и посмотрел на меня:

– Оль, не волнуйся, ничего у них нет против нас.

Однако сестрица разозлилась еще больше.

– Это все из-за тебя! – заорала она и кинулась ко мне, намереваясь сбить с ног. Я успела отскочить, и Никифорова, потеряв равновесие, упала.

– Из-за тебя, все из-за тебя! – истерично выкрикивала она.

Но Ольга ошибалась. Я была ни при чем. По чистой случайности я угодила в завершающую стадию антитеррористической операции, о которой так душевно рассказывал Егоров в студии телеканала Южного федерального округа.

Я потихоньку стала перемещаться за границу освещенного круга: надо было где-то раздобыть ключ от наручников и освободить Шалву. Не успела я сделать и нескольких шагов, как меня остановил окрик.

– Не двигаться, – без намека на любезность приказал боец.

– Мне надо к Павлу Валентиновичу Егорову.

– Оставайтесь на месте.

– А если у меня секретные сведения?

– Оставайтесь на месте.

– А если я пойду, вы станете стрелять?

– Женщина, вернитесь на место.

Не знаю, сколько бы продолжался этот содержательный диалог, но рядом со мной из темноты возник Белый:

– Катерина, ты все воюешь?

– Мишаня, – кинулась я к Белому на шею, – наконец-то вы меня нашли.

– А мы как раз думали, что нашли тебя не вовремя.

Недоумевая, я уставилась на Мишку:

– Что ты несешь?

– Да это я так. – Он похлопал меня по плечу и подтолкнул: – Иди в мою машину. – И он показал на белую «Ниву».

– Так это ты ехал за нами от Владикавказа?

– Я.

– А где Пашка?

– Ты пока подожди, не показывайся ему на глаза, пусть он немного остынет, – посоветовал мне Михаил.

– Не поняла, – искренне призналась я.

Миша, видя мое недоумение, стал отыгрывать назад и, взяв меня под руку, опять потянул к машине.

– Нет, ты объясни, что это значит? – упиралась я.

– Ты даешь! Дел натворила и еще спрашивает.

– Я? Миш, ты ничего не путаешь?

– А разве это не ты уединилась с виноделом в ресторане, на свадьбе? Вот поэтому все так и вышло.

– Не ври, – я выдернула руку, – вы знали, что он захочет со мной поговорить, и радиомаяк Пашка пристроил мне в сумку еще в гостинице.

– Не исключали такую возможность.

– Тогда почему он не хочет меня видеть?

– Понимаешь, Катерина, – отводя от меня глаза, признался Мишка, – мы почти все время держали вас в поле зрения. Мы даже могли вас слушать…

Я подошла к Белому вплотную:

– И что дальше?

– Ну, кое-что мы слышали. Ты превысила… – Мишка сбился, подыскивая нужное слово. – Ты перешла черту.

– Ты так считаешь?

– Это не я, это Пашка так считает, а я с ним солидарен.

Я живо вспомнила, как Шалва домогался меня и какими ухищрениями я избежала близости с ним. Возможно, мое сопротивление кому-то могло показаться неубедительным, но я-то знала, чего мне это стоило. Легко им судить со стороны, сами бы попробовали отбиться от такого настойчивого, а главное – искушенного в постели поклонника. Если бы Шалва был насильником, все было бы иначе.

Но ведь он не насильник, он нежный, ласковый, заботливый. И этот запах скошенного сена…

– Ну и черт с вами, – легко согласилась я. – Слушай, можно я заберу из нашей машины свои вещи?

Белый поморщился:

– Может, не надо? Что там у тебя?

– Надо, Миша, там одно платье тысячу евро стоит. – Я уже тащила Михаила к темнеющему на фоне снега уазику.

Белый провел меня, я открыла уазик и принялась шарить по полу рукой. Рука наткнулась на металлический предмет, и я незаметно спрятала оружие в карман.

– Представляешь, – выйдя из машины, сказала я, – здесь ничего нет.

– А что там было?

– Пакет с платьем, сумочкой и туфлями.

– Ну, значит, ребята уже обыскали машину и изъяли все. Найдется, не переживай.

– Да, Миш, – вспомнила я, – тут дело государственной важности. У Прясникова есть какой-то код или ключ доступа, я не очень-то разбираюсь в этом. Шалва сказал, вроде код доступа к финансовым операциям одного благотворительного фонда в Бахрейне и цифровая подпись.

– Точно?

– Точнее не бывает.

– Стой здесь, никуда не суйся, а то сгребут, – предупредил Мишка и исчез, а я побежала к нашей с Шалвой палатке.

Палатка оказалась пустой. Машины одна за другой стали отъезжать от лагеря, утонувшего в ночном мраке. Михаил перехватил меня, когда я рванулась к последнему отъезжающему микроавтобусу.

– Что с ним сделали? – заорала я на Белого. – Что вы с ним сделали? Я не была заложницей, понимаешь, я была его невестой!

– Ты в паспорт свой посмотри, невеста, – услышала я позади себя голос Егорова.

– Да, кстати, о паспорте, – обрадовалась я, – у меня там нет никаких отметок о замужестве. Не веришь, сам посмотри.

С этими словами я достала из кармана свеженький документ и протянула Егорову. Он выдернул его у меня, швырнул в снег и стал топтать:

– Память он тебе тоже отформатировал?

– Стокгольмский синдром, – прокомментировал Белый.

– Да пошли вы оба!

Я оттолкнула Пашку и подняла измятое и мокрое удостоверение своей личности.

– С памятью у меня полный порядок, я помню, что выходила замуж за Егорова Павла Валентиновича, майора милиции, – подтвердила я, – а жить мне приходится с безмозглым карьеристом, который перепутал работу с домом и собственную жену сделал наживкой.

– Ничего, тебе это на пользу пошло: выглядишь отлично, даже помолодела.

– Это от любви, Паша, от любви.

Егоров неожиданно прекратил препираться и подтолкнул меня к машине.

– Я не поеду с тобой, – категорически заявила я, вырываясь, – ты моральный урод. Ты сам меня втравил во все это, а теперь еще претензии предъявляешь.

Белый уже несколько минут сидел в «Ниве» и сигналил нам, но мы с Пашкой увлеченно скандалили.

– Да я-то тут при чем? Это же твоя подруга познакомилась с Никифоровым, а ты закрутила с виноделом! – орал Пашка, пытаясь схватить меня за руку.

• Предыдущая
• 44/47
• Следующая