Часы доктора Ватсона, или тайна «MWM» - Лифанов Сергей Сергеевич - Страница 24

– Случилось что-то важное? – спросил мой друг, подавая шерри даме и бренди мне.

– Разве ты не читаешь газет? Завтра Энн выходит замуж.

– Я обычно не читаю объявлений о свадьбах. Кто жених?

– Бобби Вульф, ты его вряд ли знаешь, милый юноша, преподает в Дарэмском университете историю и пишет какую-то книжку о Нероне, – ответила леди Тория.

Мой друг перелистал справочник и вдобавок заглянул в свою картотеку.

– Вот, одна дурная мысль портит всю твою гениальную голову! – с негодованием вскричала леди Тория и пнула картотечный шкаф. – Бобби – чудесный мальчик!

– Мне уже приходилось иметь дело с чудесным профессором математики из Дарэмского университета, – флегматично ответил Холмс.

– Господи, так это же было так давно! Лет десять назад?

– Двенадцать.

– Вот видишь. Надеюсь, я не отрываю тебя от дел? Утром ты мне очень понадобишься. Надень ту бороду, в которой был в позапрошлый раз – та, в которой ты был в прошлый раз, ужасна. Ты походил в ней на карикатуру янки – мне пришлось выдумать, что ты только что приехал из Сан-Франциско и не успел привести себя в порядок.

– Хорошо, – мой друг наклонил голову и взял железнодорожный справочник. – Где и когда состоится венчание?

– Эдвард, я приехала в автомобиле – поездом ты уже не успеешь.

– Боже мой, Тау! Если ты проведешь всю ночь за рулем, ты будешь плохо выглядеть!

– Я приехала с шофером. Машина стоит на Кавендиш-сквер – я все-таки не дура, чтобы подъезжать к самому твоему дому. Иди собирайся, Эдвард, надеюсь, тебе получаса хватит?

– Эдвард… – пробормотал я в полном смятении. – Эдвард…

– Ватсон, – сказал мой друг. – Мое полное имя – Эдвард Шерлок Шеррингфорд-Холмс. – И скрылся в своей комнате.

– Когда я говорю знакомым, что мой муж – умнейший человек в Англии, – заявила леди Тория, – мне почему-то не верят. Правда, я не сообщаю, что мой муж – тот самый Шерлок Холмс. Слава Богу, мы в свое время не стали широко афишировать наш брак, из-за ваших рассказов, доктор, может сложиться мнение, что Шерлок Холмс – кастрат или педераст. – Она посмотрела на меня сурово. – Вы, конечно, не знаете всех его личных обстоятельств, но зачем подчеркивать так навязчиво его мизогинию? И нет у него никакой мизогинии! А что это вы выдумали об этой подлой авантюристке Ирен Адлер? Адлер, как же! Рахиль Кац, визгливая толстуха из Варшавы, выдававшая себя за сопрано. Внешность, у нее, конечно, романтическая – сверкающие глаза, сочные губы – да мозгов только на то и хватало, чтобы выманивать у любовников подарки побогаче. Вульгарная шантажистка! Эдварду никогда не нравились брюнетки!

Я нашел в себе силы добраться до буфета и налил еще рюмочку бренди.

Леди Тория возникла рядом со мной и налила себе шерри.

– Позволю себе спросить, вы давно женаты? – сипло осведомился я.

– О, целую вечность! Лет, наверно, тридцать. Надо спросить у Эдварда, он знает точно. Ах доктор, как мы были тогда молоды! Юноша и девушка, почти дети, Шотландия, вереск цветет… Ах, волшебная пора! Все было так невинно, так свежо – какие мы были тогда глупенькие. Эдвард сказал, что, как честный человек, должен жениться – я согласилась, дурочка. Тайный брак… Нас обвенчал сельский священник – в Шотландии, знаете, не так следят за формальностями. И мы на следующий же день разъехались – он в Кембридж, я в Италию. Я очень переживала потом, что вышла замуж – влюбленность в Эдварда прошла, а в Италии я встретила Марио. Какое счастье, что я так вовремя вышла за Эдварда! Марио этот был, конечно, сущим авантюристом, жиголо, как сейчас говорят, я бы доставила с этим Марио уйму хлопот моим родителям – если бы не брак с Эдвардом. Я ведь тогда думала, что брак – это нечто святое и нерушимое. И страшно мучилась, юная идиотка, что испортила себе жизнь.

С саквояжем в руке вышел Холмс. Он переменил костюм и, кроме того, обзавелся усами, бородкой и очками.

– Ватсон, если будет докучать Лестрейд, я уехал на континент. Выдумайте там что-нибудь правдоподобное, вы же умеете.

Они уже давно ушли, оживленно переговариваясь, а я сидел, пил бренди и тупо смотрел перед собой, пытаясь привести в порядок рухнувшую вселенную. Вот так живешь бок о бок с человеком, знаешь, казалось бы, его досконально – и в конце концов получаешь подобный сюрприз.

Я внимательно изучил газеты, нашел скромное сообщение о венчании Роберта Вульфа и Энн Шеррингфорд, которое должно было состояться в небольшой деревенской церкви. Наверняка оно не было бы таким скромным, если бы кто-нибудь узнал, что безликий мистер Шеррингфорд и знаменитый моими усилиями Шерлок Холмс – одно и то же лицо. Я представил себе заголовок в «Дейли телеграф»: «Великий женоненавистник показывает свое истинное лицо! Человек-машина и его семья!..»

Получили объяснение все его таинственные отлучки якобы на континент и Великое Исчезновение, из-за которого так взъелись на меня издатели и читатели!

Поистине то была ночь моего великого позора! Если бы скандальная женитьба Холмса выплыла наружу, я стал бы посмешищем, на меня бы показывали пальцами. Муж леди Тории! Я вполне понимаю, почему они жили раздельно: Холмс явно не смог бы ужиться под одной крышей с ураганом, леди Тория не смогла бы вытерпеть в своем доме вопиющую безалаберность Холмса. Ни ей, ни ему не нужен был тот домашний уют у камина, который я так ценил в нашей совместной жизни с моей милой Мэри. Две незаурядные натуры должны были существовать отдельно друг от друга, и они прекрасно существовали врозь, уважая интересы друг друга и сохраняя взаимную привязанность, а может быть, даже и любовь. Во всяком случае Энн Шеррингфорд было не тридцать лет, а всего двадцать два.

И не в силах терпеть потрясение в одиночку, я вышел на улицу и побрел по празднично освещенным улицам, среди возбужденных гуляющих людей. Ноги сами понесли меня в направлении южного Кенсингтона, и с первыми лучами солнца я обнаружил себя у дома, где жила моя Мэри. Было, конечно, еще слишком рано, и мне пришлось подождать до того часа, когда сонная служанка, возвращаясь с праздника, открыла дверь своим ключом. Я не стал ожидать, когда проснется моя милая Мэри, и поднялся к ней в спальню. Сел на низкую скамеечку у ее ног и стал смотреть на родное лицо. Она почувствовала, наверное, сквозь сон мой взгляд и открыла глаза.

– Мэри! Боже мой, Мэри, как я люблю тебя!

Она вздохнула, но в ее взгляде не было раздражения.

– Доброе утро, Джон. Ты, вероятно, выпил бочку бренди, – сказала она. – Тебя можно использовать вместо спиртовки.

Что я мог ответить?

– Мэри, – попросил я. – Прости меня, старого дурака. Я не могу жить без тебя!

И что там еще я мог бормотать, склонив поседевшую голову ей на плечо… 

Как ни странно, именно эта история и примирила меня с Мэри. Когда я рассказал о леди Тории, моя жена расхохоталась и, целуя меня, заявила, что если Холмс вел двойную жизнь, то такому выдумщику как я сам Бог велел.

Мы снова стали жить одним домом, одной семьей, душа в душу. Леди Тория заочно стала чем-то вроде родственницы, и я часто слышал за завтраком от листающей газеты Мэри: «Леди Тория основала женский автомобильный клуб… Леди Тория учредила приз для женщин-яхтсменов… Леди Тория провела показ разработанных ею женских брючных костюмов»…

Роберт и Энн Вульф вскоре одарили мир ребенком, и, еще не рожденное, это дитя стало объектом душераздирающих ссор. Мистер Вульф мечтал назвать своего сына Нероном в честь незаслуженно обиженного историками римского императора. Миссис Вульф предпочитала простое имя Томас. Леди Тория никаких имен не называла, но возражала как против Томаса, утверждая, что Томасы сплошь зануды, так и против Нерона, так как ей были противны исторические и географические аллюзии: «Меня саму назвали в честь Таврии и всю жизнь донимали шуточками, что мой муж вынужден заниматься тавромахией. Эдвард дразнил меня Кримией и объяснял, что именно поэтому любит криминалистику. А если бы в год моего рождения шла не Крымская война, а война с папуасами, меня назвали бы Папуассией – разве не ужасно?»