Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Бело Адольф - Страница 110

• Предыдущая
• 110/125
• Следующая

– Вы думаете, что я со своей стороны не страдаю, когда не вижу вас? – запальчиво воскликнул господин де Ливри.

Без сомнения, он хотел продолжать и высказал бы ей все, что так долго накапливалось у него на сердце, но Елена, все еще стоявшая на том месте, где он ее остановил, прервала его:

– Позвольте мне сесть, мой друг, – пробормотала она. – Я еще очень слаба.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Присядьте; я держу вас на ногах, да еще делаю упреки…

Он усадил ее, подложил ей под ноги вышитую подушечку и сев рядом, сказал почти отеческим тоном:

– Ну, что с вами было?

– Крайняя усталость, упадок духа, полное истощение физических и моральных сил.

– Что же думает по этому поводу врач?

– Он тут ничего не сделает, я его даже не звала.

– Однако ж, вам надо лечиться.

– Зачем? – сказала она унылым тоном.

– Как зачем? – сказал взволнованно господин де Ливри. – Когда вы больны, то не принимаете, а когда вы не принимаете, я… сам делаюсь больным.

Она посмотрела на него и нежно сказала:

– Значит, вы так привязаны ко мне?

Какой упрек в адрес отсутствующего заключался в этой фразе!

Сколько боли крылось в коротком слове: «вы»! Но барон не понял ее чувства или сделал вид, что не понял, и ответил на то, что относилось к нему лично в словах графини:

– Привязан ли я к вам? О! И вы еще спрашиваете! Пять лет я посещаю этот салон, пять лет я не провожу дня, не повидавшись с вами. Я знал вас еще маленькой девочкой; я баловал вас тайком от ваших родственников… Позже я захотел вам выбрать мужа, – у меня оказалась несчастливая рука, но, по счастью, вы недолго мучились и теперь стали вдовой. Наконец, я готов сделать для вас все, что вы пожелаете, если понадобится, я принесу свою жизнь в жертву вам! И вы еще спрашиваете, неблагодарная, привязан ли я к вам!

– Я больше не буду вас об этом спрашивать и не буду в вас сомневаться, – сказала Елена, протягивая руку барону. – Не сердитесь на меня, в последнее время я сомневаюсь во всех и даже в самой себе. В будущем я обещаю вам верить, одному вам, и если мне придется снова заболеть, вы будете обо мне заботиться.

– Правда? – воскликнул господин де Ливри, просияв. – Тогда болейте, сколько пожелаете, не вижу этому препятствий.

Она не могла не улыбнуться. Барон не обратил на это внимания: весь во власти своей радости, он продолжал в том же духе:

– Какую приятную жизнь мы будем вести! Не хотите ли вы возродить ваши прежние вечера? Это ни к чему – нам вполне достаточно общества друг друга. От шевалье и виконта вы не добьетесь много толку: они заняты только своими старыми воспоминаниями. Что касается других, то они изменили свои привычки и разлетелись искать подходящий климат. Они глупее перелетных птиц и не понимают, что весна возвратится.

– Вы их видели? – спросила вдруг Елена.

– Кого?

– Тех, кто разлетелся в разные стороны.

– Нет. Для чего?

– Правда, не видели никого из них?

– Но…

– Не бойтесь огорчить меня, барон, – сказала Елена тоном, казавшимся совершенно естественным, – я всегда с удовольствием беседую о тех, кого знаю, даже если они меня забыли.

– Ну хорошо, я видел одного… – сказал господин де Ливри, обманутый спокойствием графини.

– Кого же?

– Мориса.

– А! – сказала мадам де Брионн. – Он хорошо живет?

– Мне так показалось.

– Вы встречались с ним вечером? – сказала Елена после минутного молчания.

– Вечером! – воскликнул барон. – А куда я мог пойти? Никогда у меня на сердце не было так тяжело! Ваш лакей опять отказался впустить меня в дом. И тогда я решился пойти к одному из ваших старых друзей, чтобы пожаловаться на вас тому, кто мог бы меня понять и облегчить сердце. Он принял меня у себя в салоне.

– И вы говорили за двоих?

– Пожалуй. Я долго обсуждал ваше поведение…

– А он? – спросила она.

– О, у него, я думаю, не было времени вставить слово, – ответил барон. – Я говорил, говорил, я не скупился на критику в ваш адрес…

Графиня вновь прервала его вопросом:

– Он счастлив?

– Счастлив? Вот этого я не знаю, – сказал барон де Ливри. – Он показался мне спокойным.

– А его жена? Вы видели ее? – спросила она.

– О да! – ответил барон.

– Каким тоном вы это сказали: о да! Разве она не красива, не любима?

– Да, если хотите. Но она еще молода, неопытна, не знает очень многого… Одним словом, это не женщина.

– Но ведь ее муж не может иметь такое же мнение? – заметила графиня.

– Я не знаю, каково его мнение. Он говорил очень мало и казался задумчивым.

– Счастливая задумчивость, – сказала Елена.

– Вы полагаете? – сказал барон. – На меня это не произвело подобного впечатления. Когда я счастлив, я говорю, жестикулирую, перехожу с места на место.

Господин де Ливри претворял слова в действие – расхаживал по салону, усаживался то в одно кресло, то в другое, приближался к мадам де Брионн и отходил от нее и жестикулировал самым невероятным образом. Поглощенный радостью вновь обрести свою любимую собеседницу, своего лучшего друга, которую он обожал, как свою дочь, он забыл о своих пятидесяти годах, о седых волосах и об особой усталости, которую накладывает на людей разгульная парижская жизнь.

Вдруг барон сделал более стремительный прыжок, чем позволял себе до сих пор и побежал к окну.

– Что вы хотите сделать, мой друг? – спросила мадам де Брионн, изумленная его беспорядочными движениями.

– Ваши шторы раздвинуты, – ответил барон.

– Ну и что?

– Ну то, что с улицы виден яркий свет в салоне, – сказал барон, поспешно задергивая занавески. – Кому–нибудь может прийти в голову фантазия заявиться к вам, а вы еще больны, вас нельзя утомлять.

– Успокойтесь, никто не придет, – с грустью сказала Елена.

– Если бы речь шла лишь о шевалье и виконте, то это было бы понятно, – продолжал отстаивать свою идею господин де Ливри. – Те жалуются на вас, как и я, и заслуживают, чтобы к ним относились с уважением. Но те, кто сбежали прежде, чем вы их оставили…

– Так поступил только один, – прервала она барона.

– Пусть один, но если он вернется…

– Он никогда не вернется!

– Однако, если он вернется, – продолжал господин де Ливри, – то поскольку это будет очень дурным тоном столь долгого отсутствия, поскольку это будет последней бестактностью с его стороны…

– Я откажусь его видеть, – с твердостью оказала Елена.

– И если он будет настаивать, – воскликнул барон, захваченный мыслью об этом вторжении, которое могло смутить покой его подруги, – я полагаю, что бог простит мне, когда я вызову его на поединок!

– Что ж, – ответил голос из глубины салона, – откажитесь меня видеть, вызывайте меня – я уже здесь!

Они резко обернулись и увидели Мориса.

Стоя возле портьеры, закрывавшей дверь в салон, он жестом отослал лакея, введшего его в комнату и хотевшего о нем объявить.

При виде его Елена вскрикнула. Затем она встала и, протянув руку, попыталась подойти к нему и заговорить. Однако вдруг она побледнела, пошатнулась и рухнула на пол.

8

В тот день, когда Морис решился сжечь свою переписку с мадам де Брионн, можно было подумать, что он в то же время хочет разорвать последнее звено цепи, связывавшей его с Еленой, чтобы не существовало больше штрихов, перешедших из его прошлой жизни в настоящую. Однако, начиная с этого момента, Тереза, напротив, начала огорчаться, замечая, что ее муж уже меньше спешит побыть рядом с ней. В первые дни после свадьбы она находила его часто грустным и задумчивым. Теперь он был нервным, беспокойным, возбужденным. По–видимому, он пытался подавить какое–то тайное желание и вел непрекращающуюся борьбу с непрерывно атаковавшим его скрытым противником.

Иногда, благодаря своей воле, он торжествовал над ним и, гордый победой, становился вдруг веселым, начинал забавляться всякой чепухой и излучал радость, может быть, немного шумную, но зато искреннюю и заразительную.

• Предыдущая
• 110/125
• Следующая