Святыня - Лихэйн Деннис - Страница 42

• Предыдущая
• 42/67
• Следующая

Энджи вскрикнула и отпрянула от машины, когда покоробленное металлическое кольцо задело ее плечо. Я сжал изо всех сил ее руку и перетащил ее, брыкающуюся в воздухе, через ограждение.

Прижавшись лицом к моему лицу и обвив рукой мою шею, с колотящимся о мои бицепсы сердцем, которому вторило, громыхая мне в уши, мое собственное колотящееся сердце, она глядела вместе со мной на то место, куда рухнула машина Джея, рухнула, пронесясь сквозь струи дождя, и исчезла в темноте.

— С ним будет все в порядке? — спросил инспектор Джефферсон у фельдшера, трудившегося над моим плечом.

— У него повреждена скапула. Может быть, перелом. Без рентгена сказать трудно.

— Что повреждено? — спросил я.

— Лопаточная кость, — пояснил фельдшер. — Определенно повреждена.

Джефферсон посмотрел на него сонным взглядом и медленно покачал головой.

— Ну, какое-то время он продержится, а там его и доктор посмотрит.

— Черт, — сказал фельдшер и тоже покачал головой. Он туго перевязал меня, начиная от подмышки, через плечо, ключицу, спину и грудь и вновь заканчивая подмышкой.

Инспектор Карнел Джефферсон не сводил с меня своего сонного взгляда и тогда, когда фельдшер уже кончил со мной возиться. На вид Джефферсону было под сорок — стройный чернокожий парень среднего роста и комплекции, с мягким подвижным ртом, в углах которого постоянно играла ленивая улыбка. На нем был легкий синий плащ поверх рыжевато-коричневого костюма, а незастегнутый ворот белой рубашки был повязан цветастым розово-синим шелковым галстуком, чуть-чуть сбившимся на сторону. Волосы он стриг так коротко, и так плотно они прилегали к черепу, что было непонятно, зачем вообще он не сбривает их окончательно; дождь заливал ему лицо, но он даже не смаргивал капли.

Он казался симпатягой — с таким хорошо поболтать в спортзале, может быть, даже выпить пару стаканчиков после работы. Такие парни обычно души не чают в своих детях, а если и дают волю сексуальным фантазиям, то не иначе как с женой.

Однако мне попадались такого рода полицейские, и надо сказать, что иметь с такими дело не слишком-то приятно. На допросе или в суде, где он дает показания, такой симпатяга, не успеешь мигнуть, превращается в хищную акулу. Чернокожий в южном штате никогда бы не смог дослужиться до инспектора, имей он привычку корешиться с подозреваемыми.

— Итак, мистер Кензи, не правда ли?

— Угу.

— И вы частный сыщик из Бостона? Верно?

— Я вам так и сказал.

— Хм... Хороший город?

— Бостон?

— Да. Хороший город?

— Мне нравится.

— Говорят, осенью он особенно красив. — Губы его сморщились, и он кивнул. — А еще говорят, негров там не очень-то жалуют.

— Дураков везде хватает, — сказал я.

— О, конечно! Хватает. — Он потер ладонью голову и секунду глядел вверх на моросящий дождь, потом сморгнул капли дождя. — Дураков везде хватает, — повторил он. — Ну, коль скоро мы стоим здесь под дождем и тихо-мирно обсуждаем расовые отношения и сколько кругом дураков и все такое прочее, почему бы вам не рассказать о парочке погибших здесь дураков, из-за которых застопорилось движение на моем мосту?

Его ленивые глазки нашли мои глаза, и на секунду во взгляде его мелькнуло что-то от акулы, мелькнуло и исчезло.

— Тому, кто поменьше, я дважды выстрелил в грудь.

Он вздернул брови.

— Я заметил. Верно.

— А моя партнерша пристрелила второго, когда он навел на меня автомат.

Он оглянулся на Энджи. Та сидела наискосок, в другой карете «скорой помощи», и фельдшер протирал спиртом царапины на ее лице, ногах и шее, а коллега Джефферсона, детектив Лайл Вандемейкер, допрашивал ее.

— Знаешь, парень, — присвистнув, проговорил Джефферсон, — партнерша твоя должна быть экстракласс, если может пришить дурака, прострелив ему горло с расстояния в десять метров и под проливным дождем. Удивительная женщина!

— Так и есть, — сказал я. — Она удивительная женщина.

Он погладил подбородок и кивнул своим мыслям.

— Скажу вам, что меня смущает, мистер Кензи. Мне хочется разобраться, кто тут на самом деле дурак. Понимаете, о чем я? Вы вот утверждаете, что дураками были двое погибших, и мне хочется вам верить. Допустим. Черт знает, как мне хочется сказать вам: «Ну ладно!» — и, обменявшись рукопожатиями, отпустить вас обратно в Бостон. Я говорю это совершенно искренне, честное слово! Ну а если — можно ведь сделать такое предположение — вы обманываете меня и настоящие дураки здесь вы и ваша партнерша, не будет ли с моей стороны верхом идиотизма вас отпустить, а? Тем более что свидетелей у нас пока что нет, и единственное, на что мы можем опираться, это ваши слова противу слов тех двух парней, которые слов этих произнести не могут, потому что вы, как бы это выразиться, произвели в них несколько выстрелов и они погибли. Вы следите за ходом моей мысли?

— В целом да, — сказал я.

По другой стороне моста транспорт шел гуще, чем это можно было ожидать в три часа утра, потому что две полосы, по которым обычно машины шли на юг, полиция теперь разделила, отдав одну полосу машинам, двигавшимся в южном направлении, другую же — двигавшимся на север. Каждая машина на той стороне моста замедляла ход, так как водитель пытался разглядеть, почему народ толпится на этой. На аварийной полосе замер черный джип с двумя ярко-зелеными досками для серфинга. Сигнальные огни машины посверкивали.

Во владельце машины я узнал того самого парня, который кричал мне что-то издали, как раз перед тем, как я застрелил Недотепу.

Это был загорелый худой парень с выгоревшими патлами светлых волос, без рубашки. Он стоял позади своего джипа и о чем-то оживленно беседовал с двумя копами. Несколько раз он указал в мою сторону.

Его спутница, молодая женщина, такая же худая и светловолосая, как и он, прислонилась к капоту машины. Встретившись со мной взглядом, она весело, как старому знакомому, помахала мне рукой.

Я заставил себя помахать ей в ответ, как того требовала вежливость, после чего повернулся к своему ближайшему окружению.

Нашу сторону моста загораживали «лексус» и «челика», а также шесть или семь зелено-белых патрульных машин, несколько машин без опознавательных знаков, две пожарные машины, три кареты «скорой помощи» и черный грузовой фургон с желтой надписью: «Береговая служба графства Пайнлас». За несколько минут до этого фургон сбросил с моста со стороны Сент-Пита четырех водолазов, и сейчас они работали в воде, ища тело Джея.

Джефферсон глядел на пробоину, которую оставила в ограждении машина Джея. Залитая светом красных фар пожарной машины, пробоина казалась кровавой раной.

— Вы здорово уделали мой мост, мистер Кензи, не правда ли?

— Это не я, — сказал я, — это два этих погибших дурака.

— Это вы так говорите, — сказал он. — Вы.

Фельдшер пинцетом удалял осколки стекла и камешки, впившиеся в кожу моего лица, запутавшиеся в волосах, а меня передернуло оттого, что за сверкающими фарами и темной моросью дождя я вдруг увидел толпу, начавшую собираться по другую сторону нашей баррикады. В три часа утра они поднялись на мост лишь за тем, чтобы самолично стать свидетелями насилия. Наверное, телевидения им было мало. Как мало им было и собственных их жизней. Им всего было мало.

Фельдшер извлек откуда-то из середины моего лба порядочный осколок, и из отверстия моментально хлынула кровь и, залив мне переносицу, стала проникать в глаза. Я несколько раз моргнул, а он схватил какую-то марлю, веки мои задрожали, а с ними задрожали и огни машин вокруг, и в мигающем свете передо мной в толпе вдруг мелькнули медового цвета волосы и такая же кожа.

Я подался вперед, вглядываясь в дождь и огни, и увидел ее опять, увидел на одну секунду, но решил, что это мне изменяет зрение, пострадавшее от удара, потому что такого не могло быть.

А может быть, могло?

На одно мгновение сквозь дождь, огни, сквозь пелену крови, застилавшую мне глаза, я скрестил взгляд с Дезире Стоун.

• Предыдущая
• 42/67
• Следующая