Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 53

Сумел, Чингиз, порадовать ты маму И не подвел отца наверняка Тем, что когда взошел на Фудзияму, Ни на кого не глянул свысока.

Шипучий дар играет в кубке, пенясь, Пью за тебя до дна, названый брат, Мой именитый полуевропеец, Мой знаменитый полуазиат.

И как бы волны ни метались шало И челны ни менялись в свой черед, Но в гавани всего земного шара Входил и входит белый пароход.

Ты не суди Гамзатова Расула, Завидует тебе он с той поры, Как Джамиля аварского аула Платком венчала шею Пульсары.

Скачи, наездник, на коня надеясь, Касайся неба и не знай преград, Мой именитый полуевропеец, Мой знаменитый полуазиат.

К Отечеству в любви мы все едины, И в том твоя заслуга велика, Что сделались киргизские вершины Во много раз видней издалека.

Ответ Ираклию Андроникову на приглашение с группой поэтов поехать в Михайловское

Благодарю, Ираклий, что меня По старой дружбе ты не забываешь И к Пушкину поехать приглашаешь По случаю торжественного дня.

Но стоит ли, Ираклий, для речей Врываться нам в Михайловское с шумом, Где он творил, где предавался думам, Где в тишине был слышен треск свечей?

Хозяин дома окна закрывал, Чтоб слуха не тревожили сороки, Когда роиться начинали строки И с неба ангел стремя подавал.

Со школьных лет до роковой черты Весь век стихами Пушкина мы бредим. Давай с тобой вдвоем к нему поедем, Служенье муз не терпит суеты.

Не знаешь ли, Ираклий, почему Я вспоминаю нынче постоянно О том, как Пущин тихо и нежданно Примчался на свидание к нему?

Давай с тобою Пушкина почтим И, не сказавши женам и соседям, В Михайловское тайно мы уедем И головы седые преклоним.

***

К. И. Чуковскому

I

Причастный к событиям многим, Судьбою ты был возносим, Как мудрость над знаньем убогим, Как совесть над словом кривым.

И мир с четырьмя сторонами К тебе незабвенно привык. И вновь ты беседуешь с нами, Бедовый и вещий Старик.

И высятся гордые сосны Над этой беседой вокруг, Связуя зеленые весны И время клубящихся вьюг.

На посох слегка опираясь, Ты бродишь со мной дотемна, Иным из ушедших на зависть, Связуя собой времена.

II

Ровесник разных поколений, Среди других ты и меня Почтил вниманьем, добрый гений, Вблизи очажного огня.

И я познал страстей пучину, Куда давно себя ты вверг, И на тебя, как на вершину, Всегда смотрел я снизу вверх.

И всякий раз при нашей встрече Сходились, как в былые дни, Мои великие предтечи, Друзья старинные твои.

И не меня ль на перевале Венчал ты, будто бы Казбек, Рукой, которую пожали Минувший и двадцатый век.

Костер Твардовского

Полуопавшею листвой Окрест кровоточили дали, Когда с тобою мы лежали В одной больнице под Москвой.

Тех дней душа забыть не в силе, Все было, кажется, вчера. Дожди, я помню, зарядили, Шла поздней осени пора.

В лес, покидаемый грачами, Нередко за полдень, до тьмы, На разрешенную врачами Прогулку выходили мы.

Вставали ельнику на смену Там чернолесия кусты. И властно раздвигал их стену Рукою бережною ты.

И на тропу, что ведал ране, Вступал, чуть голову клоня, И к полюбившейся поляне Привычно выводил меня.

Вздыхал, закуривал и хворость Благоговейно забывал, Когда опавший лист и хворост Неспешно в кучу собирал.

И я включался в это дело, И вспоминаю до сих пор, Как в дни ненастья ты умело Мог вестовой разжечь костер.

Дым улетал к другим планетам, Свиваясь в горькое кольцо. И золотой огонь при этом Твое подсвечивал лицо.

Ты любовался поединком Огня и ветра, щуря взор. Манил бродивших по тропинкам Иных больных к себе костер.

И жаждущие утешенья Среди казенного двора, Они просили разрешенья Побыть у твоего костра.

И, всласть вдыхая воздух дымный, Готовы были до утра Внимать тебе, гостеприимный Хозяин вольного костра.

И в том была твоя заслуга, Что всякий раз наперекор Грозе смертельного недуга Ты вел о жизни разговор.

И откровенный норов слога, Как чистой совести сестра. Тобой взлелеянная строго, Являла правда у костра.

В ее удаче не изверясь, Желал ты ближнему добра. И походил костер на ересь Среди больничного двора.

И вот однажды не печальник, Чей искони приветлив лик, А местный сумрачный начальник Перед костром твоим возник.

И заявил: — Больной Твардовский, Я отвечаю за надзор. И вы, коль есть запрет таковский, Извольте погасить костер!

Но ты в пожаре листопада Ему достойный дал отпор: — Ступайте прочь! Вам знать бы надо, Что мой неугасим костер!..

Когда несли тебя к могиле, Шел снег. Печаль была остра. Молюсь, как годы мне сулили, На пламень твоего костра.

И у свободы он в почете, И не подвластен никому, И ложь в сусальной позолоте Не смеет подступить к нему!

Нас двадцать миллионов

От неизвестных и до знаменитых, Сразить которых годы не вольны, Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.

Нет, не исчезли мы в кромешном дыме, Где путь, как на вершину, был не прям. Еще мы женам снимся молодыми, И мальчиками снимся матерям.

А в День Победы сходим с пьедесталов, И в окнах свет покуда не погас, Мы все от рядовых до генералов Находимся незримо среди вас.

Есть у войны печальный день начальный, А в этот день вы радостью пьяны. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины.

Мы не забылись вековыми снами, И всякий раз у Вечного огня Вам долг велит советоваться с нами, Как бы в раздумье головы клоня.

И пусть не покидает вас забота Знать волю не вернувшихся с войны, Когда вы отличаете кого-то Иль снова не прощаете вины.

Все то, что мы в окопах защищали Иль возвращали, кинувшись в прорыв, Беречь и защищать вам завещали, Единственные жизни положив.

Как на медалях, после нас отлитых, Мы все перед Отечеством равны Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.

Где в облаках зияет шрам наскальный, В любом часу от солнца до луны Бьет колокол над нами поминальный И гул венчальный льется с вышины.

И хоть списали нас военкоматы, Но недругу придется взять в расчет, Что в бой пойдут и мертвые солдаты, Когда живых тревога призовет.

Будь отвратима, адова година. Но мы готовы на передовой, Воскреснув, все погибнуть до едина, Чтоб не погиб там ни один живой.

И вы должны, о многом беспокоясь, Пред злом ни шагу не подавшись вспять, На нашу незапятнанную совесть Достойное равнение держать.

Живите долго, праведно живите, Стремясь весь мир к собратству сопричесть, И никакой из наций не хулите, Храня в зените собственную честь.

Каких имен нет на могильных плитах, Их всех племен оставили сыны. Нас двадцать миллионов незабытых — Убитых, не вернувшихся с войны.

Падучих звезд мерцает зов сигнальный, А ветки ив плакучих склонены. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины.

Ремонт рейхстага

Под сенью собственного флага На стенах взятого рейхстага Мы начертали письмена: «Конец войне!», «Победа!», «Слава Тебе, советская держава!» А рядом — наши имена.

Перед грядущими веками Мы начертали их штыками. Когда окончили поход. И слез не прячут ветераны, Подняв не рюмки, а стаканы, Вернувшись в сорок пятый год.

Но лег рубеж в самом Берлине, И на заречной половине Отремонтирован рейхстаг. Велась работа быстротечно, И не без умысла, конечно, Осуществлялся этот шаг.

Хоть камень крепче, чем бумага, Был дан приказ: со стен рейхстага Стереть автографы солдат. Притом в заносчивой гордыне Решили в Западном Берлине И время повернуть назад.

Но время не переупрямить, И сохранит людская память, А с ней свободная молва, Какие были на рейхстаге Начертаны рукой отваги Неистребимые слова.

В окружении

Мариэтте Шагинян

Была в окружении рота, Сражаясь в смертельном кругу, И вскоре не выдержал кто-то И сдался на милость врагу.

Но бой продолжался, как прежде, И волею был одержим Приказ оставаться в надежде, Приказ пробиваться к своим.

А недруг сулил им другую Судьбу не ценой головы: — Сдавайтесь! Прорвать круговую Засаду не сможете вы!