Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 76

Мы будем вдвоем: только я и она, Часов остановится ход. Музыкой сделается тишина И таинство обретет.

Похожие нравом своим на орду, Дела, не врывайтесь ко мне. Вечер сегодняшний я проведу С женщиной наедине.

Пусть, словно за окнами поезда лес, Закружится вновь голова. И станут, как звезды на черни небес, Земные мерцать слова.

Порву я билет на ночной самолет, Торжественный зал подведу. Сегодняшний вечер весь напролет С женщиной я проведу.

АЙ ЛАЗЗАТ

Иди в объятия ко мне, Зачем нам ждать прихода ночи? Знай, что у сплетниц при луне Еще старательнее очи.

Таких здесь не было времен, Чтоб, возвратясь как из разведки, Двух не склоняли бы имен Осведомленные соседки.

Давай обнимемся мы так, Чтоб тайно сплетницы вздыхали И подражанья вещий знак Влюбленным виделся сквозь дали.

Иди в объятия мои, Чтоб снег летел, как цвет черешен. Великий грех не знать любви, Ведь только любящий безгрешен.

Дороги нету нам назад, Теперь и вправду мы едины. И шепчут «ай лаззат» вершины, И небо вторит: – Ай лаззат!

Мы в недоступной вышине, И окружают нас, не старясь, И восхищение, и зависть, И звезды, словно при луне.

Значимей прежнего стократ Простое делается слово. Ты шепчешь: – Ай лаззат! – И снова Тебе я вторю: – Ай лаззат!

ЛЮБИМЫХ ЖЕНЩИН ИМЕНА

Встревожены земные шири, Но знаю способ я один, Как укротить в подлунном мире Воинственность его мужчин.

Когда б мне власть была дана, Вершинам всем, являя разум, Я даровал бы в мире разом Любимых женщин имена.

Чтоб опустились руки вдруг Пред картою у бомбардира, Пусть лучшей половины мира Глаголют имена вокруг.

Когда б мне власть была дана, Неся ответственность пред веком, Я матерей бы имена Присвоил пограничным рекам.

Еще дух рыцарства в чести, И, может, власть его опеки Переступить такие реки Удержит воинов в пути.

В честь просветления очей, Издав указ антивоенный, Назвал бы звезды во вселенной Я именами дочерей.

И сразу бы на небе мира Не стало б в далях грозовых Ни одного ориентира Для самолетов боевых.

И, обретя покой, планета Жила бы, радости полна… Звучат всегда в душе поэта Любимых женщин имена.

ПЛЕНИТЕЛЬНЫХ ЖЕНЩИН И ХРАБРЫХ МУЖЧИН…

Наверное, поздно близ белых вершин Явился я в мир, чьи распахнуты шири: Пленительных женщин и храбрых мужчин Уже не пришлось мне застать в этом мире.

Я рано, наверно, над бездной годин Под желтой луною седлал иноходца, Пленительных женщин и храбрых мужчин Увидеть не мне, а другим доведется.

А может, мой предок – вожатый дружин Завидует мне, что, далекий раздору, Пленительных женщин и храбрых мужчин Я больше встречаю, чем он в свою пору.

И, может, грядущего времени сын Тому позавидует, что под луною Знавал я немало друживших со мною Пленительных женщин и храбрых мужчин.

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

К. Кулиеву

Насупилась вечерняя пора, Окрестность погружается в прохладу. И, уходя с больничного двора, Лучи перелезают за ограду.

И вижу сквозь оконный переплет Я леса темно-синюю подкову И девочку, которая корову В привычном одиночестве пасет.

Мне кажется, она отрешена От гулкого движения дороги, И стаи птиц, кружащейся в тревоге, И моего печального окна.

Лиловой дымкой даль заволокло, И к сердцу я не чувствую доверья: Оно стучит в теснине подреберья, Как будто бы кувалда, тяжело.

Выслушивает доктор этот стук, И, словно путь переграждая к бездне, Он день за днем в истории болезни Подробно освещает мой недуг.

Плывет луна по темным небесам, Смежаю веки, и опять мне снится, Что вся планета – древняя больница, Служу в которой лекарем я сам.

И по веленью долга своего, Раздумья стих предпочитая одам, Пишу я человечества всего Историю болезней год за годом.

Я – лекарь. Я лукавить не могу, Не в силах это сделать я, поверьте. Иначе буду пред вдовой в долгу, Когда больного не спасу от смерти.

Иначе ваших ран не исцелю И не верну к работе ваши руки, А я вас так отчаянно люблю, Что лучше сам приемлю ваши муки.

И, наделенный совестью врача, Я думаю о вас – не оттого ли Исходит сердце у меня от боли, Как будто рана, вновь кровоточа?

ЭЙ, МУЖЧИНЫ…

Эй, мужчины, вам к лицу ли Разжигать, друзья мои, В древнекаменном ауле Петушиные бои?

И безумен ваш обычай: Шумной, спорящей гурьбой Наблюдать, ликуя, бычий, Завсегда кровавый бой.

Эй, мужчины, вы и сами, Рассудительно лихи, Не должны под небесами Бой вести, как петухи!

Стародавнею порою, Раны чести бередя, Дрались горцы под горою, С черных бурок не сходя.

Эй, мужчины, вам завещан Долг высокий, чтобы вы Бой вели во славу женщин, Не склоняя головы.

Эй, мужчины, не в разладе, А коль драться, то в бою, Защищая жизни ради Землю отчую свою.

Я и сам, где высь крылата, У гнездовия дождя, Бой веду за все, что свято, С черной бурки не сходя.

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

Все было неладно у нас до тех пор, Пока эта женщина не появилась. Советам ее отдались мы на милость, И в доме утих между нами раздор. Присев к очагу, миротворица пела О краткости жизни кому-то в укор.

Все было у нас хорошо до тех пор, Пока не уехала женщина эта. И словно внезапно окончилось лето, И стужей отпето повеяло с гор, И снегом тропу замело между нами, И скрылась луна, хоть светила вечор.

Все было у нас хорошо до тех пор, Покуда разлучница не появилась. И вдруг все смешалось, все переменилось, И ты от печали потупила взор. А гостья смеялась, раздор разжигая, Как будто солому бросая в костер.

Все было неладно у нас до тех пор, Пока не уехала женщина эта. И вдруг мы решили в объятьях рассвета, Что наша размолвка – нелепица, вздор. Над белой вершиною солнце вставало, Был в красных тюльпанах альпийский ковер.

СПРАШИВАЛА ЛЮБОВЬ

– Чем ты, как солнцем, полна, голова? – Мыслями о тебе. – Губы, какие вам любы слова? – Венчанные тобой.

– Очи, чем вы очарованы так? – Ликом твоим, Любовь! – Кровь, чей несешь ты потомственный знак? – Страсти твоих рабов.

– Уши, что слаще вам доброй молвы? – Исповеди твои. – Руки, что делать желаете вы? – Вновь обнимать тебя.

– Грудь, обращаешь ты что к облакам? – Вздохи твои, Любовь! – Сердце, что гордо несешь сквозь века? – Раны твои, Любовь!

– Жизнь, кто разжег тебя в мире, ответь? – Кто, как не ты, Любовь! – Кто разжигать тебя будет и впредь? – Кто, как не ты, Любовь!

ТРОЕ

Не первый год, как мужняя жена, Страдая, в друга дома влюблена. И сам он тоже словно обезумел, Его любовь проклятая грешна.

Передо мною, святости полна, Исповедально каялась она. И умоляла слезно: – Стать досужей Молвою эта тайна не должна.

Кунак их дома – мой давнишний друг, Как смертник говорил: – Замкнулся круг. Меня судить ты не имеешь права, Любовь моя – как роковой недуг.

Поверенным их душ легко ли быть: Не осуждать, и не благоволить, И сознавать, что друга от измены Бессилен я достойно защитить?

С тяжелым сердцем думаю о них, О всех троих – друзьях мне дорогих, И обречен с собою взять в могилу Я таинство о близости двоих.

ПЕСНЯ ВИННОЙ БУТЫЛКИ

– Буль-буль, буль-буль! Я знаю вас, Я помню ваши речи. С меня срывали всякий раз Вы шапочку при встрече.

И опрокидывали всласть Над нижнею губою, Зато потом контроль и власть Теряли над собою.

Я градом капелек, буль-буль, Без лишних заковырок, В башках у вас, как градом пуль, Пробила сотни дырок.

– Буль-буль, буль-буль – простой напев, Его внимая знаку, Вы то лобзались, захмелев, А то кидались в драку.

Не пряча слез, меня кляня, К столу склонялись лбами И становились для меня Покорными рабами.

Звучал напев: – Буль-буль, буль-буль, – И жены уходили Порой от вас не потому ль, Что вы меня любили?

Я вам не раз в похмельный час Огонь вливала в глотку И отправляла многих вас За трезвую решетку.

– Буль-буль, буль-буль! – текло вино, А мне какая горесть, Что с кошельками заодно Вы пропивали совесть?