Орел нападает - Скэрроу Саймон - Страница 4
- Предыдущая
- 4/78
- Следующая
Бурлящая водная масса вдруг подняла его вверх, и он увидел, что берег на удивление близко. А вот триремы не было видно нигде. Как не было видно и никого из членов экипажа, а также и римлянки с ее детьми. Волна, вильнув, потянула префекта вбок, к рифам, но дикий страх разбиться о скалы заставил его извернуться и, загребая воду руками, каким-то чудом компенсировать снос.
Не раз и не два ему казалось, что изнуряющее борение напрасно, что его все равно расплющит о камни не та, так другая волна. Однако, продвигаясь вперед пядь за пядью, упорный пловец оказался под прикрытием мыса, теперь защищавшего его от самых грозных нападок стихии, а когда силы префекта совсем истощились, он вдруг почувствовал под ногами каменистое дно.
Потом волна потащила его опять в море, и Максентий, в гневе, вознес хулу богам, вознамерившимся после стольких усилий отказать ему в милости. Однако ярость лишь укрепила его в решении бороться за жизнь до последнего вздоха, и он, стиснув зубы, предпринял еще одну отчаянную попытку добраться до суши. С новым облаком кипящей пены префект рывком преодолел полосу галечной отмели, потом поджался, не позволяя откату увлечь его за собой, и, прежде чем за плечами взметнулась очередная сбивающая с ног волна, с трудом взбежал вверх по скользкому каменистому склону, после чего рухнул ничком и затих.
Вокруг бушевал шторм, осыпая его градом брызг. Только теперь, благополучно выбравшись из воды, префект осознал, как он замерз. Он, сильно дрожа, попытался подняться, но мускулы не повиновались ему. Внезапно поблизости скрипнула галька и кто-то присел рядом с ним.
— Валерий Максентий! Это ты? Ты не ранен?
Дивясь силе женщины, которая приподняла его и усадила, Максентий мотнул головой.
— Тогда пошли! — приказала она. — Пока ты не превратился в ледышку.
Она перекинула одну его руку через свое плечо и помогла ему встать, потом повела по мокрому берегу к пологой ложбине, окаймленной черными очертаниями низкорослого леса. Там, под ветвями упавшего дерева, тщетно кутаясь в насквозь промокший воинский плащ, прятались продрогшие ребятишки.
— Забирайся туда.
Она тоже залезла под стоявшую коробом ткань, и все четверо тесно прижались друг к другу. Их колотила дрожь, тогда как буря все бесновалась, злобно закидывая их жалкое укрытие мокрым снегом. Озирая, насколько позволял рассветный сумрак, и море, и мыс, Максентий так и не обнаружил триремы: флагманский корабль исчез бесследно, словно его никогда не существовало. Люди тоже о себе знать не давали. Видимо, из экипажа не спасся никто.
Неожиданно его внимание привлек пробившийся сквозь вой ветра хруст гальки. Сначала префект решил, что ему это послышалось, но потом звук повторился, причем теперь, он мог поклясться, в нем различались и голоса.
— Похоже, выплыли не мы одни, — произнес он, улыбнувшись женщине, и позвал: — Сюда! Сюда!
В низине возникла темная фигура, за ней другая.
Пришельцы на какой-то миг замерли, один из них что-то выкрикнул, но слова унес ветер. Потом вожак поднял копье, подавая знак невидимым спутникам.
— Валерий, тихо! — шикнула женщина.
Но было поздно. Их увидели. Маленькая толпа разрослась, и ночные гости, с любопытством вглядываясь во тьму, направились к съежившимся от холода жертвам крушения. По мере приближения их черты становились все более различимыми.
— Мама, — прошептала девочка. — Кто это?
— Тише, Юлия!
Отдаленная вспышка молнии озарила небо, осветив окруживших укрытие незнакомцев — странных людей в меховых накидках, со стоящими торчком волосами и яркими, свирепыми глазами на татуированных лицах. На миг и дикари, и римляне застыли в изумленном молчании, но потом маленький мальчик не выдержал, и над побережьем пронесся тонкий, жалобный крик, в котором звенел слепой ужас.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Я просто уверен, что это здесь, — смущенно пробормотал Макрон, оглядывая сбегавшую к пристани темную улочку. — Есть какие-нибудь соображения?
Маленькая компания, топтавшаяся рядом с ним на снегу, ответила дружными унылыми вздохами. Возле Катона — молодого помощника заблудившегося в городском муравейнике центуриона — переминались с ноги на ногу две местные уроженки из племени икени, закутанные в кокетливые накидки с меховой оторочкой. Их отцы, прозорливо предвидевшие момент, когда римские цезари захотят распространить свое влияние на Британию, дали дочерям соответственное воспитание. С малых лет к ним был приставлен образованный, вывезенный из Галлии раб, так что теперь они изъяснялись на латыни, как римлянки, совершенно свободно и лишь с легким акцентом, который Катон находил весьма приятным для слуха.
— Послушай, Макрон, — заявила красотка постарше. — Ты обещал отвести нас в уютную маленькую таверну, и мне совершенно не хочется таскаться всю ночь по морозу, пока ты что-то там не отыщешь. Давай-ка договоримся: раз уж ты так осрамился, мы заходим в первую же попавшуюся нам дверь!
Ища поддержки, она оглянулась на подругу и оптиона, и те, увидев сердитый блеск ее глаз, торопливо кивнули.
— Мы вроде пришли, — поспешно отозвался Макрон. — Да, я теперь точно вспомнил. Это то самое место.
— Лучше бы, чтобы оно так и было. Иначе ты поведешь нас домой.
— Справедливо.
Макрон поднял руку, успокаивая гордячку.
— Пошли.
Маленькая компания, с отвращением озирая нескончаемые ряды темных хижин, гуськом последовала за центурионом. Снег, валивший весь день, прекратился лишь к сумеркам, так что весь Камулодунум с окрестностями укрыло плотным, поблескивающим белизной одеялом, и местные жители в подавляющем большинстве сидели сейчас по домам вокруг дымных очагов. Лишь самая бесшабашная часть городской молодежи позволяла себе коротать вечера в посещаемых римлянами кабачках, где можно было развлечь себя выпивкой, хриплым хоровым пением, а то и хорошей потасовкой.
Римляне, вооруженные в основном только туго набитыми кошельками, забредали в Камулодунум из огромного лагеря, раскинувшегося сразу за главными городскими воротами. Четыре легиона — более двадцати тысяч солдат — зимовали в бревенчатых грубых казармах или землянках, нетерпеливо ожидая прихода весны, когда опять должна была возобновиться кампания по завоеванию огромного острова.
А зима эта выдалась не на шутку суровой, и легионеры, вынужденные изо дня в день пробавляться овощной похлебкой да ячменными кашами, радовались любой возможности сменить обстановку и разнообразить свой стол. Это стало возможно после того, как каждому легионеру выплатили причитающуюся ему долю награды, пожалованной силам вторжения императором Клавдием за победу над вождем варваров Каратаком и захват все того же Камулодунума, столицы мятежного края. Что же до горожан, в основной своей массе торговцев или ремесленников, то они, как это и свойственно всем практичным людям, быстро оправились от потрясения, вызванного военным разгромом, и еще проворней смекнули, что грозные завоеватели, вставшие за городскими стенами лагерем, представляют собой превосходный источник наживы. По всему городу, как грибы после дождя, множились кабаки и таверны, где заскучавшие легионеры накачивались как местным элем, так и заморскими винами, привозимыми с континента купцами, не боявшимися ради хорошего барыша снаряжать суда в зимние рейсы.
Правда, тем жителям Камулодунума, которым от завоевателей ничего не перепадало, толпы пьяных иноземцев, скандальных, всюду блюющих и горланящих непристойные песни, особой радости не доставляли. В конце концов терпение городских старшин лопнуло, и они отправили к командующему силами вторжения Плавту своих делегатов, и те со всяческой деликатностью заявили, что в целях упрочения союза, заключенного Римом с племенем триноватов, было бы, вероятно, разумно запретить солдатам посещать город.
Плавт на такие строгости пойти не мог, ибо понимал, что попытка запереть солдат на всю долгую зиму в лагере, лишив их самых простых развлечений, чревата бунтом. Но и терпение горожан могло лопнуть, что также в скором времени обернулось бы мятежом. В итоге было выработано взаимоприемлемое решение. Доступ римлян в Камулодунум ограничили квотой и в соответствии с ней стали выдавать пропуска. Количество гуляк в городе действительно сократилось, зато уж те, кто туда попадал, веселились вовсю.
- Предыдущая
- 4/78
- Следующая
