Орел нападает - Скэрроу Саймон - Страница 73
- Предыдущая
- 73/78
- Следующая
Командир штурмового подразделения, самый старший и опытный центурион легиона, отдал приказ сформировать «черепаху». Спустя пару мгновений вся наступающая когорта как с боков, так и сверху надежно прикрылась панцирем из плотно сомкнутых солдатских щитов. Разумеется, это сразу замедлило ее продвижение, зато теперь люди были защищены от снарядов, большая часть которых молотила по бронзе, не нанося никакого урона. В ставке Веспасиана, внизу, тоже слышали этот глухой несмолкаемый стук.
Миновав еще один поворот, штурмовая когорта волей-неволей попала в мешок между нависшим над ней оборонительным бастионом и тяжелыми створками наглухо запертых главных ворот. То был критический момент штурма, поскольку атакующие попадали под перекрестный обстрел и не могли установить таран в нужном месте, пока враг сохраняет господство вверху.
Однако старший центурион прекрасно знал свое дело. Прозвучал спокойный, четкий приказ:
— Первой центурии рассыпаться для атаки!
Хорошо обученные солдаты, как один, развернулись и устремились по насыпи к бастиону. Дуротриги, далеко еще не истощившие запас стрел и камней, встретили их жестким обстрелом. То, что они находились наверху, давало им несомненное преимущество. Многие римские воины замертво падали с круч и катились назад, но врагов было слишком мало, чтобы долго держать оборону, и в скором времени все они полегли под безжалостными мечами легионеров.
Как только бастион был очищен, на него тут же взбежали стрелки. Из своих составных луков они принялись забрасывать стрелами защитников главных ворот, ныряя время от времени за щиты захвативших укрепление пехотинцев. Лучникам и пращникам дуротригов пришлось вступить с ними в перестрелку, что неминуемо отвлекло часть внимания варваров от «черепахи», под защитой которой тяжелый таран начал свою размеренную работу по сокрушению крепостных прочных ворот.
Едва первый глухой удар достиг слуха Веспасиана, он тут же вспомнил о молодом оптионе и горстке других храбрецов, вознамерившихся пробраться в крепость. Для них грохот тарана должен был послужить сигналом к началу задуманной операции.
На нижнем конце сточной, выведенной за крепостные пределы канавы внезапно пришла в движение куча отбросов. Окажись там поблизости часовой, он бы, возможно, не поверил глазам, увидав, как из зловонного месива словно бы сами собой появляются воины, судя по всему кельты, и бесшумно, как призраки, пропадают из виду. Канава уходила под частокол, и ее верхняя, прикрытая досками часть с широкой дырой для слива всяческой дряни находилась уже за палисадом.
Еще ночью, когда механики только-только взялись за установку орудий, маленький отряд, составленный из отборных воинов бывшей Шестой центурии Четвертой когорты во главе с оптионом Катоном и громадным икеном, скрытно обогнул крепость.
Обнаженные, с разрисованными синими кельтскими спиралями торсами, смельчаки были вооружены длинными кавалерийскими палашами, которые на первый взгляд могли сойти за мечи дикарей. Празутаг провел всю команду через валы и через рвы с хитро вбитыми кольями к нагромождению нечистот и падали. Там с молчаливым отвращением римляне затаились и замерли в ожидании утреннего удара тарана.
Когда вдали тяжко грохнуло, Катон мигом отпихнул в сторону гнилую оленью тушу и на четвереньках пополз вверх по склону. Празутаг, своей прирожденной ловкостью напоминавший ему огромную обезьяну из тех, что порой участвуют в цирковых представлениях, последовал его примеру, как и все остальные атлетически сложенные молодцы, которых, впрочем, отбирали в отряд не только за грубую силу. При равных данных Катон отдавал предпочтение галльским парням. Тем было легче сойти за бриттов.
К тому времени, когда все они поднырнули под частокол, грохот тарана обрел ритм и погребальную мрачность. Низкие, далеко летящие звуки напоминали глухие рыдания. Катон поежился, потом указал на дыру, и Празутаг привычно подставил ему свой мощный корпус. Молодой оптион, используя эту живую опору, осторожно выглянул из отверстия и, на сей раз при дневном свете, пристально обозрел обширное укрепление.
Пространство непосредственно перед ним было безлюдным, справа, за огромной плетеной фигурой, перед воротами теснилась темная масса ополченцев и воинов-дуротригов. Все они готовились с оружием в руках дать отпор римским захватчикам, когда те ринутся на прорыв, как только таран сокрушит деревянные створы.
Заметив в толпе много черных плащей, Катон удовлетворенно ухмыльнулся. Препятствий на пути маленького отряда становилось все меньше.
Он перекинулся через край доски, выбрался на настил и протянул руку вниз, чтобы помочь следующему солдату. Один за другим римляне пролезали через дыру и отползали к ближайшему загону для мелкой скотины. Наконец внизу остался один Празутаг. Могучий икен ухватил Катона за руки, рывком подтянулся и только потом оперся на скрипнувшие под его ладонями доски.
— Вы, икены, все такие увесистые? — спросил Катон, потирая запястья.
— Нет. Мой отец будет покрупнее, чем я, — простодушно ответил гигант.
— Вот как? Тогда ты просто представить себе не можешь, как я рад, что вы здесь не вдвоем.
Они присоединились к прочим легионерам, и Катон, таясь, повел свой отряд между загонами к огороженной территории, на которой размещались одни друиды. Возле последнего загона он дал знак остановиться, затем осторожно высунул голову из-за плетня и тихо выругался. Двоих друидов все же оставили караулить проход. Черные жрецы сидели на корточках и что-то жевали. Похоже, суматоха у дальних ворот ничуть их не волновала. Катон убрал голову за плетень и велел своим парням не высовываться. Не следовало обнаруживать себя до прорыва, но следовало молить всех богов, чтобы за это время друидам внезапно не вздумалось до срока начать свой обряд.
— Дела там идут не лучшим образом, — проворчал Веспасиан, следя издали за ходом схватки.
Плотная масса легионеров, оберегавших и раскачивавших таран, находилась под непрерывным жесточайшим обстрелом, ибо бритты перебрасывали сюда всех своих наиболее метких пращников и стрелков из луков. Земля перед воротами была усеяна красными щитами и серебристыми кольчугами римлян.
— Мы можем отозвать наших людей, командир, — предложил Плиний. — Пусть наши лучники с метателями пополнят свои запасы и предпримут вторую попытку.
— Нет, — отрезал Веспасиан.
Плиний смотрел на него, ожидая объяснений, но легат молчал. Любое ослабление натиска на ворота могло пагубно отразиться на участи храбреца оптиона и отряда таких же, как он, молодцов. Они, правда, могли уже дважды погибнуть, но думать об этом легат не хотел. Он предпочитал исходить из того, что их затея находится в стадии осуществления.
Катону необходимо было дать шанс, а это значило, что и Первой когорте следовало, как и прежде, толочься на простреливаемом отовсюду пространстве перед воротами хорошо защищенной твердыни. Впрочем, дальнейшее пребывание бойцов под обстрелом оправдывалось и другими резонами. Если велеть легионерам отойти вниз, потерь при отходе окажется еще больше, да и каково будет уцелевшим в такой переделке парням после отступления и пополнения боезапаса идти второй раз на приступ, или, говоря по-иному, искушать дважды в один день судьбу? С другой стороны, торчать под обстрелом и невесть чего ждать солдатам тоже не очень-то просто, и Веспасиан понимал, как важно сейчас чем-нибудь подбодрить их и любым способом поддержать дрогнувший боевой дух.
— Коней мне и знаменосцу!
— Но, командир! — воскликнул потрясенный Плиний. — Ты ведь сам вовсе не должен…
— Коней! Это приказ!
Пока седлали коней, Веспасиан подтянул ремешки своего шлема.
Он взглянул на знаменосца и порадовался его спокойствию, столь необходимому в воине, которому выпала честь нести в бой орла легиона. Рабы бегом подвели коней. Веспасиан и знаменосец, приняв поводья, вскочили в седла.
- Предыдущая
- 73/78
- Следующая
