Командир - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая

— Быстрее на выход! Слышите?! На выход!

Сам же бросился к кабине и сразу остановился. Кабины не было, от удара об дерево ее сплющило и вмяло, посмотрев на тонкую струйку крови, стекающую по искореженному дюралю, только расстроенно махнул рукой. После чего подошел к телу старшины и, подобрав с пола ППД, начал снимать ремень с запасным диском и кобурой пистолета, заодно прихватил чей-то сидор. Пока двое парней боролись с дверью, которую заклинило при жесткой посадке, я быстро привел себя в порядок и, накинув ремень автомата на плечо, стал помогать открывать дверь.

С жутким скрипом дверь немного приоткрылась и снова встала, но пролезть было можно. Я первым выпрыгнул на берег озера, в который врезался самолет. В двух метрах плескалась вода, остатки хвоста были в воде. Подав руку, я помог спуститься раненому, фальшмайору и еще двум командирам в звании капитана и старшего лейтенанта, у всех были общевойсковые эмблемы.

Над нами пронеслись быстрые тени, я крикнул, что истребители идут на второй заход, и мы все вместе, придерживая раненого, побежали в глубь леса.

— Как мы так быстро пересекли линию фронта? Да и вообще, расскажите, что было, пока я был в отключке, — задал я волнующий меня вопрос, когда мы удалились от самолета километра на три и сели отдохнуть.

После того как немцы улетели, мы вернулись к самолету, надеясь прибарахлиться, но нас ждало разочарование в виде густого дыма и начавшего разгораться транспортника. Махнув рукой и подхватив раненого, который совсем сомлел, мы двинулись в глубь леса. Из оружия на пятерых, считая раненого, у нас были один ППД, три ТТ и два «нагана». Проверив свою кобуру, я обнаружил там револьвер марки «наган» вместо привычного ТТ. Сейчас, сидя в тени деревьев, которые своей широкой листвой защищали нас от палящего солнца, я слушал фальшмайора. При этом разбирая автомат и тщательно его чистя найденной в сидоре тряпочкой.

Пока я прохлаждался под присмотром врачей в Киевском военном госпитале, куда меня доставили со всей возможной скоростью, местные опера НКВД устроили проверку деятельности этого Шкета и за два дня такого накопали, что ему светила вышка. После того, как врачи дали добро на мое перемещение из пункта «А» в пункт «Б», прошло семь дней. Приказ из Москвы гласил: доставить немедленно. Маршрут самолета был проложен недалеко от линии фронта, летели рядом всего минут десять, а в зубы к немцам попасть успели.

— Понятно. Кстати, как там Никаненков и остальные? Нормально прорвались?

Фальшмайор, вздохнув, сказал:

— Никаненков вышел с двумя бойцами. Разрозненные группы выходили еще в течение суток. В общем, недалеко от передовой они напоролись на немцев, начался бой, в который втянулись все наличные танки, а тут им ударили в спину моторизованные части немцев при поддержке танков, началась бойня. Со слов выживших, машины с ранеными давили танками, в общем, прорваться сумели немногие, общим числом где-то человек двадцать!..

На меня тяжелым грузом свалилось это известие. Это же я их отпустил, чтобы под ногами не путались, пока я штурмую лагерь. Немного погоревав о бойцах, я стал слушать дальше.

— …взяли под колпак, все сведения подтвердились! Правда, двоих взяли, а у остальных ждем, когда выйдут на связь сообщники.

«А, это он о диверсантах, про которых я наболтал Сашке. Понятно».

— Товарищ майор, мы забыли представиться друг другу, — произнес я с улыбкой. Удивленно посмотрев на меня, майор усмехнулся и представился:

— Старший майор Мезенцев Анатолий Михайлович. Представитель Ставки.

— О как. Ну а я капитан Михайлов. Он же старший лейтенант Солнцев…

— …он же попаданец из будущего. Генерал Романов вышел из окружения, смог пробиться.

— Понятно. Эпопея с захватом немецкого генерала, я так думаю, вам тоже известна?

— Нам известно практически все!

Отойдя от отдыхающих подальше, мы разговорились. Мезенцева интересовало все, что я помнил и знаю, но разговор довольно быстро прервался. Минут через двадцать к нам подошел капитан и хмуро сказал:

— Корольков умер… Уходить надо, как бы немцы не нагрянули.

Мы быстро собрались, завалили тело умершего листвой и, забрав документы, направились дальше. Через три часа я уловил запах дыма и, принюхавшись, уверенно направился в ту сторону.

Через полчаса мы осторожно вышли на опушку леса. Осмотрев в бинокль, забранный у капитана, небольшой хутор, я озадаченно нахмурился.

— Там немцы, — сказал я, опустив бинокль, и, передав его Мезенцеву, добавил: — Но немного.

— Почему ты так решил?

— Вон за сараем торчит мотоциклетное колесо, даже отсюда виден номер на крыле. Да и часовых не видно, только один у колодца.

— Где? А, вижу.

После некоторого осмотра хутора майор объявил:

— Обходим и идем дальше.

— Товарищ старший майор, вон же транспорт есть, чего пехом-то шлепать? Заберем — и дальше поедем как белые люди.

— Опасно, рисковать я не буду.

И ведь действительно не дал, несмотря на все мои просьбы. Даже не послушал обещание, что я один там справлюсь. Не пустил, так мы и пошли дальше пешком.

Отмахиваясь от паутины, которая так и старалась попасть на лицо, я шел вторым после старшего лейтенанта по фамилии Санычев. Капитан оказался татарином, земляк, с фамилией Сафиуллин, хотя по лицу русак русаком.

— Хальт!

От неожиданности я присел, это меня и спасло, очередь прошла над головой, скосив Санычева и Мезенцева. Дав в ответ длинную очередь патронов на двадцать, я ломанулся в сторону. Капитан бежал за мной, стреляя на ходу из ТТ.

Отбежали мы недалеко, заметив рядом старое поваленное дерево, перепрыгнули через него и затаились. Капитан торопливо менял магазин, а я, стараясь унять бешеный стук сердца, сделал пару глубоких вдохов-выдохов — все-таки семь дней в больничной койке не остались без последствий, мне было тяжело. Прикрываясь стволом, я по-пластунски заполз в яму от упавшего дерева и, выглянув, осмотрелся, меня же прикрывали торчащие корневища.

То, что я увидел метрах в двадцати от нас в просвете между деревьями, мне показалось лысой головой, и как только она зашевелилась, понял, что ошибся, приняв жо…у за голову. В поле зрения были также видны лежащие Мезенцев с Санычевым. Посмотрев на немца, который, похоже, сел с бумажкой поразмышлять о былом, правда, при этом не забыв прихватить автомат, я прицелился и дал очередь в три патрона. Сразу же раздался громкий вопль боли. Немец схватился за остатки задницы, которую разворотили мощные тэтэшные пули, и стал кататься по земле. Второй очередью я прервал его мучения и, резко развернувшись, полоснул очередью по двум немцам, вывалившим из-за кустарника, после чего дал длинную очередь по кустам, в которых еще кто-то шебуршился.

Вдалеке началась стрельба, в которой ведущее слово взяли в основном немецкие карабины, автоматов практически не было слышно. До нас доносились крики, причем в основном на русском с редкими вкраплениями немецкого. Мы с капитаном озадаченно переглянулись, я недоуменно пожал плечами в ответ на его вопросительно приподнятую бровь и снова прислушался.

Вдруг раздался треск сучьев под чьими-то ногами, сюда кто-то бежал, причем хрипло дыша. Перезарядившись, я взял на прицел то место, где слышался шум, и приготовился. Между деревьями замелькала бегущая фигура в такой знакомой и родной советской форме красноармейца. Шум приближался, теперь вместо одного бойца мимо нас стали пробегать одиночки и группы бойцов, и их вид дал мне понять, что тут происходит.

Повернувшись к капитану, лежащему в двух метрах от меня и стерегущему тыл, сказал с сомнением:

— Похоже на побег пленных. Наверное, этот засранец из охраны военнопленных, и не из последних, раз имеет автомат. Мы на него наткнулись, и вот результат.

Мое внимание привлекла группа бойцов, бегущих компактной группой, у одного из них был немецкий карабин. Пристально разглядывая группу, я с сомнением произнес:

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая